Лепесток за лепестком

Сдерживая прыгающее сердце, Агесандр вышел в темный коридор и медленно двинулся вдоль стены. На ступенях главной лестницы услышал издалека тонкий храп спящего человека. «Ночной вахтер!» – догадался и замер. С трудом заставил себя сдвинуться с места и на ватных ногах стал приближаться к спящему.

Когда Агесандр нащупал ручку двери и бесшумно сдвинул в сторону тяжелый засов, человек перестал храпеть. Юноша похолодел.

– А? – сказал вахтер.

Агесандр замер, опасаясь вдохнуть. Наконец он услышал, как вахтер пробормотал что-то сонным голосом, встал из мягкого кресла и зашлепал в глубину фойе. Там загремели пружины старого дивана и вновь послышался храп.

Спустя минуту Агесандр торопливо шел по безлюдной улице мимо холодных домов. Он с удивлением видел далеко вверху над собой яркий круг и множество светящихся точек.

– Холодное солнце! – шептал он самому себе. – Холодные искры!

Когда край утреннего солнца появился над кромкой далеких гор, юноша радостно вскрикнул. Размахивая руками, побежал по мокрой траве. Он что-то кричал и обливался слезами.

Елена Карелина

г. Санкт-Петербург

Творчество автора отмечено более чем четырьмя десятками дипломов и грамот, в том числе специальным дипломом Международного Грушинского интернет-конкурса и дипломом Международного литературного конкурса «ВКР» «За яркость красок и импрессионизм в поэзии». За значительный вклад в развитие г. Санкт-Петербурга награждена медалью «В память 300-летия Санкт-Петербурга». За литературную деятельность в духе традиций русской культуры награждена звездой «Наслдiе» II степени. За вклад в укрепление национального самосознания и патриотизма награждена медалью «Георгиевская лента 250 лет». За вклад в развитие русской литературы награждена медалью «Александр Пушкин 220 лет», «Антон Чехов 160 лет», «Анна Ахматова 130 лет», «Сергей Есенин 125 лет».

Член МСП «Новый современник» и РСП. Участник более сорока коллективных сборников и альманахов. Автор книг: «Здесь и сейчас», «Жизнь под зонтиком», «Встречи», «Монологи», «Дорогой млечной».

Из интервью с автором:

– Не мыслю себя без стихов. Литературная героиня – личность самостоятельная и своевольная, но мы с ней ладим.

Летала

Летала во снах голубых, как топазы,и падала больно…Смеялась: мол, сглазилсосед.Он цыганских кровей, не иначе —недаром отводит черные очи,как будто бы прячетукраденное по своим бездонным карманам.Да, впрочем, все это неважно.Читала романы:Моэма и Пруса,Фейхтвангера и Мопассана…По лезвию бритвы,по самому краю вулкана,под пристальным оком соседей,а чаще – соседок.Куда там Рентгену! —так взгляд их пронзительно-меток…Что толку об этом…Судьба просто злая.Летает ли девочка нынче,кто знает…

Путеводные гаечки

Время салатов и морса из клюквы (развесистой)…Часики тикали, тикали… Тося-разумница…В омуте тихо – уснули русалка и бестия,Ходит зазноба в ознобе Заречною улицей.Поезд догнать не проблема влюбленному Ванечке.Жизнь и любовь не всегда нам рисуют параболу.Я научилась бросать путеводные гаечки,Только дороги мои все устелены граблями.Буба Касторский легко разыграет Овечкина,Песню таксисту споет деревенская женщина…Время салатов и морса становится вечностью,Яркими алыми маками вечность расцвечена…

Антракт

Антракт. Гримерка. Подправить макияж.ТипажИз года в год все тот же – травести.В честиУ режиссера и труппы.Как глупо —Не прима. Даже Коломбина —Мимо.Девчонка. Рыжие косицы и банты…А тыСчитаешь от аванса до получки деньгиИ делишьРубли на дни. На выдохи и вдохи.ЛохмотьяНеисполненных желаний, несыгранных ролейДля королейПерешиваешь в штучки «от кутюр».ГламурВполне, изысканна и модна.БомондуКажешься удачливой и близкой,Актриска.Ни в дом, ни в душу не пускаешь никого,А тоЕще узнают правду и поймут,Что тут,Среди руин разрушенной мечты, —ЦветыИз снов, исполненных надежды.НевеждыДумают: «Забавная левретка!»И «детка»Говорят тебе. ХохочешьИ хочешь,Чтобы провалился этот свет,БанкетИ эти маски, что вокруг шныряют.РоняютРозы из букетов лепестки.ТоскиГорчинка оттенит вино.ДавноНе плакала. Оплакано. Почти забыто.БитваПроиграна, но не закончена война.Одна.Звенит звонок. Быстрей припудрить носОт слез.– Твой выход, Рыжая!..

