«Летучий голландец» российской интеллигенции (очерки истории «Философского парохода»)

Настороженность советского руководства к небольшевистской печати наблюдалась с самого начала деятельности частных издательств, но особенно пристальное к ней внимание было невольно инспирировано редактором журнала «Экономист» Д. А. Лутохиным, впоследствии высланным за границу: первый номер журнала он направил для прочтения В. И. Ленину. Нельзя сказать, что это была удачная идея — в этом номере Питирим Сорокин поместил свою статью «О влиянии войны…» [57] , не заметить которую в силу специфики излагаемого материала было невозможно.

57

Сорокин П. А. О влиянии войны на состав населения, его свойства и общественную организацию // Экономист. Пг. 1922. № 1. С. 77 — 107.

Так, критико-обличительные высказывания П. А. Сорокина по вопросу о семейном законодательстве едва ли можно было признать научно обоснованными. Дело в том, что по данным статистики, которые он привел в своей статье, с принятием декретов «Об отмене брака» и «О гражданском браке, о детях и о внесении в акты гражданского состояния» (19 и 20.12.1917) и брачного законодательства 1918 г. резко возросло количество разводов, особенно увеличилось число краткосрочных браков: «на 10000 браков в Петрограде теперь приходится 92,2 разводов [58] — цифра фантастическая, причем из 100 расторгнутых браков 51,1 были продолжительностью менее одного года, из них 11 % — менее одного месяца, 22 % — менее двух месяцев, 41 % — менее 3–6 месяцев и лишь 26 % — свыше 6 месяцев». На основе этих данных Сорокин сделал вывод о том, что «современный легальный брак — форма, скрывающая по существу внебрачные половые отношения и дающая возможность любителям „клубники“ „законно“ удовлетворять свои аппетиты» [59] … На самом же деле, новое советское законодательство стало важным этапом в признании прав женщин и внебрачных детей. Оно лишало мужчину права руководства семьей, предоставляло женщине полное материальное и сексуальное самоопределение, объявляло право женщины на свободный выбор имени, места жительства и гражданства. Брачный союз можно было так же легко расторгнуть, как и заключить. При этом решающее значение имело только «свободно выраженное согласие» партнеров. Регистрация отношений перестала быть обязательной. Сексуальные отношения, в которые вступал один из партнеров помимо существующих, даже при регистрации последних, «не преследовались». Обязательство выплаты алиментов считалось «переходной мерой». На фоне даже самых развитых стран положение женщины в Советской России становилось самым свободным, а брачное законодательство — самым прогрессивным [60] . «Всплеск» числа разводов в 1920 г. в Петербурге (хотя это число, приводимое Сорокиным, подозрительно велико [61] , также как число браков в Петербурге — подозрительно кругло), в принципе, можно поставить в зависимость от случившихся социальных катаклизмов, резко изменившегося образа жизни и появления нового брачного законодательства. Но выводы, которые делает П. А. Сорокин, представляются сильно искаженными (спустя некоторое время, за границей, он выскажется гораздо откровеннее):

58

Так в тексте. (См.: Сорокин П. А. О влиянии войны… // Экономист. С. 83 прим.) Здесь пропущен значок «%»., чего Ленин, конечно, не мог знать, когда читал статью. Те же (исправленные) данные, а также указание года (1920-й), к которому они относятся, Сорокин опубликовал в статье «Нравственное и умственное состояние современной России. 1. Морально-правовые изменения». (Воля России. Журнал политики и культуры. Прага. № 4 (32). 1.11.1922. С. 31).

59

Сорокин П. А. О влиянии войны… С. 83.

60

См.: Райх В. Сексуальная революция. — СПб. — М.: Университетская книга, АСТ, 1997. С. 220.

61

Для Вены, напр., тот же коэффициент у Сорокина завышен (18,1 % против 10,1 %). Ср.: Сорокин П. А. Нравственное и умственное состояние… С. 31; Райх В. Сексуальная революция. С. 185.

«Война и революция не только биологически ослабили молодежь, но развратили ее морально и социально. <…> Особенно огромна была роль в этом деле Коммунистических Союзов Молодежи, под видом клубов, устраивавших комнаты разврата в каждой школе <…>» [62] .

Чем в таком случае объяснить, что, например, в благополучной и стабильной Америке, — а ведь в те годы там не было ни войн, ни «союзов молодежи», — в Денвере процент разводов в 1922 г. составил более 100 % (51,3 % разводов и 51,5 % случаев злонамеренного оставления семьи), в 1924 г. в Атланте — 55 %, в Лос-Анджелесе — 47 %, в Канзас-Сити — 49,8 %, в Денвере — 50 %, в Огайо — 22,3, в Кливленде — 32,5 %? [63] Продолжая свои рассуждения на страницах «Экономиста», Сорокин пришел к провозглашению идей… расизма и антисемитизма:

62

Сорокин П. А. Нравственное и умственное состояние… С. 31, 30.

