Лето с капитаном Грантом

Саши были внешне очень похожи друг на друга. Борька в первый момент даже подумал, что они братья, но ведь не могут же обоих братьев звать Сашами. Одного из Саш Борька стал потом про себя называть «молчаливый» — он, даже знакомясь, не произнес ни слова, протянул руку и все, а второго — «Таганский», потому что о чем бы тот ни говорил, все равно обязательно начинал со слов: «А вот у нас на Таганке…»

— Ты как сюда попал? — спросил Борьку Саша Таганский.

— На автобусе, вместе с Колей приехал, — ответил Борька и нарвался на дружный смех.

Оказалось, что лагерь капитана Гранта — не обычный летний, куда купили родители путевку на работе и можно ехать, а туристического кружка, который работает при Доме пионеров. Оба Саши и Витька занимались у капитана Гранта с осени, ходили в тренировочные однодневные походы и даже большой зимний во время каникул; Борис Нестеров — тот в кружке вообще уже третий год, потому и командир; Денис хоть и пришел в кружок позже всех, в апреле, но все равно уже свой. А Борька — чужой, непонятно откуда взявшийся.

— Так как ты сюда попал? — переспросил Саша, когда ребята отсмеялись.

— Мама устроила, — ляпнул Борька.

— Поня-атно, — ехидно процедил Борис-командир.

Борька, конечно, и сам сообразил, что сморозил глупость, надо было придумать что-нибудь поумнее. Но какое, спрашивается, этому командиру дело? Попал и попал, его не спросил.

— Слушай, а тебе в палатке — не такой, конечно, а в походной — хоть раз приходилось ночевать? — поинтересовался Борис Нестеров.

— Естественно, — небрежно ответил Борька.

Строго между нами: не так уж это было и естественно.

На самом деле в палатке Борьке довелось спать пока что только один раз в жизни. И было это три недели назад, когда «крокодилы» устроили семейный выезд на лоно природы. «Крокодилами» с легкой Борькиной руки, а вернее сказать, с Борькиного языка, называют сотрудников из папиной лаборатории. В лаборатории — демократия, все дружат, все на «ты». Борька всех знает с детства и зовет «дядя Миша», «дядя Толя». А завлаба Геннадия Дмитриевича — дядя Гена. Всегда так называл. Но однажды, когда все они были у Борьки дома, папа вдруг услышал «дядя Гена», посмотрел на собственного начальника так, будто увидел его впервые в жизни, и сказал:

— А что, похож. И в самом деле, мужики, вылитый крокодил.

Дядя Гена потом отвел Борьку в сторону и попросил:

— Ты уж меня, старик, не зови дядей. Лучше просто Геннадий.

Борька стал его называть по имени-отчеству, но было уже поздно. Лабораторию теперь все в институте именуют «лабораторией крокодила Гены», а сотрудников ее — «крокодилами». Так и спрашивают: на овощную базу от «крокодилов» кто идет?

На берег Истры приехали восемь человек взрослых, двое детей и две собаки. «Жигуль» Геннадия Дмитриевича и «Запорожец» дяди Миши были перегружены так, что багажники у них проседали почти до земли. И все вместе — взрослые, дети, собаки и багаж — поместились в огромной иностранной палатке, скорее напоминавшей средних размеров дачу. В ней были три спальные комнаты, холл, по которому расхаживал не наклоняясь даже Борькин папа — самый высокий в лаборатории, и прихожая.

Борис Нестеров таких палаток, наверное, и не видел никогда. Но Борькин рассказ про нее на него никакого впечатления не произвел.

— Туфта это, а не палатка, — пренебрежительно махнул он рукой. — Я тебя про нормальную «серебрянку» спрашиваю.

Что такое «серебрянка», Борька не знал, и это, видимо, не сложно было прочитать по его лицу, потому что командир, не дожидаясь ответа, опять протянул свое:

— Поня-атно.

— А полосу ты бегал когда-нибудь? — спросил Витька.

