Лесные солдаты

Быстрее, быстрее! Ломоносов слышал, как хрипит, выбивается из сил бегущий впереди лейтенант, старался не отстать от него и сам хрипел так, что казалось – он вот-вот вывернется наизнанку, вытряхнет из себя всё, чем начинен, он спотыкался и неуклюже, словно подбитая птица, размахивал руками, немецкий автомат, висевший на длинном ремне, колотил его по животу, иногда стукал сильно, маленькому солдату казалось, что его от напряжения вот-вот вырвет кровью, красные капли, выбуханные вместе с кашлем, возникали и тут же исчезали… Вместе с кашлем.

А сзади беглецов настигал грохот танкового мотора, иногда погромыхивали и гусеницы, но они увязали в почве, будто в каше, звук от гусениц в основном исходил тихий, какой-то маслянистый, таящий в себе угрозу, потом маслянистость неожиданно исчезала, и появлялось жестокое железное лязганье.

Лейтенант сделал очередной прыжок в сторону, перемахнул через низкий, обглоданный тлёй куст, следом одолел ещё одно препятствие – такой же обкусанный куст и врубился в редкий ровный сосняк.

Трава между соснами не росла – был только песок.

Хоть и достигли они леса, можно было спастись, но опасность не исчезла, танк находился уже совсем близко, мог в любую секунду настичь людей.

Лейтенант ножом прошёл сквозь сосновую молодь – только сочные зелёные лапы полетели в разные стороны, – на мгновение остановился, повернул красное, залитое потом лицо, невидяще глянул на маленького бойца (хоть и не видел он ничего из-за ослепления, но Ломоносова всё-таки засёк), прокричал ему что-то призывное, различимое лишь по тону, и кинулся дальше в лес. Маленький солдат – за ним. Надо было как можно быстрее уйти под защиту крупных деревьев.

Механик, управляющий танком, понял, что беглецы вот-вот уйдут, выдавил из двигателя всё, что мог выдавить, секущий грохот заставил задрожать не только землю, но и могучие сосновые стволы, с веток густо посыпалась листва, танк задёргался и перед грядой деревьев круто развернулся на одной гусенице, из-под другой высоким плотным фонтаном вылетела целая гора песка, со звоном врезалась в стволы – люди всё-таки успели уйти от машины, как танкист ни старался, ничего у него не получалось. Да и максимальная скорость у танка была мала: всего тридцать восемь километров в час, это Чердынцев знал по справочникам, которые штудировал в училище вместе с обязательными учебниками.

– Ложись! – крикнул Чердынцев маленькому бойцу, перемахнул через светящийся медовой желтизной песчаный увал и покатился вниз, в замусоренную сосновыми шишками ложбину. Ломоносов рыбкой нырнул следом и сделал это вовремя – танк совершил на одной гусенице оборот вокруг своей оси и остановился.

В то же мгновение прозвучала сдвоенная пулемётная очередь – пули с тупым чавкающим звуком рубили деревья, сдирали кору, сшибали толстые ветки, срезали с песчаного увала медовый гребень, но людей не достали.

– Товарищ лейтенант, а вдруг из танка кто-нибудь вылезет? – испуганным истончившимся голосом прокричал Ломоносов.

– Пусть вылезает, – одышливо отозвался лейтенант, – у нас два автомата и одна винтовка… Встретим по высшему разряду.

– Я из немецкого автомата не умею стрелять.

– Дай винтовку!

Пулемётная очередь прозвучала снова – и опять из двух стволов лежавших накрыла песчаная простынь – пулемётчик бил под срез гребня, надеясь зацепить людей, бил точно по тому месту, которое в прыжке одолел Чердынцев. Лейтенант сбросил с себя трофейный ранец, кинул на него автомат и, подхватив под ремень винтовку, отполз в сторону; когда очередь стихла, стащил с головы фуражку и выглянул из-за гребня.

Танк Т-1 – небольшой, у него даже пушки нет, только пара пулемётов, и экипаж небольшой – два человека. Вполне возможно, маленький солдат прав – вдруг один из танкистов вылезет из машины? Его надо было опередить. Рыльца двух пулемётов вновь украсились красными бутонами пламени, лейтенант поспешно нырнул вниз, одна из пуль срезала макушку гребня, самый плотный её кусок, на непокрытую голову лейтенанта вновь сыпанул песок. Чердынцев выругался.

Когда стрелок, сидящий в башне, перестал давить на пулемётные гашетки, Чердынцев опять выглянул из-за песчаного среза.

На танковой башне, казавшейся игрушечной, приподнялся люк и показалась непокрытая белобрысая голова. «Что-то всё время немцы попадаются одной масти – белобрысые, – невольно отметил лейтенант, – неужели других нет? Выгоревшие какие-то… Из Африки, что ли, прибыли?» Он вдавился грудью в песок и осторожно, стараясь не делать резких движений, подтянул винтовку к себе.

Немец повертел головой и что-то прокричал вниз механику. Несколько слов были знакомы лейтенанту, всё-таки худо-бедно он немецкий изучал и в школе, и в училище, – этих слов Чердынцеву вполне хватило, чтобы понять – немец сообщил своему напарнику, что «два большевика» убежали либо попали под огонь пулемёта и, убитые, скатились в ложбину.

Сидевший в танке немец велел сходить посмотреть, что собой представляют убитые большевики.

– Это опасно, Отто! – прокричал вниз немец, высунувшийся из люка.

– Не более опасно, чем сидеть в танке, – лихо парировал невидимый Отто. – Надо обязательно посмотреть – вдруг у большевиков были с собою какие-нибудь ценные бумаги?

– Ага, иди, иди, – зло просипел лейтенант, – за документами… Встретим тебя достойно.

Патрон находился в стволе винтовки, оставалось только отжать круглую пятку предохранителя и можно было стрелять. Белобрысый немец что-то ещё сказал своему товарищу – фраза была невнятной. Чердынцев её не разобрал, из глубины танка послышался смех, и белобрысый, махнув рукой обречённо, спрыгнул с брони на землю. Потянулся сладко – час-то был ранний, самая пора спать да спать.

Чердынцев подвёл ствол винтовки ему под грудь, в самый разъём рёбер и плавно надавил на спусковой крючок.

Раздался выстрел – гулкий, громкий, сильный, как из пулемёта, – русские винтовки всегда били сильно, отдача обрабатывала плечо до синевы, – немец даже подпрыгнул, таким резким был удар пули, и кулем свалился под гусеницу танка. Лейтенант уложил его навсегда…

Бросил винтовку и метнулся к ранцу, на котором лежал автомат. Подхватил «шмайссер» – автомат этот он основательно изучил в училище – оружие армий сопредельных государств пограничникам было положено знать.

– Уходим, Ломоносов, – скомандовал он маленькому бойцу и плоско, стараясь сливаться телом с песком, пополз из ложбины прочь.

Ломоносов, дёргаясь, поспешно работая локтями, пополз за ним. Вдогонку им, срубая ветки деревьев, прогрохотала длинная пулемётная очередь. Лейтенант замер на мгновение, маленький солдат тоже замер, потом они оба разом, словно бы услышав чью-то команду, дружно заработали локтями и двинулись дальше.

Минут через двадцать остановились – надо было перевести дыхание, отряхнуть грязь с гимнастёрок и брюк, оглядеть друг друга и следовать дальше на восток. Вот только восток – понятие растяжимое, куда именно следовать, где искать своих, не знали ни лейтенант, ни маленький солдат…