63

См.: Райх В. Сексуальная революция. С. 185, 187. По мнению Райха, уже с 1923 г. в Советском Союзе резко обозначилась тенденция, которую лучше всего можно охарактеризовать как торможение сексуальной, а с ней и культурной революции. О смене моды с «коммунистического решения половой проблемы» на «буржуазную модель» построения «интимного быта» см. также Петрищев А. О народной нравственности // Дни. № 37. Вт., 12.12.1922 г. С. 1.

«<…> война обессилила белую, наиболее одаренную, расу в пользу цветных, менее одаренных; у нас — великоруссов — в пользу инородцев, население Европейской России — в пользу азиатской, которое, за исключением сибиряков, и более отстало, и более некультурно и, едва ли не менее талантливо вообще [курсив автора. — Н.Д.]» [64] …

На прочитанное Ленин отозвался статьей «О значении воинствующего материализма» (12 марта 1922 г.), где в заключение высказал мысль о том, что «рабочий класс в России сумел завоевать власть, но пользоваться ею еще не научился, ибо, в противном случае, он подобных преподавателей и членов ученых обществ давно бы вежливенько препроводил в страны буржуазной „демократии“. Там подобным крепостникам самое настоящее место» [65] .

64

Сорокин П. А. О влиянии войны… С. 93.

65

Ленин В. И. О значении воинствующего материализма // Под знаменем марксизма. 1922. № 3. С. 12. См. также: Полн. собр. соч. Т. 45. С. 23–33.

И далее, как известно, события развивались именно по этому, ленинскому, сценарию. Но лишь спустя два месяца, 19 мая 1922 г., В. И. Ленин в письме к Ф. Э. Дзержинскому даст точную инструкцию:

«Обязать членов Политбюро уделять 2–3 часа в неделю на просмотр ряда изданий и книг, проверяяисполнение, требуя письменных отзывови добиваясь присылки в Москву без проволочки всех некоммунистических изданий. Добавить отзывы ряда литераторов-коммунистов <…> Собрать систематическиесведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей» [66] .

66

«Очистим Россию надолго». К истории высылки интеллигенции в 1922 г. (Вступ. ст., комм. и подготовка документов к публ. А. Н. Артизова) // Отечественные архивы. 2003. № 1. С. 75.

Надо сказать, что в течение этих двух месяцев на международной арене произошли некоторые позитивные сдвиги в сторону признания легитимности советской власти: всеевропейскую конференцию в Генуе, созванную по российской инициативе, потрясла сенсация: 16 апреля в Рапалло был подписан договор между Советской Россией и Германией, который взаимно аннулировал прошлые экономические претензии государств друг к другу, устанавливал нормальные дипломатические отношения и предусматривал статус «наиболее благоприятствуемой нации» в торговых связях между ними. Не главным, но значимым в данной ситуации следствием этого договора стало появление возможности для будущих изгнанников ехать не в Сибирь или Якутию, а за границу, в Германию. Очень может быть, что решение о том, что делать с крамольной интеллигенцией, созрело вместе с осознанием советским руководством этой возможности.

Однако есть сведения, что идею высылки за рубеж «старой» интеллигенции Ленин вынашивал задолго до событий 1922 г. В апреле 1919-го его интервьюировал американский журналист Линкольн Стеффенс, приехавший в Россию с миссией Уильяма Буллита [67] . На вопрос о красном терроре Ленин ответил, что

«он [террор] причиняет вред революции и внутри, и за пределами [страны], и мы должны понять, как избегать его или контролировать или управлять им. Но нам следует знать о психологии больше, чем мы знаем сейчас, когда идем сквозь это безумие. Ведь он [террор] служит цели, которая этого заслуживает. <…> Нам следует выдумать какой-нибудь способ избавиться от буржуазии, аристократии. В процессе революции они не дадут нам совершить никакие экономические изменения, на которые они не пошли бы до ее начала; следовательно, от них надо избавиться. Я лично не понимаю, почему мы не можем напугать их, не прибегая к убийствам. Конечно, они опасны вне [России] так же, как и в пределах [ее], но эмигранты не так вредны. Единственное решение, которое я вижу, — это, имея угрозу красного террора, сеять страх и позволять им бежать. <…> Абсолютную, инстинктивную оппозицию старых консерваторов и даже твердых либералов следует подавить, если собираетесь привести революцию к ее цели» [68]

67

Уильям Кристиан Буллит (Bullitt) (1891–1967) — американский дипломат, первый посол США в Советском Союзе (1934–1936). В 1919 г. по заданию президента Вудро Вильсона посетил Россию в качестве наблюдателя, по возвращении подтвердил стабильность правительства большевиков и рекомендовал признать Советское государство de jure. Джозеф Линкольн Стеффенс (Steffens) (1866–1936) — американский журналист, член миссии Буллита, финансировал Дж. Рида, наблюдал революции в Мексике и в России. Cвои впечатления о Советской России выразил в следующих словах: «Я увидел будущее, и оно работает» (Letters. In 2 vols. Vol. I. 1938. P. 442, 463.)

