Летучий корабль

– А можно мне будет…

– Ты же не умеешь, — он останавливается на пару ступеней ниже и оборачивается, насмешливо глядя на меня, но сейчас я вижу, что в этом нет ни малейшей издевки. — Конечно, можно. Я тебе покажу. Это не сложно. Если хочешь, подожди, я подгоню катер.

– Я доплыву.

Что я, девица на лодочной прогулке, чтобы ожидать, пока за мной подкатят к самой пристани? И мы входим в воду, как есть, в футболках и в шортах, потому что по такой жаре все высохнет за несколько минут. Северус плавает значительно лучше, чем я, так что я немного отстаю, но не так, чтобы было уж совсем стыдно. А вот когда мы поднимаемся на борт, он все же подает мне руку. Внутри здесь все совсем просто, светлые сиденья, обтянутые кожей, руль и панель управления — почти как в маггловских автомобилях. Он снимает с себя мокрую одежду, остается в одних плавках, и мне ничего не остается, кроме как последовать его примеру. И я отчего-то опять стесняюсь.

– Глупый, — он обнимает меня за плечи, — что ты опять краснеешь? Ты думаешь, что после того, что я видел утром, я стану тебя сейчас домогаться? Считаешь, что я изверг?

– Иногда да.

– Садись.

Он указывает мне на пассажирское сиденье, заводит мотор, и мы, пока еще на очень тихом ходу, покидаем бухту острова Кес. А потом катер будто взмывает, нет, он просто будто приподнимается над водой, и я чувствую только горячий ветер и соленые брызги, радугой рассыпающиеся в дрожащем от зноя воздухе. Белые галочки чаек — то далеко, то совсем близко, но мне трудно различить их — блики на воде слепят мне глаза. И от непривычных звуков я некоторое время будто бы утрачиваю способность слышать что-нибудь.

Каким было мое счастье? Солнечным, соленым, цвета моря и песчаника, из которого сложены маленькие островки и острова покрупнее, ветреным, горячим… Мы останавливались в маленьких бухтах, глушили мотор и просто прыгали с борта в воду, уходя в прозрачную глубину. И я мог положить руки на рулевое колесо, воображая, что это штурвал, да, штурвал совсем иного, теперь уже недоступного мне Корабля. А пират чуть направлял мои неловкие боязливые движения, а то бы с меня сталось от усердия угодить прямо на скалы.

Это были его острова, по-настоящему его, единственное, что полагалось бы Северусу Снейпу из наследства Довиллей, если бы черная судьба этого семейства и не свела раньше времени в могилу его отца и сводных братьев. Именно то, что ему было нужно — безлюдные скалы, поросшие соснами, и дом, стоящий над головокружительным обрывом. И, может быть, еще я… Хотя нет, это неправда, ему было нужно значительно больше, просто в тот момент он довольствовался этим. Принимая как данность то, что судьба предлагала ему в данный момент.

Когда мы возвращаемся, мне кажется, что повсюду вода — она окружает меня, куда ни кинь взгляд, голова моя гудит оттого, что я практически безостановочно нырял: вода в ушах, в носу. А внутри — огромное пылающее солнце.

* * *

«Вы были здесь счастливы, Юэн?» Как мне объяснить это Вам, мистер Робертс? Если можно назвать счастьем близость, в которой нет доверия, нежность, у которой нет надежды, страсть, которую ни один из нас так и не решился назвать любовью. Я не знаю. Или нет, знаю. Я был счастлив.

__________________________________________________________________________________________

Счастливый ветер Кеса: http://imageshack.us/photo/my-images/12/604ur.jpg/

__________________________________________________________________________________________

29. Морские ежи

Вы говорите счастье, мистер Робертс? Когда боишься задать вопрос, который так и вертится на языке, когда вместо того, чтобы спросить о главном, спрашиваешь…, нет, не о ерунде, нет, тоже о чем-то важном, но… Когда, едва отдышавшись, судорожно, чуть ли не всхлипами, набирая воздух в легкие, чувствуя, как жар медленно покидает тело, как его ладони уже не так сильно сжимают плечи, как жадные поцелуи, только что разрывавшие душу в клочья, становятся просто нежными и успокаивающими, так вот, когда, вместо того чтобы спросить: «А что дальше, Северус?», ты говоришь:

– А почему ты стал драться со мной на поединке?

