Лестница Шильда
Шрифт:
Чикайя ощутил укол разочарования. Он-то думал, что это мето пробудит в ней те же ассоциативные цепочки.
Бранко в контрольной рубке меж тем уже давал инструкции стилусу. Говорил он сиплым голосом, чуть напевно, и каждое слово сочилось презрением, точно цитата из сардонических стихотворных памфлетов.
– Фазовые соотношения в диапазоне энергии пучков от 12 до 15 ТэВ таковы… — «Они что, всерьез заставляют меня читать это вслух?» — словно бы поражался он.
Чикайя выглянул в окно и обвел взглядом нерушимую стену света. Ему часто снились яркие сны о Барьере. В этих видениях граница придвигалась к стене его каюты и поглощала ее. Он прислонялся к ней ухом, напрягал все тело, ловя звуки с Той Стороны, призывая хоть какие-нибудь сигналы.
Иногда
Бранко поглядел на них и с притворным удивлением протянул:
– Это что, уже все? Мне больше ничего не нужно делать?
Тарек ответил:
– Пока все, но я требую доступа к аппаратуре.
– Ура! — сказал Бранко, оттолкнулся от панели управления и поплыл к окну, оплетя руками затылок.
Тарек заступил на его место и первым долгом отвел стилус от Барьера. Чикайя слышал о функциональных поверках оборудования, но свидетелем их во плоти не был. Под самый кончик Пера подводили пакет детекторов, проверенный фракцией, чья очередь настала, и затем тщательно изучали испускаемые стилусом частицы, чтобы увериться в их соответствии заявленной последовательности. Чикайе захотелось отпустить какую-нибудь колкость, однако он смолчал: что бы ни принудило Тарека потребовать проверки, жалобы на дотошность лишь усилят его подозрения.
Цепляясь за поручни под окошками, он подобрался к Мариаме вплотную.
– Где ты пряталась? Я тебя несколько недель не видел.
– У меня было много конференций, — ответила она.
– У меня тоже.
– Это другие.
Дополнительных разъяснений не потребовалось. Она явилась на «Риндлер» для совместной с Тареком работы над планковскими червями, и, очевидно, надежда на успех еще не умерла.
Нововакуум уже стал крупнейшим протяженным объектом в Галактике и продолжал расширяться так стремительно, что, вздумай кто-нибудь облететь его кругом на скорости света, он бы обнаружил по возвращении в исходную точку, что площадь поверхности возросла в сорок раз. И даже если бы Защитники разработали методику, позволяющую обратить это расширение, окружить весь объект машинами, пригодными для ее реализации, не представлялось возможным. Единственным разумным решением оставалось внедрение в нововакуум самовоспроизводящегося зародыша на квантовографовом уровне, чтобы тот пожрал его и выкакал что-нибудь более приемлемое.
Сторонники этой идеи отмечали, что планковские черви всего лишь обратят вспять эффекты мимозанской катастрофы. Но Чикайя полагал, что аналогия ложна. То, что было потеряно в ходе мимозанского инцидента — самые обычные, при всей их уникальности, планеты, — уже изучили вдоль и поперек. Узнать о нововакууме ровно столько, чтобы открылась возможность заразить его грибковой гнилью? Ему это представлялось крайним извращением всех идей, сделавших такую разведку реальной и нужной. Он уже нажил достаточно проблем, потворствуя ребяческой трусости.
– И каковы же перспективы? — Он говорил прежде всего о перспективах затеянного Бранко эксперимента, но если Мариама соблаговолит отвлечься на что-нибудь иное, тем лучше.
Мариама долго думала, прежде чем ответить:
– Меня почти убедили в справедливости воззрений Софуса, но я не уверена, что направление, указанное Бранко, с ними согласуется. Ну и что? У нас нет прямого доступа к частным проявлениям динамики на Той Стороне. Даже выудить оттуда произвольное состояние при сохранении корреляции будет неплохим уловом.
Янн с отсутствующим видом парил в некотором отдалении, но в рубке было слишком тесно для подлинного уединения, и теперь он уже не мог притворяться, будто не подслушивает.
