Летописцы Победы
Шрифт:
Недавно в одном из архивов в Федеративной Республике Германии мое внимание привлек первый военный номер еженедельного журнала войск СС «Черный корпус». На первой странице — злобная карикатура на советского поэта. Так сказать, обобщающий образ…
Поскольку поэты всегда на виду, родилось и распространилось немало легенд о них. Как правило, это легенды — героические и недалекие от действительности.
Правда, одно время было модно изображать — особенно на сцене — поэта неуклюжим и беспомощным, а то и трусоватым, чужеродным явлением в военном коллективе. Читатель и зритель просто не приняли такой трактовки, и она стерлась, куда-то сгинула, потому что не была правдой.
О стихах на войне эти заметки. Я писал и еще напишу о поэзии моих товарищей, рожденной в боях. История многих
Лето 1942 года было для нас очень тяжким.
Войска Юго-Западного фронта сбиты с рубежа реки Оскол и покатились к Волге. Отступаем по голой степи, над нами, как прикрепленная, виснет «рама» — двухфюзеляжный разведчик-корректировщик. На дорогах, особенно на переправах, «пробки», враг бомбит нещадно.
Почти не удается поспать, мы все время в движении и под огнем.
Связь с поездом-редакцией фронтовой газеты утеряна. Верные печатному слову, мы отправляем заметки, корреспонденции, ну и стихи, конечно, куда-то и с любой оказией, но позже выяснится, что почти ни один пакет не дошел по назначению.
Приходит на помощь печальный опыт сорок первого года: при отступлении, задерживаясь ненадолго в районных центрах, мы выпускали листки и листовки в типографиях районных газет. Это был всегда ручной набор и примитивная плоскопечатная машина, а все-таки получалось. Как досадно, что не сохранились те листки со стихами, срочно отпечатанные на пути от Львова до Умани…
И вот теперь снова — пустеющие, пустынные, словно умирающие районные центры, но уже в Воронежской и Сталинградской областях; такие же мучительные поиски наборщика и печатника, так же приходится журналистам и поэтам самим крутить колесо и фальцевать печатные страницы. А потом с пачкой своей продукции выходили на дороги и переправы, раздавали листовки…
Нет, пыль не прикроет отступающие колонны. Бомбы свистят и воют, гибнут мои товарищи. Где наша редакция — неизвестно…
Я нашел редакцию фронтовой газеты «Красная Армия» уже в Сталинграде, на улице Ленина. Ее приютила редакция областной газеты «Сталинградская правда», и, поскольку поезд-типография потерялся, где-то застрял, а может, и разбомблен, наша военная газета и листовки политуправления фронта, который еще называется Юго-Западным, но уже завтра получит имя Сталинградского, будут печататься в областной типографии.
…По приказу неугомонного и беспощадного редактора я должен срочно, в номер или для листовки, сдать стихи о Победе.
Сейчас вспоминаю: в той катастрофической ситуации никакого иного выхода мы не видели — только Победа могла спасти страну, фронт, наши семьи, каждого из нас.
Как и когда придет Победа, никто не знал. Понимали, чувствовали, ощущали каждой клеточкой, всем своим существом — невозможно, немыслимо пустить врага за Волгу.
Вот об этом и было срочно написано стихотворение, которое я попробую здесь воспроизвести.
Разговор Волги с Доном Слышал я под небом раскаленным,— Из-за сотни верст, издалека, Тихо говорила Волга Дону, Волга — мать-река: «Здравствуй, Дон, Товарищ мой старинный! Знаю, тяжело тебе, родной. Берег твой измаялся кручиной,— Коршун над волной. Только я скажу тебе, товарищ, И твоим зеленым берегам: Никогда, сколь помню, не сдавались Реки русские врагам». Дон вдали сверкнул клинком казачьим И ответил Волге: «Труден час. Горько мне теперь, но я не плачу. Слышу твой наказ. Русских рек великих не ославим, В бой отправим сыновей своих, С двух сторон врагов проклятых сдавим И раздавим их». Волга Дону громко отвечала: «Не уйдут пришельцы из кольца. Будет здесь положено начало Вражьего конца». Темным гневом набухают реки, О которых у народа есть Столько гордых песен, что вовеки Их не перечесть. Реки говорят по-человечьи, Люди, словно волны, в бой идут, Пусть враги на этом междуречье Смерть свою найдут. Бой кипит под небом раскаленным, Ни минуты передышки нет. Волга говорит, как с братом, с Доном, Дон гремит в ответ.Стихотворение датировано августом 1942 года, указано и место написания — станица Перекопская. Станица эта — в излучине Дона, где уже начались тяжелые бои, сдерживающие страшный натиск противника.
Через десятилетия, с сегодняшней высоты, можно спокойно разобраться, почему в обстановке крайней, в общем-то катастрофической, было написано такое стихотворение.
Может быть, в утешение страдальцам, сражавшимся в глубине России? Нет, мы не считали себя страдальцами и не нуждались в утешении: оно мешало бы. Нужны были тогда лишь беззаветность, отчаянная отвага…
Может быть, я знал планы Верховного командования? Может быть, таким стихотворным способом выполнялось особое задание штаба фронта? (Ведь, бывало, получали журналисты такие поручения — командование очень доверяло им.)
Нет, и этого не было. Просто редактор приказал сдать стихи в номер (хотя еще неясно было, сумеем ли выпустить газету — бомбы выли над зданием типографии) и чтоб стихи были о Победе, а комиссар в должности поэта уже держал в кармане именно те стихи, которые нужны были редактору сегодня и немедленно.
В стихах Волга и Дон как бы окружали и душили пришельцев, и не только география подводила к подобному образу, но просто необходимость…
И не будучи стратегом, могу с уверенностью сказать, что в Генеральном штабе такого плана не было, хотя бы потому, что в августе фашистские войска еще не прорвались в Сталинград и можно еще было надеяться, что они будут остановлены на подступах к городу, на Дону…
Никакого другого выхода, кроме разгрома врага, кроме Победы, не было тогда. Об этом думали воины, в это верили, а поэты формулировали их мысли и чувства.
В том же духе писали в те дни мои товарищи по Юго-Западному фронту Борис Палийчук, Микола Бажан, Микола Упеник, Павло Усенко.
Разумеется, мы не знали еще, что бои будут идти в цехах Тракторного завода и «Красного Октября», на городском вокзале и на самом берегу Волги. Не могли мы предвидеть, какого напряжения достигнет сражение в городе и в междуречье Волги и Дона. Но если поэзии дано хоть на дни, на месяцы опережать время, то именно эта ее таинственная возможность могуче проявилась на Великой Отечественной. Разве стихи Николая Тихонова, Ольги Берггольц, Александра Прокофьева с первого дня блокады не были стихами о победе под Ленинградом? Разве стихи Алексея Суркова, Константина Симонова, Маргариты Алигер, Иосифа Уткина не были стихами о будущей победе под Москвой?