Лето прошло
Шрифт:
– А диван-то из «Икеи»! – говорит Сережа обиженно. Они ездили туда втроем, и Сережа ел в ресторане не какое-то «детское блюдо», а тефтели с картофельным пюре и соусом и катался с горки на улице у входа. Мама так радовалась ярко-зеленому («как травка!») дивану, потому что он шире прежнего и легко раскладывается на ночь, и тут же застелила его старым покрывалом.
Лиза усмехается:
– Ну, правильно, подвиг совершили. Диван новый купили! Теперь можно лет двадцать ничего не менять.
– Слушай, остановись! Ты же знаешь, почему мы жмемся, – папа разозлился.
– Ну, ладно, ладно, уже и пошутить нельзя.
Сережа понимает, о чем речь. Он помнит, что у папы был грузовичок
Мама позвала на кухню пить чай.
Лизу посадили на стул. Второй достался папе. Между стиральной машиной и столом на раскладной табуретке боком втиснулась мама. Сережа – на коленях у папы.
– Шарлотка! Фирменное блюдо! – Лиза скривилась, но под суровым папиным взглядом не решилась продолжать.
Мама молча разливала чай.
Шарлотка очень-очень вкусная. Но, если честно, пирожные, которые однажды принесла Лиза, были гораздо вкуснее. Совсем маленькие. На каждого по штучке и еще два лишних, которые достались Сереже. Все разные. Одно с настоящей ягодой малиной. И шоколадное было.
Сереже неприятно от предательских мыслей. К тому же они напомнили ему о чем-то гораздо худшем, о его большой тяжелой тайне.
Лиза отхлебывает чай и смотрит куда-то и в никуда. Так она еще больше похожа на Снежную королеву с обложки книжки. Такая же красивая и страшная. Только Снежная королева никогда бы так странно не сделала волосы – на одну сторону головы и шеи.
Снежная королева просыпается, готовая к новым злодействам:
– Слушайте, давайте сходим в кино! С Сережей ведь может посидеть эта соседка, ну, которая уже с ним сидела. В «Фитиле» идет «Лабиринт Фавна» Дель Торо. Последняя неделя. Вы знаете Дель Торо? «Хеллбой»? Как, вы не знаете Дель Торо?! Хотя если вы и Спилберга не знаете…
Лиза приглашает не так, как когда-то в зоопарк, а с подковыркой. Сережа настораживается.
Мама недовольна, но отвечает спокойно:
– Мы с тобой уже раз сходили. На «Бойцовский клуб». Насмотрелись на мордобитие. Нет уж, спасибо. Лучше дома посидеть и хорошую книжку почитать.
– Это какую же?
– А мне недавно дали – Анну Гавальду. Или Пушкина.
– Гавальду? Эти розовые сопли? Это же не литература! А Пушкина – да, это как раз то, что нужно для таких, как вы, кто даже телевизор не смотрит.
– Смотрим. Только то, что можно и что нужно. А если тебя привлекают отрубленные головы или туалетная бумага с прокладками – то, пожалуйста, любуйся, сколько душе угодно.
Маленький телевизор – на стене рядом с холодильником. Сережа смотрит вместе с мамой «Спокойной ночи, малыши». Пушкина Сережа с мамой читают по слогам.
Сережа вспоминает с облегчением:
– Так мы и тебя по телевизору видели! В «Званом ужине»!
