Леонид обязательно умрет
Шрифт:
– Вы только посмотрите на нее! – выпячивала тетка могучую грудь. – Да это ж проститутка! Шалава!.. Еще, дрянь, без очереди лезет!
Геля сохраняла видимое спокойствие и продолжала требовать:
– Мою колбасу! Я имею право!
– Ишь, она имеет право! – взвинчивала скандал обиженная тетка. – Ты что ж, мать многодетная?
– Нет… Колбасу!
– Инвалидка?
– Нет… Я жду!
– Герой Советского Союза? – издевалась тетка вовсю, призывая очередь к травле.
Очередь с удовольствием принимала приглашение и злобно ржала.
– Я – кавалер…
– Никто
И здесь Гелина нервная система не выдержала. Просто мозг решил, что пришла пора действовать. Она сжала пальцы в кулак и сверху вниз тюкнула визжащую бабу по носу. Ударила сильно и больно. Теткин нос лопнул, будто помидор, забрызгав онемевшую очередь кровью.
– Мою колбасу! – попросила Геля вновь.
Продавщица, ошарашенная произошедшим, тотчас подвинула бумажный сверток просительнице и скрылась в подсобке.
В это мгновение ударенная тетка повалилась с запозданием на спину, увлекая за собой часть обалдевшей очереди. Но этого уже Геля не видела. Она шла по улице, переполненная тихой истерикой.
На Петровском бульваре ее задержали милиционеры.
Доставили в отделение, подержали некоторое время за решеткой, а потом вывели в кабинет для дознания.
В светлую комнату набилось пол-очереди из магазина. Мужчины и женщины, записавшиеся в свидетели, сверкали глазами, наполненными справедливым гневом. Перед столом оперуполномоченного сидела грудастая тетка, засунувшая в разбитую ноздрю огромный мужской носовой платок.
– Вот она, стервь! – провозгласила раненная в нос.
– Попрошу не выражаться! – призвал дознаватель к порядку. Он хотел побыстрее закончить с этим мелким происшествием, запрятать хулиганку на пятнадцать суток от общества и отправиться домой к футбольному матчу, чтобы посмотреть его вместе с сыном, пивом и воблой. – Что же это вы, гражданочка, учинили, – оборатился он к Ангелине. – Факт хулиганства!.. Пьете?
– Алкоголичка! – шмыгнула подтекающим носом пострадавшая. – По морде видно!
– Я не пью, – спокойно произнесла Геля. Истерика прошла, и она уже сожалела о том, что натворила. – Простите, я виновата…
Никто из свидетелей не ожидал извинений, а потому всем захотелось по домам.
– Ну вот, извиняетесь, – удивился дознаватель. – А раньше подумать?.. Вам же уже не двадцать лет… Могли бы и подумать!.. Теперь гражданочка заявление написала, а я ход ему обязан дать!.. Если только она вас простит и заберет бумагу!..
Тетка только хрюкнула от такого невероятного предположения.
– Под суд! – отрезала она.
– Вот видите, – сожалел милиционер.
– Под суд так под суд, – спокойно согласилась Ангелина.
Грудастая была довольна таким исходом дела.
– На двадцать лет, в одиночную камеру! – затребовала пострадавшая.
– Лучше расстрелять, – уточнил дознаватель.
– Ага, – согласилась тетка.
Милиционер закончил составлять протокол, а потом попросил свидетелей расписаться.
– Все свободны! На суд вас позовут!
Обыватель тотчас
покинул отделение милиции, оставив преступницу и пострадавшую наедине с представителем закона.Закон еще раз спросил потерпевшую:
– Не хотите миром дело порешить?
– Бумаге ход! – зло отрезала грудастая.
– Свободны!
Тетка с торчащим из ноздри окровавленным платком вывалилась из кабинета.
Милиционер чувствовал, как у него почему-то испортилось настроение. Про футбол и пиво как-то забылось. Он не отпускал Ангелину в камеру и сам не знал, почему это делает.
– И чего ты без очереди полезла? Куда спешила?
– Никуда, – честно ответила Геля.
– Зачем тогда?
– Настроение было плохое.
– Сейчас лучше?
Она промолчала.
– Здесь пятнадцатью сутками можно не обойтись, если потерпевшая будет настаивать!
– Пускай…
– Ну как знаешь! – с досадой проговорил дознаватель и пододвинул к Геле протокол. – Пишите гражданка Лебеда, что «с моих слов записано верно», и подпись…
Она вывела на протоколе требуемое, а потом сказала:
– Я – полный кавалер орденов Славы.
– Что? – переспросил милиционер.
– У меня три ордена Ленина, четыре Красной Звезды… У меня тридцать четыре боевые награды…
Он подумал, что она сумасшедшая.
– Зачем врешь?
– Удостоверение в авоське… С колбасой…
Он приказал, чтобы принесли сумку.
Дознаватель заглянул в нее и констатировал: —; Колбасы нет…
Зато на дне обнаружилась алая книжечка…
Он долго смотрел в нее, а она чего-то застеснялась.
– Сожрали, гады, колбасу! – озлился милиционер.
– Черт с ней!
Они более ни о чем не разговаривали. Он разорвал протокол, а затем и заявление грудастой тетки полетело в мусорное ведро. Протянул ей удостоверение и сумку.
– Иди…
Она случайно коснулась его руки и почувствовала холод. Тоненькой струйкой мороз втек в нее, поднялся по жилам к самому сердцу и вошел в него хозяином.
Господи, как давно этого с нею не происходило! Она уже поверила, что такого с нею больше никогда не случится, что ее миссия – провожать мужиков на тот свет закончена!.. Ей хотелось кричать, но лицо Ангелины хранило кладбищенский покой…
Она ждала его на улице…
Они стали встречаться. Делали это тайком, так как у него имелась законная жена и почти взрослый сын от нее.
Он сравнивал крепость и красоту ее груди с вороненым оружейным металлом. Очень любил свой пистолет…
Геля продолжала работать в пельменной, и красная стрелка весов чудилась ей стрелкой времени… Когда?..
«Когда» наступило через шесть лет, чуть было не заморозив Ангелинино сердце насмерть.
Они сопровождали инкассаторскую машину. Их было трое крепких мужиков, бывших ментов, и каждый получил по пуле в колено. Двое других через пару месяцев вылечились, а у него – гангрена. Да как-то запустили ее, пока решали ногу сохранять. Потом отрезали по бедро, но его сердце милиционера было уже охвачено смертельным жаром… Хоронить не ходила, даже не плакала…