Загнанно (тварь)

располовинив себя между здесь и тамвыскочит глазом кося очумелый зверьрыжая тварь получившая по мордамвыхаркнет матерно зубы своих потерьдраным хвостом заметая надежды следчерез поля долетит до лесов границкружится над головой прошлогодний снеглипнет на мокрые стрелы ее ресницщелкнет вослед капкан возведенный в законшубу бы бабе причмокнет мечтая дедрасполовинив себя между ты и онзагнанно дышит тварь в суете сует

Суетится шальная надежда

Я попала в просак [3] .Все веревочка вьется и вьется —Из моих ожиданий, желаний, из прочей пеньки…Время влито в винил баритоном забытого Отса,И роняют, роняют цветы на песок лепестки.Время влито в гранит стрекозы слюдяными следами,Что пропела в полете и канула камнем ко дну.Облетела листва в золотисто-багряном дурмане,Доезжачий-ноябрь на последние листья порскнул.Облетела листва, обнажая нажитые годы,Нажитого не жаль обменять на доверчивость грез.Но куда ни гляди, у причалов мои пароходы,И, ржавея, печально в тупик укатил паровоз.Но, куда ни гляди, суетится шальная надежда,Подтолкнув под бока утомленных печальных сестер.Я попала в просак.Это значит, что все, как и прежде, —Монологов моих полыхает багряный костер.

3

Просаком в старину назвали станок для кручения веревок (Е.А. Иванова. Русский язык и культура речи. Учебное пособие под ред. Н.И. Черновой).

Поэтка

Тряпку прополоскать, отжать, на швабру надеть – шурух-шурух по полу.

А че такого-то? Думаете, раз поэтка – так шелк-шифон, шляпы-ленты, каблуки-перчатки? Перчатки – они есть, да не те, ажурные, или тонкой кожи, а резиновые. Иначе пока с водой да с химией возишься – потом никаким кремом не спасешься, руки не восстановишь.

Шурух-шурух – поэтка, поэтка… Разве бывают поэтки-уборщицы? Хотя поэтки – они какие только не бывают! Кто-то – тетка со шваброй, а я вот одну знаю – самую настоящую-пренастоящую поэтку, так она вообще баба с веслом!

Это просто все ждут, что поэтки сродни феечкам. Этакие…

В хрустальных туфельках тридцать второго размера. А если у нее чуни на десять размеров больше, то от этого она что, уже не поэтка? Или максимум – андеграунд? В смысле, дитя подземелий, нимфа подвалов? Вы наши подвалы видели? Арочно, кафельно-мозаично, светло, тепло… Можно, конечно, наоборот – чердачно. Голуби курлычут, ветра музицируют, облака плывут, словно парусники. Сплошной мейнстрим. А поэтки, они всегда – мимо. Их нигде не ждут – ни в андергаунде, ни в мейнстриме. Ибо все места расписаны еще «до» и вперед «на». И локонов золотых нет. Есть что-то напоминающее гнездо.

Чье гнездо? А фиг его разберет. Может, воронье, а может, хомячковое. Пух да перья врастопырку. Платочком повязалась – вот и ладно, уже красавица. И, скажите на милость, куда носить эти платья? Да-да, вот эти: черное со шлейфом, красное с декольте до копчика, зеленое с брабантскими кружевами? Полы в них как мыть, спрашиваю? Шурух-шурух, прополоскать, отжать…

Врут всё люди. Что врут? А всё врут. Про поэток. Нет, наверное, есть и такие: утром проснется в спальне, залитой солнечным светом, откушает кофе и круассаны с видом на Эйфелеву башню, потом прогуляется по Монмартру, надышится-напитается, так сказать, высоким – и за перо – творить! Отчего ж не творить-то, когда вокруг сплошная богема!