Лето с капитаном Грантом

— Мы с Адмиралом все обсудили. Предлагаем в Карелию.

— А Печора? — спросил папа. — Нехоженая, неезженая Печора?

— В другой раз, — ответил Профессор, — а сейчас мы с Адмиралом выбрали Карелию.

— Почему? — Папа любит спорить.

— По ряду причин, — ответил коротко Профессор. Андрею показалось, что синий речной глаз подмигнул, но Андрей не был в этом уверен.

— Хорошо, — вдруг согласился папа. — Карелия — это озера, синие, зеленые, серые и золотые.

Адмирал поставил чашку с чаем, и лицо его стало мечтательным. Он потряс своей кудрявой головой и сказал:

— Там озера соединены протоками, получается довольно длинный маршрут. Трудный в меру, красивый без меры.

— А комар? — нарочно спросила тетя Марина.

— В меру, — быстро отозвался Профессор.

Профессор водил пальцем по карте, все смотрели и были уже не здесь, в комнате с чаем и тортом. Они были там, на озерах — голубых и зеленых, серых, золотых, прекрасных.

— А если протоки заросли? — спросила тетя Марина. Она, кажется, их дразнила. Не боялась она ничего — ни комаров, ни заросших проток. Красивая, худенькая, как девчонка из десятого класса.

— Не заросли, — отмахнулся Адмирал.

— Или заросли, — добавил Профессор.

Андрюшин папа сказал:

— Мои знакомые были там прошлым летом. Места роскошные, туристов мало, черника и грибы.

— Лето там холодное, — опять сбивала всех тетя Марина. — И вообще.

— Уймись, Марина, — попросил Профессор. Андрей понял, что тетя Марина шутит. Он перестал бояться, что она всех отговорит. — В июле везде тепло.

— Рыба есть там? — спросил дядя Павел.

— Фанатик, — проворчала тетя Катя, — только бы рыба. Поэтому у меня до сих пор нет кожаного пальто.

— Какая связь? — простодушно ответил дядя Павел.

— Прямая. — Тетя Катя энергично отпилила ложкой половину конфеты. — Сколько стоят твои спиннинги-блесны-крючки-поплавки? Молчишь? Нет, ребята, с ним жить нельзя.

— Можно, — отозвался Профессор. И Андрей понял, что тетя Катя ворчит просто так, а на дядю Пашу вовсе не сердится. И вообще, она даже гордится им, своим рыболовом. Подумаешь, кожаное пальто!

— Где есть вода, — сказал Профессор, — есть и рыба. Остальное зависит от умения.

— Умения у нашего Павла во сколько! — Андрюшин папа широко развел большие ладони. — Помните, в прошлом году? Щуку помните? Килограммов на пятнадцать!

— Шестнадцать, — скромно и тихо поправил дядя Павел.

— С половиной, — ядовито сказала его тетя Катя.

— Будем проводить тайное голосование? — спросил Адмирал. — Или все согласны на Карелию?

Голосовать никто не захотел, все сказали, что маршрут подходит. Главное, чтобы отпуска совпали.

Андрею нравилось все. И то, что его отца в компании называют Капитаном. Шутка? Ну и что же, не каждого так зовут даже в шутку, а отца вот зовут. И еще нравилось, что все хотя и спорят, а в глубине души друг с другом согласны. Доверяют друг дружке, а спорят просто так. Андрей с Женькой тоже часто спорят, а все равно дружат.

Они возвращались поздно, Андрей удивлялся — он совсем не хотел спать. Зачем же каждый вечер он ложится рано? Надо начинать новую жизнь, он уже большой, он дорос до похода. И сам Профессор рад, что Андрей пойдет с ними. И Адмирал кудрявый рад. И тетя Марина, и дядя Павел.

Мама вдруг сказала:

— Совсем засыпает наш парень.

А он не засыпал. Просто перед глазами качались высокие елки, почему-то голубые, как в Ботаническом саду.

Отец говорит, что у Андрея легкий характер. Наверное, поэтому ему интересно и в пионерском лагере и на даче. В лагере — кросс по пересеченной местности, викторина и, конечно, футбол. А на даче тоже хорошо. Ребята сразу сбивались в компанию, Андрей ходил с ними на речку и в лес за малиной.

