Лестница Шильда
Шрифт:
– Они рассказали обо всем?
Чикайя сказал:
– Мой отец не осмелился прямо утверждать, что все предыдущие информанты путешественников морочили им головы. Однако он объяснил, что во всей обитаемой Вселенной, за исключением общин немногих оставшихся в живых современников самих анахронавтов, ни у кого из потомков привычного им человечества не сохранилось ничего даже отдаленно напоминающего половой диморфизм, и что такое положение вещей сохраняется уже девятнадцать тысяч лет. Задолго до колонизации первого мира за пределами Солнечной системы, сообщил отец, человечество изжило войны, рабство, социальный паразитизм, болезни и квантовую нерешительность. И, отвлекаясь от некоторых специфически местных деталей, например, точного возраста полового созревания и периода задержки между зарождением чувства и наступлением периода
Янн обдумал его слова.
– И как же неустрашимые исследователи гендерных проблем отнеслись к его речам?
Чикайя поднял руку ладонью вперед, призывая его к терпению.
– Понимаешь, они были слишком вежливы, чтобы обозвать моего отца врунишкой в лицо. Поэтому они направились в город и опросили остальных.
– И все они, без единого исключения, рассказали им предварительно утвержденную басню?
– Да.
– Так что они улетели с Тураева, ни на бит не поумнев. Разве только прибавив к своей фольклорной коллекции озорную сказочку в исполнении парочки подростков столь озабоченных сексуально, что они целую гендерную мифологию изобрели.
Чикайя ответил:
– Это вполне вероятно. Единственное осложнение таково: после Тураева они больше не опускались ни на одну планету. За ними следили, и корабль функционировал в прежнем режиме. У них было четыре-пять возможностей посетить обитаемые системы. Но каждый раз они пролетали мимо, не заглянув туда.
Янн вздрогнул.
– Ты думаешь, теперь это корабль-призрак?
– Нет, я так не думаю, — сказал Чикайя. — Я думаю, они снова залеглив криогенный сон. Они лежат в саркофагах, и тоненькие струйкипитательных растворов омывают их плоть. И снятся им все ужасы и напасти, что они призывали перед тем на наши головы во имя жестокого, примитивного, мазохистского Человечества, само понятие о котором, по справедливости говоря, должно было умереть еще до того, как они покинули Землю.
Когда Чикайя поднимался в челнок перед Янном, Мариама с мимолетной усмешкой оглянулась на него. Смысл улыбки был очевиден, но он предпочел не подать виду. Он в жизни бы не подумал делиться с ней подробностями их с Янном затеи, а уж тем паче рассказывать, что из этого вышло. Его взбесило, что она сумела восстановить по смутным намекам по крайней мере половину истории, просто увидев их вместе.
Он мог бы проинструктировать свою экзоличность, и та устранила бы выдававшие его мельчайшие жесты. Но тогда он стал бы тем, в кого менее всего желал превратиться: герметично запаянным сосудом, молчаливой безликой скалой. На миг он чуть не поддался искушению обернуться и демонстративно приобнять Янна за плечи, просто затем, чтобы обесценить все дедуктивные потуги Мариамы. Но, подумав немного, решил, что это хотя и прикольная идея, но Янна его поступок ввергнет во всевозможную сумятицу.
Мариама села рядом с Тареком. В том маловероятном случае, если они любовники, Чикайя, наверное, будет последним, кто об этом узнает. Пятый пассажир, Бранко, тщательно застегнул ремни безопасности. Обернувшись к нему, Чикайя пошутил:
– Это нехорошо, что ты в меньшинстве. Стоило бы по крайней мере привязать к себе наблюдателя.
Бранко любезным тоном ответствовал:
– На хер. Последнее, чем я бы вздумал заняться, это играть в ваши параноидальные игры.
Бранко принадлежал к изначальной коалиции, разработавшей и воплотившей как «Риндлер», так и графопостроитель с его Пером. Защитники и Добытчики заполонили корабль на протяжении десятилетий, источая густой бюрократический туман, в котором Бранко теперь с изрядным трудом прокладывал себе дорогу. Но, как он раньше объяснил Чикайе, к манерам и требованиям незваных гостей, как бы они его ни раздражали, он привык. Все, что его интересовало как одного из разработчиков графопостроителя, это доступ к Перу. А такую возможность ему иногда предоставляли, и, оставаясь невозмутим, он мог решить больше задач и сделать это лучше. Фракции поднимали много шума, но в долгосрочной перспективе, сколь мог судить по своему опыту Бранко, совокупный выхлоп от их бучи был столь же ничтожен, как от стычек приверженцев
религиозных культов за доступ к спорным святыням древней Земли.– И, сохранившись в облаке, вы не в состоянии даже убить друг друга, — радостно констатировал он. — Как же это должно быть прискорбно.
