Летняя королева

Алиенора тоже рассмеялась:

– Мой дед сочинил стихотворение об этом самом.

– Ты имеешь в виду поэму о двух женщинах, их рыжем коте и странствующем рыцаре?

– О, так ты ее знаешь?

– Ха, да ее постоянно рассказывали, сидя у костра. Сто девяносто девять раз за восемь дней – скажешь, мало? – Он расстегнул брошь у горла на ее платье. – Подозреваю, твой дед пал жертвой художественного преувеличения, поэтому не собираюсь умереть в попытке воплотить в жизнь его фантазии. Я всегда говорю: качество лучше, чем количество!

Алиенора наклонилась над Генрихом. Грудь его вздымалась от последнего занятия любовью, а на лице застыла блаженная улыбка.

– Что ж, сир, – проворковала она, – мне кажется, вы действительно стараетесь побить рекорд из поэмы моего деда.

Генрих хмыкнул:

– Если и так, то что в том дурного? Вино осталось? Умираю от жажды.

Алиенора встала с кровати, чтобы исполнить его просьбу. Генрих сел, обтерся рубашкой и взял в руки протянутый кубок.

– Почему ты улыбаешься? – спросил он, выпив вино.

– Я думала, что последний раз, когда мы делили постель, тебе не терпелось покинуть ее и уйти.

Генрих усмехнулся:

– Это потому, что уже наступило утро и у меня было много дел. Спать мне не хотелось, свой долг я успешно исполнил и получил удовольствие. – Он посерьезнел. – Не жди, что я стану вести размеренный образ жизни.

– Я и не жду, но мне важно знать, как долго ты пробудешь здесь на этот раз. Только не говори, что тебе опять нужно мчаться в Барфлёр.

Генрих покачал головой:

– Я решил туда съездить после Рождества. Мне и здесь есть чем заняться. – Он игриво посмотрел на жену. – Я почти ничего не знаю об Аквитании и Пуату, если не считать того, что это богатые земли с разнообразным ландшафтом. Хочу их увидеть, и хочу их узнать – как и тебя и твоих вассалов. А ты ни разу не бывала в Нормандии. В свою очередь, ты должна познакомиться с этим краем и моей матерью.

При мысли о знакомстве с грозной императрицей Матильдой у Алиеноры упало сердце. Она решила выяснить о Матильде все, что только можно, чтобы быть готовой. В свое время она научилась обращаться с отцом Генриха, но женщина с опытом и темпераментом императрицы совсем другое дело. В душе Алиеноры до сих пор остались шрамы от стычек с матерью Людовика, которая очень усложнила жизнь молодой жены короля. Интересно, насколько Генрих маменькин сынок?

– Действительно, – осторожно согласилась она.

– А чтобы завести наследников, мы должны быть вместе. Я хочу от тебя сыновей и дочерей не меньше, наверное, чем ты хочешь их от меня.

– Во всяком случае, мы очень стараемся, – сказала она с улыбкой, но думала о другом.

Ей придется оградить своих людей от слишком близкого знакомства с молодым мужем, хотя он будет ее мечом, если случится необходимость их усмирить.

Генрих допил вино, снова поцеловал ее и вылез из постели, чтобы одеться.

– Твоя сестра – отличная помощница моим дамам, – заметила Алиенора. – Она умело обращается с иглой, как ты говорил, и мне нравится ее общество.

– Хорошо, – кивнул Генрих. – Отец хотел, чтобы я о ней позаботился, а я уверен, что она может принести больше пользы, чем шить алтарные покрывала в Фонтевро.

Алиенора смерила его пытливым взглядом:

– Я полагала, ты питаешь более нежные чувства к своей единственной сестре.

Генрих дернул плечом:

– Детьми мы иногда играли, по большим праздникам ее всегда привозили во дворец к отцу, но в основном жили порознь. Эмма – моя родня, и я признаю свой долг перед нею. Теперь, когда она в твоей свите, мы, несомненно, лучше узнаем друг друга. – Он поднял глаза на Алиенору. – А что твоя сестра? Она еще достаточно молода, чтобы покинуть монастырь и повторно выйти замуж. Разве ты не хочешь видеть ее среди своих придворных?

Алиенора покачала головой:

– Думаю, это было бы неразумно. – Она почувствовала пронзительную боль от мысли о Петронилле.

Генрих удивленно посмотрел на жену.

– Она… – Алиенора запнулась. Скандал вокруг брака сестры стал всеобщим достоянием, но о душевной болезни Петрониллы почти никто не знал за пределами французского двора, и сейчас сообщать об этом Генриху было совсем не обязательно. – Ей лучше остаться в монастыре какое-то время. Жизнь при дворе будет для нее трудна. Взять нового мужа она не желает, и я не стану ее принуждать.

– Как хочешь. – Генрих пожал плечами, явно считая этот вопрос неважным по сравнению с собственными планами. Он уселся перед огнем и начал читать письма, скопившиеся на столе. – Куда отправимся для начала? В Тальмон? – В его глазах сверкнула искра. – Очень хочу поохотиться.

Алиеноре удалось улыбнуться, несмотря на грусть, вызванную разговором о сестре.

– Мне тоже. – Она набросила сорочку и присоединилась к нему за столом.

Глава 48 Руан, Нормандия, Рождество 1152 года

Холодный, но яркий зимний свет просачивался сквозь высокие окна аббатства Бек. Прохладный и чистый воздух покалывал, как мороз. На крестах сияло золото и самоцветы, хор пел «Тебя, Бога, хвалим», когда Алиенора опустилась на колени перед ступенями, ведущими на возвышение, установленное в нефе. Там, наверху, на мраморном троне, обложенная подушками, сидела мать Генриха, императрица Матильда. Платье под горностаевой мантией мерцало темными драгоценными камнями, а сиявшая золотом диадема не посрамила бы свою владелицу даже во дворце Константинополя. Алиеноре на секунду показалось, будто не женщина владеет драгоценностями, а они ею. Лицо императрицы испещряли морщины – результат многолетней борьбы за наследство, но спину она сохранила прямой и держалась властно. Поприветствовав Генриха, мать жестом направила его к креслу по правую руку от себя.

Алиенора со склоненной головой поднялась по ступеням и вновь опустилась на колени, чтобы вручить императрице дар – золотой реликварий в форме скипетра, украшенного рубинами и сапфирами. Внутри стержня, за хрустальной дверцей, хранились мощи святого Марциала.

– Госпожа, – произнесла Алиенора почтительным, но отнюдь не раболепным тоном, – мать, королева, императрица, примите в знак моего уважения.

Императрица приняла дар с искренним удовольствием и одобрением. Взяв руки Алиеноры в свои, она поцеловала невестку, в свою очередь дав официальное обещание.

– Теперь ты моя дочь, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя и твои владения. – Она указала Алиеноре на кресло слева от себя, после чего возобновила службу.

Генрих послал жене взгляд, полный гордости и нежности, Алиенора вернула его, чувствуя радость и подъем в душе.

На официальной трапезе по случаю приезда Алиеноры, герцогини Нормандской, обе женщины продолжали присматриваться друг к другу. Алиенора нашла свою свекровь надменной и чопорной, но не сварливой мегерой, какую ожидала встретить. Императрица явно гордилась Генрихом. При взгляде на сына ее глаза зажигались особым огнем, но она не старалась оттеснить Алиенору, скорее наоборот – приняла ее в качестве подходящей пары для своего старшего сына.