Но иногда он вдруг садился на крылечко, снимал тапки, ставил босые ноги на шершавую ступеньку и смотрел в пространство. И никто не знал, что в эти минуты перед его прижмуренными глазами не закат, горящий над водонапорной башней. И не ласточки, быстро перечеркивающие розовое небо. Перед ним плыли в такие минуты байдарки — три больших трехместных «Салюта» и один старенький «Луч». Они шли медленно, плавно, совсем бесшумно, как будто не по воде шли, а летели низко над водой. И не весла их толкали вперед, а сами по себе они двигались, и люди махали веслами просто так, чтобы размяться.

Идут вперед три «Салюта» и старенький «Лучик», у «Лучика» вся обшивка в заплатках, от этого он клетчатый, этот «Луч». Но Профессор ни на какую, самую новую, байдарку свой «Лучик» не променяет — легкий «Лучик», послушный, умный.

А в одном из «Салютов» сидят Капитан и Жадюга, отец Андрея и его мама. И третье место пустое, и сколько времени оно еще будет свободным, Андрей не знал. Он сидел на крылечке, солнце напоследок пригревало щеку. Андрей думал, как необыкновенно все устроено в этом мире. Вот он сидит здесь, на бабушкиной даче. А на самом деле он там, на реке, где цветут у берега белые кувшинки, где скользят длинные байдарки, где его родную маму зовут Жадюгой, а она не обижается, потому что там, где летают синие стрекозы и длинные ветки ивы склоняются над серой водой, там Жадюгой называться очень даже почетно. Это по-настоящему значит завхоз. Она выдает им продукты, она решает, каким сегодня будет обед, а каким завтра завтрак. Мама экономная, хозяйственная. А Жадюга — это шутка. Кто же обижается на шутки? Андрей никогда не обижается, он разрешит им называть себя как угодно, только бы взяли его с собой. Он будет сидеть в длинном «Салюте», он будет грести очень старательно. Но они не берут, и он не знает, когда он окажется там. Он мечтает, надеется, грустит.

— Почему мой внук сегодня невеселый? — спрашивает бабушка.

— Все в порядке, — отвечает Андрей. — Просто я задумался.

Потом он бежал к ребятам, и грусть проходила. Но не вся, остаток был. Еще его называют осадок, Андрей слышал. Однажды мама сказала отцу:

— Я не люблю ссориться ни с кем и никогда. Потом конфликт кончается, а осадок все равно остается.

Теперь наступило счастливое лето. Оно все-таки наступило! С легкими облаками и сверкающими стрекозами. С кустами, нависшими над водой, и солнцем, дробящимся в озере. Он дождался, терпеливый мальчик Андрей.

Теперь в «Салюте» все места заняты. Впереди Капитан, позади Жадюга, между ними Андрей. Он крепко держит весло, он старается не уставать.

— Держи весло свободно, — говорит отец, — что ты вцепился в него так судорожно? Свободно держи. И плечи не поднимай, расслабь плечи, Андрей. Старайся не уставать.

Какой непонятный приказ — старайся не уставать. Ну, он старается. И все равно устает. А как же? Весло не такое уж легкое, оно казалось ему невесомым в папиных руках. В маминых тоже. Впереди Профессор на своем юрком «Луче» гребет играючи. Ничего, Андрей тоже так научится, сумеет и он весело перекидывать весло в руках, ловко проводить лопастью по воде, ритмично двигать плечами. И не вцепляться судорожно. И не давать основную нагрузку на кисть, а — на плечо, на плечо.

Пока что весло вело себя как живое и довольно хитрое — оно стремилось обмануть Андрея и вырваться из рук. Было трудно. Но все равно хватало сил на то, чтобы обрадоваться синей, совсем синей воде, она плескалась рядом. А по берегам стоял темно-синий лес. Елки отражались в озере, красные шишки висели тяжелыми гроздьями. Березы струились в воде белыми ручейками. Есть и под Москвой елки, и березы, и озера. Но здесь, в Карелии, все совсем другое. Мощнее как-то, праздничнее.

Впереди он все время видел спину отца в выгоревшей добела штормовке, белую кепочку на затылке. Потом, через много лет, Андрей поймет, как это важно — спина отца, широкая, надежная и сильная. Как безопасно и тепло тебе за это спиной! Теперь он думал о другом: как было бы хорошо, чтобы и его, Андрея, штормовка не была такой новенькой, зелененькой, а поскорее выгорела. И он, Андрей, выглядел бы в ней бывалым и отважным туристом-байдарочником. Сколько рек и озер надо пройти, пока она побелеет, эта новенькая штормовка! Он понимал, что за одно лето такого замечательного цвета не добиться, но он старался. Андрей не вылезал из штормовки даже в яркие солнечные дни, когда все были в рубашках или в майках.