Лесная невеста

Сам хозяин дома сидел не во главе стола, а посередине, на особом возвышении. Между дядей и племянником Зимобор не заметил никакого сходства: конунг был довольно щуплым стариком с длинными, совершенно белыми волосами, немного сгорбленный, с блеклыми серыми глазами. Становилось понятно, почему он с такой охотой держит при себе сына сестры и поручает ему многие важные дела. Отвага и доблесть Бранлейва ярла, как его тут звали, помогала защитить Свеаланд от посягательств воинственных соседей, и Бранеслав исполнял те обязанности, на которые у самого конунга уже не хватало сил.

Дальняя часть покоя, где стоял более короткий поперечный стол, принадлежала женщинам. Среди них сидела и здешняя княгиня. По правде сказать, особой красотой она не отличалась: скорее эта рослая, сильная женщина с грубоватым, но добрым лицом походила на лошадь. Возле нее играли двое детей: мальчик лет восьми и девочка на пару лет младше. Зимобор поначалу принял их за конунговых внуков, но Доброгнев рассказал, что это дети от второй жены Бьёрна конунга, взятой после смерти первой, бездетной, да и то после свадьбы детей пришлось ждать целых восемь лет. Эти двое – наследники конунга, и он ими очень гордится, хотя опять завел побочную жену, молодую и красивую, велел построить для нее хороший двор за лесом и часто ездит к ней. Здесь было не принято, чтобы сразу несколько жен хозяина жили в его доме, хотя само наличие побочных жен не порицалось.

Приезжих рассадили напротив хозяина, и почетное место в самой середине досталось воеводе Доброгневу. Хорошо зная свейский язык, тот поддерживал беседу с конунгом, а Зимобор, понимавший кое-что, мог только разобрать, что речь идет о торговле и о делах на южном берегу Варяжского моря. Хват вертел головой, разглядывая местных девушек, и раз за разом толкал Зимобора локтем и призывал посмотреть то на одну, то на другую.

Девушки были ничего: стройные, светловолосые. Но, глядя на них, Зимобор ощущал острую, прямо-таки ранящую тоску по Дивине. Именно при виде девушек, улыбавшихся «храуст гардск хирдман» [35] , он осознавал, как далеко его занесло от городка Радогоща, где таится исток всех превратностей его судьбы, прошлых и будущих. Он не понимал, откуда у него такая уверенность, однако не мог избавиться от убежденности, что оставил позади все то, к чему стремился. И что иначе пока нельзя. Чтобы выйти к свету ростком, зерно должно пробиться сквозь землю…

35

«Xрабрый воин из Гардов», то есть с Руси.

– И я хочу, чтобы ты сопровождал меня вместе со всем твоим войском, – вдруг разобрал он в общем шуме голос княжича Бранеслава.

Эти слова были сказаны по-славянски, поэтому он их услышал. Зимобор обернулся и глянул на воеводу, пытаясь понять, о чем идет речь.

– Княжич говорит, что скоро за невестой едет! – перевел для своих спутников Доброгнев. – С княжной здешней он обручился.

– Какой княжной? – Зимобор в изумлении посмотрел на маленькую девочку и тут же сообразил, что она – дочь Бьёрна конунга и Бранеславу приходится двоюродной сестрой.

– Здесь – Свеаланд, а южнее, мы мимо проезжали, живут ёты, – пояснил воевода. – И у тамошнего князя есть внучка, и…

– Красивее, благороднее, учтивее и разумнее, чем йомфру Альви, нет девушки на свете! – пылко воскликнул Бранеслав. Лицо его осветилось, глаза засверкали, и широкая улыбка задышала искренним счастьем и восторгом. – Я увидел ее на празднике Середины Лета, и она дала согласие стать моей женой. Я уговорился с ее дедом, Ингольвом конунгом, что приеду за ней ко времени осенних пиров. Это время подошло, и я хочу, чтобы вы все сопровождали меня, чтобы оказать честь моей невесте. Ведь она будет княгиней в Полотеске, когда я вернусь и привезу ее с собой.

– Оно конечно… – Доброгнев вздохнул. – Только бы тебе с отцом посоветоваться сперва, княжич…

– Я нашел самую лучшую невесту, и род ее таков, что сам кейсар Миклагарда [36] почел бы за честь назвать ее своей женой! – с гордостью ответил Бранеслав. – К тому же мой мурбрур… э… вуй то есть, Бьёрн конунг, одобряет это сватовство.