И те несколько секунд, пока я еще не задал свой вопрос, кажется, что он тоже боится того, главного, и рад, что я спрашиваю про поединок.

– Почему стал драться? — переспрашивает он, обнимая меня и устраивая у себя на плече. А моя рука расслабленно скользит по редким волоскам на его груди и впалому животу. — А кто должен был еще с тобой драться? Твой любимый сэр Энтони? Руквуд, который бы от тебя живого места не оставил?

– Ты тоже почти не оставил…

– Ерунда! — свободной рукой он тянется за сигаретами на прикроватном столике: — Будешь?

То, что он курит, это даже и не сигареты, это маленькие сигары, сигарильи, как он их называет. И я теперь знаю, почему у его губ этот миндально-вишневый вкус — это от них. У меня отношения с ними не складываются, они без фильтра и ими не следует затягиваться, а у меня не получается.

– Гарри, — говорит он, не переставая гладить меня по плечу, — я знал, как действует зелье. Я знал, что надо тянуть время, что с каждой минутой ты все меньше и меньше будешь чувствовать боль, а, значит, у тебя будет больше шансов продержаться то время, которое тебе отвели.

– Отвели? Но ты же тоже…

– Да, и я тоже. Я дал бы тебе продержаться. Это я настоял на этом условии, иначе пришлось бы показательно вздернуть на рее твоих драгоценных Уизли и Лонгботтома.

– А зелье? Тоже ты?

Разумеется, это глупый вопрос, не Малфой же его варил. И я вдруг вспоминаю, как Северус ушел той ночью, когда мы так глупо попались, прямо посреди допроса. И, конечно же, это он, а не сэр Энтони, послал Патронуса Драко…

– Ну а кто же? Когда стало ясно, что ты решил сдаваться вместе со всеми, хотя было абсолютно ясно, что ты-то практически не при чем, выбора уже не было. Ни у тебя, ни у меня. Я знаю, что тебе все равно было плохо, но лучше уж так… Это зелье вызывает видения, ты вообще не должен был быть в сознании.

Значит, поэтому он так открыто говорил с Малфоем о том, что собирается забрать меня сюда… Думал, что я не слышу… Почему я в тот момент не решаюсь спросить его о том, правда ли Корабль был ловушкой? О чем он договаривался с Малфоем, перед тем, как вложил мне в руку портключ, выбросивший нас обоих на Кес? Он бы не ответил? Я не знаю. Скорее всего, нет. Поэтому я опять задаю вопрос, тоже очень важный, но… не главный:

– А что ты собираешься делать с Роном и Невиллом?

Мне кажется, ему не нравится, что я спрашиваю его об этом, но я не вижу сейчас его лица. Его вообще раздражала эта моя любовь к друзьям, к сэру Энтони — ко всем, кто был рядом со мной. Ревность? Наверное, да. И не только она, но это мне станет понятно значительно позднее. Думаю, если бы он так не дорожил тогда нашей неожиданной близостью, моей невесть откуда взявшейся доверчивостью, он бы сказал что-нибудь в духе «что, Поттер, думаешь, отработал ли ты уже поблажки для своих приятелей или надо еще постараться?», но он не говорит ничего подобного. Просто целует меня в висок и неохотно отвечает:

– Знаешь, мне кажется, твоим друзьям не повредит, если несколько дней они проведут в тюрьме на острове. Никто не собирается морить их голодом и жаждой. В конце-концов, они неплохо устроились, прячась за твоей спиной.

Я пытаюсь возразить, но он не позволяет, просто прижимая пальцы к моим губам.

— Перестань, ничего с ними не случится. Никто не будет держать их там вечно. А подумать пару дней только пойдет им на пользу. Ты гриффиндорец, Гарри, этим все сказано. Я не такой. Я не склонен так быстро прощать людей, заслуживающих наказания. Если ты думаешь, что избивать тебя на глазах у всех доставило мне ни с чем не сравнимое удовольствие, ты ошибаешься. И вообще, пойдем завтракать.