Лестница Ангела

Не сразу, но Василий обнял ее тоже. Теплое, хрупкое тело. Он прижал его к себе еще ближе. Рука, будто против воли, медленно поползла вверх.

– Аня… – прошептал он жарче, чем хотел.

Она тут же отодвинулась, плотнее укутавшись в платок, что грел ей плечи.

– Возьми-возьми, – быстро заговорила она, настойчиво суя Василию сверток. – Мы как-нибудь проживем. Может, и Петя мой где-то сейчас голодный, полуживой. Может, и о нем кто позаботится.

Слепой мальчик снова подошел к матери, хорошо ориентируясь в пространстве дома. Он вложил ей в руку свою куклу. Анна протянула ее Василию:

– На вот еще. Оберег. На удачу.

Несколько мгновений Василий стоял на пороге, не двигаясь и ничего не говоря. Бросил быстрый взгляд на слепого мальчика и вдруг схватил Анну за тонкое запястье и резко притянул к себе.

– Анька, пошли со мной, – страстно зашептал он ей в ухо. – Я знаю тропы, уведу вас. Нет твоего Петьки больше, понимаешь? Похоронку на мужа ведь своими глазами видела! Пошли! И сына за своего возьму. Я же тебя со школы еще…

Аня резко высвободилась из объятий Василия, сделала шаг назад и посмотрела на него гордым, твердым взглядом:

– Да что ты, бес попутал? Пока костей Петькиных не увижу – ждать его буду!

Анна сунула куклу-оберег в сумку Василия и отвернулась, бросив через плечо:

– Иди, Бог с тобой.

Несколько мгновений Василий еще смотрел на нее горящими глазами, затем открыл дверь, шагнул за порог, но остановился, обернувшись:

– Крайний раз зову. О сыне подумай!

Анна не ответила. Только подошла к стене и поправила чуть покосившееся фото мужа в рамке.

За ее спиной дверь хлопнула с такой силой, что, стукнувшись о косяк, открылась нараспашку, впустив в дом ледяной порыв ветра и снега. Фото Петра снова покосилось…

Анна кинулась к сыну и укрыла его одеялом.

Ледяной ветер завывал, пробираясь под одежду и до боли царапая огрубевшие щеки.

Василий, хромой и усталый, пробирался сквозь лес туда, где, как он помнил, должны были быть свои.

– Так это прошлое? – спросила Лиза. Они с Сизифом, не чувствуя ни холода, ни ветра, шли позади Василия. – Мы и в него можем вмешиваться?

– Нет, не можем, – ответил Сизиф. – Законы времени для нас непреложны, как и для людей. Нам доступно только смотреть. Учиться.

Лиза разочарованно причмокнула языком:

– Вроде как в кино, что ли? Ясно, короче. Нарекламировал мне тут всякого, а в реале ни хрена интересного мы не можем.

– Знаешь, иногда я понимаю того мента, который тебя…

Резкий звук пронзил ночной лес.

Выстрел.

– Минута в минуту, – Сизиф глянул на часы.

Василий пригнулся, схватившись замерзшей рукой за шапку.

Инстинктивно присела и Лиза.

Откуда?

Было непонятно, с какой стороны доносятся выстрелы.

Еще один…

Послышалась неясная, лающая немецкая речь.

Лиза различила пару знакомых из фильмов слов:

«Хенде хох! Хенде хох!»

Василий затравленно озирался: он был окружен. Выстрелы совсем близко. Грудь ему сдавило кольцо страха. Он замер, взгляд его метался по поляне. Василий попытался рвануть в чащу, но тут увидел, как вооруженные фигуры выходят из темноты леса. Еще выстрел. Острая боль будто прожгла хромую ногу. Василий упал, уткнувшись в снег лицом. Он только прижимал к себе еще теплый мешочек с краюшкой хлеба и картошкой. Шапка съехала на глаза, закрыв весь мир.

– Попал мужик. И что теперь? – тихо проговорила Лиза.

– Знаешь, что мы делать с такой, как ты? – проговорил немецкий офицер.

Он склонился над Василием, который, связанный, сидел на стуле. Подбитый глаз саднил, нога невыносимо ныла, стреляя жгучей болью до самого бедра.

Он пришел в себя минуту назад, когда один из немцев облил его ледяной водой.

Лиза отвернулась:

– Не люблю я страшилки, ясно? Лучше сразу скажи, чем кончится.

– Это тебе не сериал. Смотри внимательно.

Идеально вылепленное холодное лицо немца придвинулось почти вплотную к Василию:

– Когда у меня хороший настроени, мы вытаскивать человек на мороз голый и медленно обливать его вода, пока он заживо не стать льдом, – немец сделал театральную паузу, протерев пальцем пуговицу на манжете. – Но сегодня у меня плохой настроени.

Василий дернул головой, откинув мокрые пряди волос, лезшие в глаза:

– Пошел ты, фашистский ублюдок!

Лиза улыбнулась:

– Держится пока.

– Немец просто выбрал не ту стратегию, – ответил Сизиф.

Офицер усмехнулся.

– Ты думать, нам нужно знать, где твои партизаны? Мы знать, – фашист выпрямился и стал вышагивать по комнате. – Нам их выдать другой. Я хотеть знать, кто прятать тебия в деревне. Кто тебия кормить и врать нам.

Лиза нахмурилась. Ей вспомнились хрупкая Анна и слепой парнишка. Что-то в том доме казалось ей знакомым. Может, когда-то в далеком детстве у них тоже лежали застиранные ковровые дорожки на полу. Может, стояла беленая печь. Она не помнила.

– Ах вот оно что, – пробормотала Лиза.

– Не дождешься, немецкая свинья, – выкрикнул Василий.

Немец не реагировал, только еще сильнее выпрямился. Он знал: все козыри у него на руках. Это читалось по задранному подбородку и поджатым губам.

Офицер кивнул одному из немцев:

– Покажи ему другой.

Двое солдат подняли Василия и потащили в подвал. Он подволакивал раненую ногу, оставляя на полу кровавый след.

Сизиф жестом показал Лизе следовать за ними.

Она неохотно пошла.

Когда они спустились и осталось сделать лишь шаг, чтобы зайти в подвал, Сизиф остановил Лизу, помотав головой.

Немецкие охранники открыли дверь подвала – оттуда донесся стон.

Лиза не видела, что было внутри. Она видела лишь мокрую от пота спину Василия. Тот покачнулся и потерял сознание. Охранники его не удержали, и он упал на холодный каменный пол. Лицо Василия запачкалось кровью. Лиза подумала, что это его кровь, но нет. Это была кровь, того, кого держали в подвале.

Того, кто выдал партизан.

Ледяная вода залилась в глаза и уши.

Василий закашлялся, но мир еще пока не проявился в своей ясности.