68

Steffens J. L. The autobiography of Lincoln Steffens. Complete in one volume. — New York: Harcourt, Brace and Company, inc., [c. 1931]. P. 797–798. Тот же фрагмент цитирует г-н Латышев в своей книге «Рассекреченный Ленин». Однако, как выяснилось, секрет «рассекречивания» заключается в том, что, во-первых, Латышев выбирает ленинские фразы из этого интервью произвольным, выгодным себе образом, никак не обозначая эту «выборку», во-вторых, переводит их столь свободно, что меняет смысл на противоположный, а в-третьих, по вполне понятным причинам не дает ссылку на произведение, из которого заимствует «разоблачительный» текст. (См.: Латышев А. Г. Рассекреченный Ленин. — М.: «Март», 1996. С. 205.) Доколе же исторический подлог будут выдавать за открытие истины и переписывать историю России в соответствии с очередным идеологическим заказом?

После того, как все, кто мог и хотел из России бежать, оказались в эмиграции, а международная обстановка начала меняться в отношении советского государства к лучшему, пришло, видимо, время всерьез задуматься о судьбе «инстинктивной оппозиции», широко представленной в советском обществе «старой» интеллигенцией. И первым шагом в разработке операции по административной высылке стало выдворение за рубеж в январе 1921 г. группы арестованных анархистов и меньшевиков [69] .

69

О высылке интеллигенции // Дни. 1922. № 28. 1 декабря, пятница. С. 3. По другим — неуточненным — данным, это произошло в январе 1922 г. Группу арестованных анархистов и меньшевиков отправили за рубеж поездом по чужим документам под видом чехословацких гражданских пленных.

Будет буря…

Инструкцией Ленина Дзержинскому начинается собственно операция по высылке интеллигенции. Важнейшей частью в подготовке этой акции стало рецензирование небольшевистских изданий. Критика в адрес идейных противников появлялась на страницах коммунистической прессы и раньше. Теперь каждое официальное издание 30–40 % своего объема стало посвящать такого рода критике.

Обычно современные исследователи попадаются на удочку «революционной фразы» большевистских критических статей — ярлыки и ругательства в адрес оппонентов раздражают и возмущают, а суть изложения ускользает. Между тем, современникам такой способ полемики был привычен — это изобретение не только и даже не столько большевиков, им грешили все предреволюционные публицисты, отличаясь друг от друга лишь набором идеологических клише. Поэтому мне представляется полезным посмотреть, в чем по существу состоял смысл этой критики.

В поле моего внимания попали два наиболее авторитетных в 1922 г. коммунистических издания — «Под знаменем марксизма» (ПЗМ) и «Печать и революция» (ПиР) — и несколько сборников статей.

Начну с последних. Здесь главным героем всех нападок является все тот же проф. П. А. Сорокин, один из самых заметных авторов «Экономиста», «Экономического возрождения» и «Утренников». Основной мотив для критики — его теория экономического либерализма и «англосаксонская позиция», которая «защищала положение о самодеятельности, <о> личной инициативной работе интеллигенции „независимо от власти“ („Утренники“, с. 15)» [70] . Есть и более серьезное обвинение, адресованное не только Сорокину, но и его коллегам по «Экономисту» и Русскому техническому обществу, в том, что они «начали работать по доставлению <…> нэпману соответствующей идеологии. Сам он аполитичен, но эти остатки интеллигенции не были аполитичны…» [71] Замечу, что высылке подверглись многие члены общества и сотрудники журнала вместе с его издателем и редактором Д. А. Лутохиным (он был одним из немногих, кто вернулся в Россию спустя 5 лет, в 1927 г.).

70

Бубнов А. Идеология буржуазной реставрации в первоначальный период нэпa // На идеологическом фронте борьбы с контрреволюцией С. 23.

71

Бубнов А. Буржуазное реставраторство на втором году нэпа. — Петроград: Рабочее кооперативное изд-во «Прибой», 1923. С. 40.

Самой большой популярностью у критиков пользовался Л. П. Карсавин. Потому, наверное, что его концепция с научной точки зрения была уязвимее и слабее. Статья «Ученый мракобес» В. Ваганяна [72] , ответственного редактора «ПЗМ», посвящена сразу нескольким работам Карсавина: «Введение в историю (Теория истории)», «О свободе» и «Noctes Petropolitanae». Ваганян показывает архаичность учения Карсавина, который со всей серьезностью рассуждает о том, что «история представляет собой постепенное развертывание абсолютного или бога», что

72

Ваганян В. Ученый мракобес // Под знаменем марксизма. № 3. 1922. С. 43–55.