Какую еще полосу? Полоса бывает бумажная, и тогда ее можно клеить, а никак не бегать. Бывает полоса неудач, в которую, кажется, Борька как раз попал. На границе бывает контрольно-следовая полоса, но она как раз затем и делается, чтобы по ней не бегали. И тут Борьку осенило: это же наколка! Как на флоте новичкам-салагам с серьезным видом предлагают принести швартовы или поднять ют, а потом выясняется, что ют — это вовсе не флаг, а часть корабля, а швартовы — канат, которым привязываются к пристани.

— Бегаю я только на длинные дистанции — пока не поймают, — ответил Борька, довольный, что на сей раз выкрутился.

— Я серьезно, — обиделся Витька.

— Поня-атно, — снова процедил Борис Нестеров. — Не видать нам «Мишек», как собственных ушей без зеркала.

И этим загадкам тоже нашлось объяснение.

Оказалось, что полоса препятствий — это вовсе даже не наколка, а такое туристское соревнование. В лагере оно проводится один раз в каждую смену. Участвовать должны все члены отряда — неважно, старые они или новые. И Борька, стало быть, команду ослабит. А победивший отряд получает специальный приз капитана Гранта — килограмм «Мишек». Вот, значит, о чем так беспокоится командир. Подумаешь! Да если на то пошло, купит ему Борька этих «Мишек» — мама «на всякий случай» дала ему с собой десять рублей.

«Не корову проигрываем», — вспомнил Борька любимую дяди-мишину присказку. Впервые он услышал ее года два назад, когда папа и Геннадий Дмитриевич почти «под сухую» разделали их с дядей Мишей в настольный хоккей, Борька тогда очень удивился: почему корову?

— Когда-то корова была самой большой ценностью, основой хозяйства, — объяснил дядя Миша. — Потерять корову значило все потерять. Потому так и говорили.

Ни у кого из Борькиных знакомых коровы не было. А вот выражение осталось. Борька и сам так часто говорил: «Не корову проигрываем».

Да и вообще, почему это из-за него отряд обязательно должен проиграть эту самую полосу препятствий? Может, наоборот, Борька им всем покажет!

Но все это пока Борьку не радовало: и командир с ефрейторскими замашками, и то, что лагерь оказался не просто так, а от кружка, и все всех, кроме Борьки, знали (он даже подумал, что, может, стоило ему поехать в старый лагерь, где никто не спрашивает про «серебрянку» и про то, откуда ты взялся), и загадочная полоса препятствий. А тут еще, как назло, дождь зарядил на полную катушку, так, что, пока добежали на ужин до столовой и обратно, Борька вымок до нитки.

Репродуктор, висевший на столбе прямо напротив их палатки, прохрипел Колиным голосом: «Внимание, внимание! Ввиду сильного дождя вечернее построение отменяется. Лагерь, отбой!» Значит, и здесь все то же самое: и построение, и отбой…

А дождь все стучал и стучал по брезенту, крупные капли с причмокиванием разбивались о поверхность образовавшейся у входа в палатку лужи. В нормальном лагере во время дождя можно хоть поиграть во что-нибудь или почитать на ночь. А тут лежи и слушай, как барабанят над тобой эти надоедливые капли. И спать совсем не хочется…

Кажется, с этой мыслью Борька и заснул. А проснулся от противного звука трубы и крика в мегафон: «Лагерь, па-адъ-ем! На зарядку!» Поваляться бы еще полчасика, но куда там! Парни вылетели с раскладушек, как из катапульты, — Борька такое только в кино про десантников видел. Раз — тренировочные штаны, два — кеды, три — откинут полог палатки. Первым, конечно, выскочил на улицу командир. Кстати, снаружи — солнце, только лужа у входа напоминала о вчерашнем дожде.

Тренировочный костюм у Борьки, естественно, был в рюкзаке. Пока доставал, все уже убежали. Нагнулся за кедами, и тут выяснилось, что от дождя осталась не только лужа. Дома мама всегда ругала его за то, что, ложась спать, он свои вещи не складывает аккуратно на стул, а швыряет куда попало. Борька каждый раз обещал, что будет складывать, и в тот же миг об этом забывал. Не нарочно, просто так получалось.