– Да что ж вы такие пессимисты? — вмешался он, подплывая ближе. — Да, Правила низвергнуты, но это не означает, что правил вообще нет. Есть еще области топологии и квантовой теории, которые стоит принимать во внимание. Я переосмыслил работу Бранко, использовав формализм теории кубитовых сетей, и она обрела для меня новый смысл. Это похоже на попытку
провести эксперимент по квантовому запутыванию на идеально абстрактном квантовом компьютере. Собственно, это определение довольно близко к тому, что, как утверждает Софус, кроется за границей: там находится исполинский квантовый компьютер, способный осуществить любую операцию, корректно описываемую в общих терминах квантовой физики — и он действительно осуществляет их, все одновременно, пребывая в суперпозиции состояний.Мариама распахнула глаза, но нашла в себе силы возразить:
– Софус ничего подобного не утверждает.
— Да нет, конечно, — согласился Янн. — Слишком он осторожен, чтоб использовать такую терминологию — с пылу с жару. Утверждение, что Вселенная является квантовой машиной Дойча-Беннетта-Тьюринга, не очень-то приветствуется в определенных физических кругах, поскольку оно не содержит никакой информации, доступной эмпирическому опровержению.
Он с озорством улыбнулся.
– Но мне это что-то напоминает, ох как напоминает. Если хотите как следует наржаться, у меня для вас заготовлена вытяжка из пропаганды противников искусственного интеллекта до квас повой эпохи. Некогда я читал труды одного такого мыслителя, утверждавшего, что, как только станет возможным бестелое существование личности, цитата — «необоримая жажда вычислительной мощности», — конец цитаты, побудит бестелый интеллект преобразовать всю Землю, а за ней Вселенную, в идеально эффективный компьютер планковских масштабов. [76] Самоограничения? Они ни разу не были бы нам присущи. Мораль? Какая может быть мораль без печенки и гениталий? Потребность в насущном мотиве совершить нечто подобное? А кто в здравом уме откажется от дополнительной вычислительной мощности? На это я дам краткую, но суровую отповедь: «Чего ж тогда вы, ленивые плотчики, не превратили всю Галактику в шоколад?»
76
Иган высмеивает американского футуролога Рэймонда Курцвейла (1942), предсказавшего переход человеческой цивилизации в такое состояние в 2045 г. (прим. перев.)
Мариама уронила:
– Ты нам только дай время.
– Оборудование, кажется, прошло проверку, — Тарек упаковал детекторы и начал опускать стилус.
Бранко расплел руки и зааплодировал.
– Кажется? Будет ли мне позволено принять это за общий тезис картезианского скептицизма?
Тарек бросил:
– Вы можете вернуться к инструкциям.
Бранко начал последовательность сызнова. Чикайя ожидал, что в этот раз он окажется проворней, но потом понял, что Бранко, по всей видимости, прилагает все усилия, чтобы в точности воспроизвести свои первоначальные жесты и интонацию.
Тогда Чикайя поймал взгляд Тарека и сказал:
– Вы знаете, мне кажется, что вам стоит не меньше нашего уповать на успех эксперимента.
Тарек нахмурился, будто предположение Чикайи не было ни разумным, ни даже сколько-нибудь правдоподобным.
– Это правда. Именно поэтому я так серьезно отношусь к своим обязанностям. — Помолчав, он добавил резко: — Разве вы не понимаете: я охотно бы поверил, что все так же добросовестны. С радостью! Но я не могу. Слишком многое на кону. Если от этого я выгляжу забавно, пускай так. На мне ответственность перед грядущими поколениями.
Бранко завершил второй сеанс мелодекламации. Янн вставил:
– Одобрено.
Тарек сказал:
– Да. Начинайте.
– Выполнить, — обратился Бранко к Перу.
Перо промолчало, а мгновением позже из-под пола донеслось резкое шипение. Чикайя терялся в догадках, что это было, пока не увидел проблеск понимания на лице Бранко.
По одному из окон пробежала трещина. Потом по другому. Чикайя обернулся к Мариаме.
– Ты сохранила резервную копию?
Она кивнула.
– Во сне. А ты?