Лесной хозяин

Кот только один раз замер, обернулся и зашипел в нашу сторону — когда Егор слишком громко подумал про воротник. Егору немедленно сделалось стыдно, и он вообще перестал думать. Нервно дёрнув хвостом, кот пошёл дальше.

Не прошло и десяти минут, как мы вышли к знакомой избе.

И тут кот повёл себя странно. Он замер, хвост встал трубой и распушился так, что Егора опять посетили крамольные мысли. Но кот уже не обращал на них внимания. Он начал вертеться так, будто пытался поймать себя за хвост. Потом остановился и, глядя на меня, издал такое протяжное и мученическое «мяу», что аж не по себе сделалось.

— Что такое, бро? — тихо спросил я. — У нас проблемы?

У нас определённо были проблемы, я это чувствовал всем сердцем. Опять поднялся странный ветер, быстро заколотилось сердце, предвещая что-то страшное.

Я быстро кастанул Защитный круг, прикрыв нас всех, включая кота. Ветер перестал ощущаться. Однако хреновое предчувствие никуда не делось.

— Владимир Всеволодович! А я вас ищу, ищу! — появилась внезапно прямо передо мной Катерина Матвеевна. — Пойдёмте отсюда скорее, пока этот страшный леший не вернулся! Он ведь меня похитил!

Она положила ладони на невидимую преграду и смотрела своими широко раскрытыми глазами, казалось, в самую душу.

— Нюрка! — заорал вдруг Акакий и рванулся к кому-то, для нас невидимому.

Гравий перехватил его поперёк туловища и резко, громко сказал:

— Морок лешачий!

Все стояли, как веслом ударенные. Захар что-то шептал дрожащими губами, протягивая руку, но не пересекал границ круга.

— Сука, — сказал я и сунул руку в карман, где у меня лежал полностью заряженный амулет против морока. — На, подержи, щас пойдём домой.

И бросил амулет «Катерине Матвеевне». Та, как водится, поймала и тут же исчезла. Амулет упал на землю.

— Вот, сука лешачья! — просипел Фока. Отпустило, по ходу, разом всех.

Дверь избы распахнулась, и он выскочил наружу. Причём, как это сделал — никто из нас не понял. Дверь была раз в пять меньше его. Как будто бы там, внутри, леший уменьшался, а выскочив наружу, вымахал до своих настоящих размеров.

И ломанулся атаковать.

Правая рука-бревно у него так и была сломана, ничего с ней сделать он не смог. Сейчас — берёг, размахивая левой.

Тут у меня натурально в глазах потемнело. Леший носился вокруг и долбил, долбил своим поленом по Защитному кругу, вытягивая силы. Носился так быстро, что никто не мог по нему попасть, впустую ломая деревья Ударами и Мечами.

— Убью! — грохотал леший. — Разорву, растерзаю, с-с-сволочи! Не будет вам жизни! Не ходить вам по моему лесу! Везде лес будет! Вы все подохнете, и во всём мире лес один стоять будет!

И тут момент настал. Лешак особенно широко размахнулся и ударил. В последний миг я убрал Знак, и бревно-рука пролетело над нашими головами, увлекая за собой лешего.

Он по инерции пробежал через наш круг. Прохор изловчился броситься ему в ноги и окаменеть. Споткнувшись, леший грохнулся возле самой своей избушки.

Тут же вскочил, повернулся к нам, рыча от извечной тварной ненависти к людям.

— А ведь я хотел в Гринпис вступить, — покачал я головой. — Не, нафиг. Огонь!

Все охотники, кроме меня, кастанули Удары, подчиняясь отданному мысленно приказу. В грудине лешего образовалась солидная вмятина, и он шлёпнулся на задницу. И тут к нему подбежал я.

Меч вновь засветился синим. Я в несколько ударов отсёк правую руку совсем, ударил в корпус, ещё раз. Потом спонтанно нанёс кажущийся бесполезным колющий удар — и угадал.

Легко, будто между человеческими рёбрами, лезвие прошло сквозь древесину, и что-то там, внутри, повредило. Что-то чертовски важное.

Леший вздрогнул всем своим огромным туловищем и медленно, скрипя деревянным скрипом, упал.

— Ху… — начал было я, но меня оборвал разряд.

Впервые я увидел такую удивительную хрень.

Вновь вспыхнул объединяющий нас Знак, примерно посередине нашей компании, и в этот-то Знак и ударила молния.

А уже от Знака разряды разлетелись по одиннадцати каналам.

— Три штуки, — обалдело сказал Захар, когда всё закончилось. — Это мне-то? Я ж вообще ничего не сделал. А вам по сколько тогда?

— Пять, — сказал Гравий.

— Три, — ответил Егор.

— Семь, — расправил плечи Прохор.

Остальные получили по пять родий. За исключением меня. Я получил десяток.

— Сорок восемь родий, — посчитал Егор, и все с ужасом уставились на поверженного врага, который теперь напоминал безобидное, пусть и огромное уродливое бревно.

По ходу, таких врагов пока ещё никому из присутствующих — кроме, конечно же, Гравия, — валить не приходилось. Ну, Захару — отличная строчка в резюме. Думаю, любые его косяки перекроет. В десятке Владимира на лешака ходил — это тебе не стальным хреном побаловаться.

— Сожгите тушу, — велел я. — А у меня тут ещё дело.

И пошёл в сторону избушки.

Один момент ещё оставалось прояснить.

Открыв дверь избушки, я вошёл внутрь и остановился перед пустой печкой. Было тихо. Но не настолько тихо, чтобы заподозрить полное отсутствие жизни. От меня как будто бы кто-то пытался спрятаться.

Но вот с печи раздался сдавленный кашель.

— Как спина? — спросил я.

И вдруг появилась она. Несомненно, женщина. Совершенно нормального размера, однако тоже вся сплошь деревянная, покрытая травой, листьями, желудями и дикими яблоками.

И странное дело — при взгляде на неё даже мысль об опасности не закрадывалась. Наоборот, как-то весело, радостно было, как от прогулки по летнему лесу.

— Спасибо, дружочек, что спрашиваешь, — сказала она слабым голосом. — Лучше уже.

Я обернулся на закрытую дверь, за которой мои товарищи жгли тело супруга этой… этой…

— Ты кто? — не выдержал я.

— Лесовичка, — ответила женщина. — И во мне никаких таких этих ваших костей нет.

— Да ну? — усмехнулся я. — Это как так?