Лестница в небо

Донателло и, кажется, Юки. У Караи так и не получилось рассмотреть их отдельно. Молчат. Один держит другого за руку, и смотрят друг другу в глаза. Видимо, Юки ранен, потому что лежит на операционном столе, но на голове гарнитура с наушником, и блестящие золотинки взгляда очень сосредоточенны.

– Я пойду к месту взрыва, отец, – Лео стряхнул с себя оцепенение и сжал пальцы на плечах Сплинтера. – Вдруг они все же как-то уцелели. А если нет… если нет, то надо забрать тела, чтобы их не нашли люди. Наверняка же будут разбирать завалы…

Сплинтер едва кивнул ему, сжав его руку в ответном пожатии.

– Я с тобой, – Кодама поднялся, выпустив Микеланджело. – От меня там будет достаточно толку. Я все это дерьмо перекопаю до самого дна. Мы найдем их.

– Я тоже, – Майки вскочил следом, торопливо вытирая глаза. – Надо найти их.

– Я тоже, – Донателло поднял голову. – Юки, смотри за мониторами, пожалуйста. Если вдруг… вдруг где-то они объявятся, дай знать – твоя гарнитура включена.

Тот едва кивнул в ответ и перевел взгляд на большой экран.

Караи успела поймать этот взгляд, и он ей очень не понравился, но она не решилась ничего сказать об этом.

– Я покажу, как выбралась, – она неуверенно переступила с ноги на ногу. – Можете опять завязать мне глаза, чтобы я не увидела дорогу сюда.

Лео бросил на нее короткий испытующий взгляд и промолчал, а Сплинтер только как-то странно дернул кончиками ушей и отрицательно качнул головой.

– Если твое сердце принадлежит Шредеру, никакие повязки не заставят тебя хранить тайну. Если же ты решишь остаться с нами, то должна знать дорогу домой… Мива.

====== Лестница в бездну. ======

Так холодно, так страшно и так безумно больно, как в этот день, Миднайту не было никогда.

– Й’оку… Й’оку, где ты?

Выкапываясь из груды битых бетонных осколков и крошева кирпича, Мид хотел только одного – чтобы вокруг стало светло, и его отыскал его старший брат. Помог подняться и притушил боль в разорванной и разбитой ноге, успокоил, хоть как-то унял бы дрожь в руках и голосе.

– Й’оку! – Миднайт выполз из-под придавившей его балки и с трудом сел, оглядываясь по сторонам. – Помоги мне!

Он был в своей комнате, когда здание Цитадели вдруг содрогнулось, оглушив надсадным стоном треснувших перекрытий и опасно нараставшим гулом рушащихся стен.

Потом его настиг грохот взрыва.

А может быть, грохот он услышал раньше, или пропустил его, потому что был в наушниках?

«Третий этаж… окно…»

Мид кубарем кидается прочь, даже не думая о том, что его может ждать внизу.

Там внизу, оно еще только будет, а тут уже есть рушащийся ад.

Пусть там что угодно, но оно БУДЕТ.

А здесь уже нет ничего.

– Й’оку… – Мид сморщился, вытирая кулаком глаза, и сполз с обломка стены.

Над ним царила глухая ночь, вокруг не было ни души, и темный мир огромного города и черного неба над головой был в сотню раз страшнее темной закрытой комнаты. Потому что он был огромен и насквозь прошит жуткими синими звездами, смотревшими сверху, как монстры.

Всхлипнув, Мид начал бездумно ковырять завал, отбрасывая в стороны куски битого кирпича.

Ему было страшно.

Одиноко.

Невыносимо.

И память давила и терзала хуже монстров и темноты…

«Это ты виноват, Й’оку. Ты один во всем виноват! Если бы ты не был упрямым и злым… если бы… ты бы не оказался в подвале этого здания, а был бы в моей комнате… мы бы могли спастись вместе…»

– Ты бы лучше обо мне подумал, а не о неблагодарной мелкой скотине! – Миднайт встряхивает старшего брата за плечи. – Я-то вот он тут, с тобой, а он скачет где-то по городу и плевал на тебя. На тебя всем плевать, кроме меня одного! Всем, понял!!

Ему очень хочется ударить Й’оку по его совершенно равнодушному лицу, заставить хоть что-то показать взглядом, хоть тень радости от встречи с младшим братом, дернуть за руки, чтобы обнял, уткнуться носом ему в грудь и дышать-дышать-дышать не-одиночеством. Дышать братом, который у него теперь есть.

– Я только у тебя остался! Винсент сдох, предпочтя спасти шкуру Донателло! Рафаэлю твоему только до Кодамы дело и есть, раз даже братца родного грохнул! А ты… никому ты не нужен, кроме меня.

Й’оку, наконец, поворачивает голову в его сторону.

Его слепой взгляд все вымораживает внутри Миднайта, пронзая, как ножом, насквозь.

Слепые не должны так смотреть.

Они же не могут видеть, а значит, и с обратной стороны их взгляда ничего не может прийти из сердца.

– Юки правильно сделал. Ведь эта жизнь принадлежит Донателло, а не ему. Жаль, я не увидел, чтобы Леонардо спасти…

Мид наотмашь дает ему пощечину, обрывая эти слова.

– Я! Я у тебя есть! Ты о ком угодно твердишь, забыв, что твой младший брат – я! Я могу сказать Мастеру, что ты раскаялся и согласен убить мерзкую старую крысу! И он простит тебя, обещаю!

Руки сами собой обхватывают голову брата и заставляют «смотреть» себе в глаза.

– Й’оку, Й’оку, слушай, я сам убью крысу, я все-все сделаю сам, только останься со мной. Все как прежде будет, вот увидишь… все-все-все… давай, а? Брат… давай сначала начнем? Ты и я.

Синий глаз с ненормально расширенным зрачком долго-долго остается неподвижным. Так долго, что Мид уже чувствует затылком, как сомнение проламывает упрямство брата, и как с его губ срывается «да»…

– Все-все сделаю, слышишь?

Й’оку перехватывает его пальцы на своих щеках и едва уловимо сжимает.

– Тогда помоги Рафаэлю выбраться из этого места. Он же здесь, я точно это чувствую.

– Й’оку! – Миднайт с трудом отвалил в сторону здоровенный кусок стены и уставился на гору мелкого кирпичного крошева.

Здание Цитадели при взрыве сложилось чуть в сторону от своего центра, превратив в груду руин главный зал, уничтожив арсенал и лабораторию и засыпав то место, где находились камеры.

Миднайт подполз под балку, шатко державшую сложившиеся стены, и осторожно пробрался чуть дальше, поминутно замирая и вздрагивая от ужаса.