Он даже нахмурился, словно Доброгнев подвергал сомнению достоинства его невесты. При самолюбии княжича все, что имело к нему отношение, было или должно было быть лучшим на свете, и всякий, кто в том усомнится, стал бы его врагом.

36

Миклагард – скандинавское название византийской столицы Константинополя, у славян – Царьграда.

– Ну, я тебе не отец, чтобы указывать! – Доброгнев развел руками. – Только все-таки оно… без отца такое дело решать…

Но Бранеслав слишком привык за последние десять лет жить без отца и все свои дела делать самостоятельно. Однако, как он ни расписывал выгоды будущего союза, Доброгнев сохранял озабоченный вид. И Зимобор понял, в чем тут дело. Ему вспомнился разговор по пути: на детях княгини Творимилы лежало какое-то проклятие, уже унесшее дочь. И сын, стоя перед таким крутым переломом в жизни, как женитьба, тоже подставил себя под удар судьбы.

Но, беспокоясь за княжеского наследника, воевода Доброгнев тем более хотел ему помочь и сразу согласился сопровождать Бранеслава. До отъезда оставалось совсем немного. Целыми днями на гостином дворе толпились торговые гости из разных земель – разноплеменные варяги, западные славяне, франки, фризы, даже арабы. В обмен на хорошие меха, везде высоко ценившиеся, они предлагали хлеб, сушеную и соленую рыбу, вино.

Зная, как нужен сейчас кривичам хлеб, иные торговцы попытались поднять цены, но тут в дело вступил сам княжич Бранеслав.

– Имей в виду, Гуннар, если ты вздумаешь наживаться на бедах моей родины, я на тебя обижусь! – пригрозил он, и это возымело действие.

Здесь знали, что будет, если Бранлейв ярл обидится. «Мирной землей», где запрещены вооруженные столкновения, является только сам вик Бьёрко, но ведь есть еще море, и оно гораздо больше. А у Бранлейва ярла имеются два собственных больших корабля и хорошо вооруженная дружина…

Люди были заняты разъездами, перевозкой, охраной товаров, подготовкой кораблей. Довольный удачным торгом, Доброгнев часть мехов выделил дружине, и почти все прикупили кое-что для себя из одежды и прочего. Дела шли хорошо, пиво имелось в изобилии, а впереди ждала княжеская свадьба – неудивительно, что все ходили веселые. Доброгневу хотелось бы, чтобы после женитьбы Бранеслав вернулся домой и жил с отцом, но он сам понимал, что за морем тот сейчас полезнее Столпомеру, чем дома. Ведь он уже вручил воеводе весьма внушительный запас ячменя, меда и масла, которые раздобыл «в походе».

Скучать никому не приходилось: у Бранеслава каждый день бывали гости, и местная знать, и торговцы, однажды зашел даже наследник какого-то из северных конунгов, приехавший в Бьёрко по торговым делам. Сначала они с Бранеславом устроили состязание, бились между собой один на один, потом дружинами, а после всю ночь пили, обмывая взаимно поставленные синяки, и еще неизвестно, от какого из этих развлечений сами вожди и их воины получили больше удовольствия.

А однажды управитель Бьёрна конунга, ответственный за взимание пошлин на причалах, привел чудного человека, одетого в очень широкую рубаху с красивой отделкой из яркого шелка на вороте и рукавах, поверх которой накидка из волчьих шкур, явно прикупленная на месте, смотрелась дико и нелепо. Незнакомец был смугл, кудряв и черноволос, с крупными чертами лица, которое казалось довольно умным, хотя сейчас и выглядело несколько растерянным.

– Вот, Бранлейв ярл, этот человек ищет, с кем бы вместе ему принести жертвы. Я подумал, что тебе это подойдет. Но если ты не хочешь, я могу отвести его к Тормунду Уздечке, ему тоже скоро выходить в море.

– Нет, зачем же? – Бранеслав даже привстал и дружелюбно кивнул гостю. – Я скоро еду за моей невестой и обязательно буду приносить жертвы перед дорогой. И я никому не откажу в праве совершить это важное дело вместе со мной. Откуда ты, добрый человек?

– Константинополь, – неуверенно произнес незнакомец, и на лице его было написано сомнение, на тот ли вопрос он отвечает, который ему задали. Во время разговора он вопросительно поглядывал то на собеседников, то по сторонам, но явно не понимал ни слова.