Летописи вечной войны

Но в бою Нирадис не жаждет чужой смерти. Зачем? Это неважно, это отступает на второй план, меркнет пред танцем на ветру и звенящей оглушительной песней. Красота движения и звука – награда сама по себе; то, что она несет гибель врагам, остается для Нирадис лишь приятным дополнением.

Только когда ее голос больше не вплетается в симфонию песни других Банши, Нирадис останавливается и словно открывает глаза, заново взглянув на поле битвы и вспомнив, с кем сражалась, осознавая радость победы и горечь потери. Только вне боя она может познать детали случившегося.

До того, как стать Воющей Банши, она была художницей и собиралась уйти на Путь Провидца – но передумала. Другие удивляются тому, как легко она пошла дорогой Бури Тишины, но Нирадис лишь смеется, когда слышит такие вопросы.

Даже среди эльдар есть те, кто воспринимает Пути как нечто отдельное друг от друга. Нирадис знает правду: все Пути сплетаются и сливаются воедино для тех, кто умеет видеть и понимать. Она идет Путем Воина – но ее удар подобен взмаху кисти художника, и действия врага Банши предугадывает подобно провидцу. Это ли не доказательство единства Путей?

Кто-то говорит, что Воющие Банши танцуют в битве. Кто-то – что они поют. На деле же это ни песня, ни танец, нечто порожденное ими обоими, и у каждой Банши есть свое слово для того, что происходит с ними в бою.

Для Нирадис это слово – «жизнь».

21.07.2013 – 22.07.2013

Тёмные эльдар. Капли радости

Если ударить противника с нужной скоростью и точностью, то кровь брызнет фонтаном, и красные капли разлетятся в воздухе. Сайхара не устает любоваться этим зрелищем, и за годы служения культу ведьм она отточила мастерство подобных ударов.

Иногда она ловит чужую кровь губами, пробуя ее на вкус. Иногда она позволяет ей брызнуть на лицо и радуется ощущению горячих капель на белой коже. Иногда – ловит ее движением перчатки или иного оружия, восхищаясь своей ловкостью.

Радость.

Вот главное, что она испытывает в такой момент – радость от удара, от разлитого в воздухе сладкого мучения; в такие минуты полуобнаженное тело Сайхары трепещет от наслаждения.

Пусть другие идут в бой, чтобы вселить ужас, показать себя или утолить ненависть. Сайхара сражается, чтобы испытать радость.

Она любит сражаться с людьми. В их недолговечных телах кровь бьется на удивление сильно – и когда бритвоцеп или нож вспарывает мундиры и плоть под ними, то выплескиваются яркие, прекрасные фонтаны.

Космодесантники лучше. Ей не так часто доводится сражаться с ними и побеждать своими руками – но когда это случается, то Сайхара опускается на колени и пьет, жадно пьет горячие приятные капли, чувствуя, как чужая жизнь перетекает в ее душу.

Но сейчас десантников нет – есть обычные солдаты. Сайхара и ее сестры по культу кружатся в яростном, безостановочном танце; на дистанции у мон-кей были бы шансы, однако ведьмы уже оказались вблизи – и дело решено.

Бритвоцепы хлещут по солдатам, оставляя кровавые полосы на лицах – там гибкое оружие вырывает куски плоти; изогнутые ножи легко рассекают кости («белые обломки похожи на сладости», – думает Сайхара). Воздух вокруг кипит от лазерного огня, однако казалось бы незащищенные, почти нагие женщины Коморры каждый раз оказываются чуть в стороне. Чуть в ином месте – и разряд проходит мимо, а очередной мон-кей падает, расплескивая жизнь красным ручьем.

В мире существует счастье, и оно есть за пределами гладиаторских арен Коморры.

Сайхара останавливается, когда ее бритвоцеп ударяется о перевернувшуюся машину и с легким удивлением моргает: неужели мон-кей кончились? Она оглядывается, убирая нож и обертывая цеп вокруг талии.

Да, все мертвы, кроме одного: у него перебиты ноги, одна рука придавлена трупом товарища. Он не может ничего сделать, и лишь с ужасом смотрит на Сайхару, которая садится рядом с ним. В его глазах только страх, даже ни следа желания – что немного обижает. Разве ее тело не прекрасно, особенно сейчас, после битвы?

Но что взять с людей? Только одно.

– Гордись, мон-кей, – нежно произносит Сайхара на грубом наречии Империума, поддерживая голову солдата и гладя его по груди. – Вы доставили мне радость.

И ласковым движением вырывает ему горло.

23.08.2013 – 24.08.2013

Тёмные эльдар. Смех небес

Сверху все выглядит очень мелким, и оттого смешным. Машины – коробочки, ползущие по земле, силуэты их владельцев – насекомые или черви. Как малы они по сравнению с лилово-красными небесами Города!

Акантофис запрокидывает голову и смеется. В небесах ему всегда весело, а ведь большую часть времени он и проводит высоко над Городом. Где еще быть геллиону, воздушному хищнику Коморры? И отчего ему не веселиться?

Ветер касается тела, антигравитационная доска отвечает на малейшее движение ног, снадобья из лабораторий гемункулов кипят в крови, обостряя чувства и наполняя тело новой силой, тяжелая глефа в руках кажется невесомой. Акантофис совершенно не понимает тех, кто хочет жить и сражаться на земле – ведь в небе гораздо интереснее и приятнее!

Геллионы летают стаями, но Акантофис предпочитает скользить по небесам в одиночку. Зачем подниматься над Городом, если над тобой будет лидер? А сам он лидером становиться не желает – это не так уж весело.

Акантофис снижается, заметив внизу группу рабов, несущих длинный черный ящик по мосту. Наверное, невольники какого-то кабала, посланные по делам или возвращающиеся с них.

Кто другой держался бы подальше от имущества кабалов – но что геллионам до земных владык? И что до них ему, ищущему в жизни лишь смеха? Кстати, он давно хотел проверить одну штуку…

Акантофис камнем падает с небес, выравнивая полет лишь над самыми головами рабов; лезвие глефы срубает голову одному из них, и в воздух бьет фонтан крови. Обратным движением геллион цепляет другого невольника изогнутым лезвием и легко перебрасывает через перила моста, отправляя в пропасть.

Четверо оставшихся бросают ящик и бегут – но слишком медленно. Акантофис с легкостью настигает их, скользя так, чтобы бритвенно-острый край доски попал по шее невольнику. Он промахивается на пару пальцев – доска разрубает голову и мозг, и на черном металле остаются мерзкие серые полосы.