Когда челнок отстыковался от «Риндлера», Чикайя вдруг сообразил, что едва замечает переход к невесомости и то, какой странный вид у жилых модулей на солидном расстоянии — точно это кукольный домик какой или термитник. Путешествие к Барьеру потеряло значимость, стало столь же привычным, как полет через атмосферу обычной планеты, притом что на планете даже рейсы по одному и тому же маршруту никогда не были так однообразны, как здесь.
Тарек сказал:
– На самом-то деле это мы в меньшинстве — два к трем. Если вы ни на чьей стороне, значит, вы Добытчик. Никакой разницы.
– Ах, вон оно что! — Бранко с улыбкой откинулся на спинку кресла. — Ну что же, поездка наша быстротечна, но я не откажусь от услуг шута.
– Но вы же никого не обманете, — горячо заявил Тарек.
– Это не имеет значения, — раздельно сказала Мариама, и Чикайя проследил, обменяются ли они с Тареком взглядами. Не обменялись. — Обе стороны располагают достаточным числом наблюдателей. Неважно, сколько их именно здесь. — Она говорила ровным тоном, никого не убеждая или не умоляя.
Тарек утих. Чикайя был впечатлен: ей удалось подавить в зародыше нараставший скандал, не настроив Тарека против себя и не взяв никаких обязательств перед ним. Она не потеряла хватки, но лишь отточила ее. Некогда Чикайя безвольно следовал за ней, точно без памяти увлекшийся, измученный пацан. Как же она, должно быть, огорчилась и удивилась, осознав, что он не тот противник, на ком ей стоит практиковаться. Оказалось достаточно обычных гормонов. С тем же успехом она могла колошматить тряпичную куклу самыми изощренными ударами из арсенала боевых искусств.
Расстроенно вздохнув, Бранко прикрыл глаза и притворился дремлющим.
Члены экипажа «Риндлера» в большинстве своем испытали смесь недоумения и тревоги, когда прогнозы Софуса начали подтверждаться, а все гениальные модели, строить которые они были такие мастаки, были разбиты в пух и прах испытаниями нового спектрометра. Но если не известно никаких изначальных корреляций для динамики по ту сторону Барьера, это не значит, что их вообще нельзя установить. Бранко разработал великолепный эксперимент, целью которого было использовать границу нововакуума как посредника при запутывании друг с другом различных областей Той Стороны. [75] Динамика, которую обнаружит опыт, несомненно, останется продуктом случайного выбора из всех доступных вариантов — или, точнее говоря, граничащая с ново- вакуумом Вселенная в ходе декогеренции расщепится на разные ветви, в каждой из которых будет наблюдаться свой результат. Но, по крайней мере, разброс их составит не больше нескольких квадратных планковских длин.
75
Речь идет, конечно, о квантовомеханическом запутывании (entanglement, иногда переводят «зашнуровка»). (прим. перев.)
Когда челнок пришвартовался к Перу, Янн промурлыкал:
– Это, думается, впервые, когда я прибываю сюда без опасений остаться с носом.
Чикайя опешил.
– Ты никогда не возлагал никаких надежд на старые модели? У тебя не было среди них любимицы?
Янн уступил:
– Было несколько, доставлявших мне определенное эстетическое удовлетворение. Я был бы счастлив, выдержи они проверку экспериментом. Но я никогда прежде не имел серьезных оснований ожидать такого исхода. До сегодняшнего дня.
– Я польщен, — сухо уронил Бранко. — Но я не нахожу причины, по которой вы должны менять заезженную пластинку.
Чикайя не выдержал:
– Ты вообще ничего не чувствуешь? Тебя не волнует результат?
Бранко заинтересованно воззрился на него.
– Друг сердечный, ты тут уже сколько?
Первым в туннель нырнул Тарек, за ним Мариама. Чикайя последовал за ней.
– Ты помнишь нашу детскую игровую площадку? — прошептал он. — И трубы?
Она хмуро поглядела на него и озадаченно качнула головой.