Было так: мама, папа и Сережа сели на кухне и приготовились болеть за Лизу. Папа объяснил: «Званый ужин» – такая передача, где соревнуются, кто лучше умеет готовить. А Лизе, сказал папа, важнее другое – показать себя и свои картины. Сережа и раньше знал, что она художница, и видел в гостях ее картины. Маме они не нравятся, и из-за них она не любит ходить к Лизе в гости. А тут по телевизору показали Лизину квартиру. На стенах и у стен – картины. На каждой обязательно очень красивая голая девушка, похожая на Лизу. К ней приладился или голый мужчина, или конь. Мама говорит, что это ужасно. Но во время «Званого ужина» она терпела и даже не выгоняла Сережу из кухни. Все участники сели в Лизиной комнате за стол под
клеенчатой скатертью, и Лиза их кормила. На закуску она положила каждому на черную стеклянную тарелку два помидора, а между ними огурец. Мама с папой хотели смотреть «Званый ужин» и в другие дни, но следующий участник измазал настоящую голую девушку каким-то соусом, и всем надо было ее облизывать. Мама выключила телевизор со словами: «С ума они там все посходили, что ли?!» А Лиза заняла второе место. Теперь ее даже узнают на улице.– Ах, да когда это было! Я уж забыла давно. – На самом деле Лизе приятно, и она смотрит на Сережу с благодарностью. – А кстати, у вас, молодой человек, скоро день рождения. Ну-ка, проверка памяти: сколько тебе исполняется?
Сережа прекрасно знает сколько, но испуганно цепляется взглядом за маму и неуверенно поднимает растопыренную пятерню.
– Ты что, язык проглотил? В наше время надо быть поактивнее, а то не пробьешься в жизни. Так что же тебе подарить?
Сережа молчит, набычившись.
– Ну ясно, в этой семье надо спрашивать родителей, что они разрешают подарить ребенку. Ну, родители, что подарить вашему сыну? А я вот возьму и подарю свою картину. Ха-ха! Испугались?
– Совсем не испугались. Можешь подарить. Но он не поймет. Ему еще рано. Подари альбом… Васнецова, к примеру. – Мама не просто говорит, она борется, наступает.
– А еще лучше – Шилова! – Лиза фыркает.
– А хоть бы и Шилова. Мы были на выставке, Сереже понравилось.
Сережа сказал маме, что Шилов ему понравился. Так и было, но три богатыря в Третьяковской галерее были лучше. А у Шилова ему запомнилась одна тетенька на картине. Красивая-красивая. Как принцесса. В яркой красной кофте. А сзади крест и все зеленое-зеленое. Как фотография.
– Нет, Шилова ему не подарю. А тебе принесу Пелевина. Чтобы поняла, что такое настоящая литература.
– Ты же нам читала вслух. Про Омона какого-то. Какие-то егеря, которые медведей изображали и которых Киссинджер убил. Полный бред. Но неважно. Бог с ним, с Пелевиным, с Дель… как его? У тебя свои вкусы, у нас свои. Сереже пора спать. Завтра в детский сад. Нам всем на работу. Да нет, ты оставайся, Лиза. Я Сережу быстренько положу и вернусь.
Лиза перехватила пробиравшегося вдоль стола Сережу, крепко-крепко и неудобно притиснула к себе.
– Какой ты у нас очаровашка. Совсем как твой папа в детстве. Хотя он и сейчас хоть куда.
Это означало: а мама твоя – некрасивая. Курносая, толстая.
В кровати, обнимая маму за шею, Сережа спросил:
– А Лиза злая?
– Нет, она несчастная. Видишь, нас трое, а она одна.
Мамины слова добрые, а голос не очень.
После мамы заглянул папа. Они с Сережей сегодня начинают готовить сюрприз для мамы к Восьмому марта, которое будет почти сразу после Сережиного дня рождения. Мама пишет стихи. Одно из них Сережа разучит с папиной помощью и прочитает после того, как папа подарит маме цветы.
Уж восток заалел,Звезды стали бледнеть,А в лесу за рекойСтал соловушка петь.И роса на траве,Как алмазы, горит,И кукушка «ку-ку»Да «ку-ку» говорит.Планировали другое, но оно плохо запоминается. Там есть такие слова: «Когда вокруг все очень плохо и на душе темно». И: «Семья родная – это гавань, семья родная – это все».
Когда за папой закрылась дверь, Сережа честно зажмурился, но еще долго не мог отогнать от себя свою тайну – страшного и прекрасного МОНСТРА.