Лев и Аттила. История одной битвы за Рим

— Как думаешь, Онегесий, куда нам идти дальше: на Равенну или Рим? — начал разговор Аттила. — В Равенне сидит император, и этот город считается главным. Рим — самый большой и богатый город. Что избрал бы ты?

— Все мы прекрасно помним, каких трудов нам стоила Аквилея; так вот, Равенну покорить будет гораздо труднее. Я бы сказал: невозможно. Наши послы часто посещали этот город, и благодаря их рассказам Равенна словно стоит у меня перед глазами. Стены города высоки и прочны, и к ним не так просто приблизиться конному войску. Равенна окружена лесами и болотами, а узкие дороги, ведущие к городу, словно нарочно созданы, чтобы устраивать на них ловушки и западни для врагов.

— Ты предлагаешь идти на Рим?

— Взять Рим у нас так же мало надежды, как и Равенну, — вновь разочаровал Аттилу верный советник. — Стены его обветшали… но сила города не в прочных стенах, а в мужестве защитников. Все лето мы простояли под Аквилеей и потеряли много воинов в борьбе, принесшей мало пользы, и за это время римляне могли подготовиться к достойной встрече. Удача гуннов во внезапности их появления и быстроте передвижений — все это утрачено под стенами городов и в болотах италийского севера. В самом Риме население во много раз превышает число всех твоих воинов.

— Ты меня разочаровал, Онегесий, не те слова я ожидал услышать. Если б я не знал тебя столько же времени, сколь знаю это небо, солнце и землю, то заподозрил бы, что мой советник продался врагам. Твои рассуждения о мужестве римлян смешны; в Галлии, под серебряными орлами Аэция я видел много франков, бургундов и воинов невесть каких народов — только римлян была жалкая горстка.

— Есть такое поверье у многих народов: Рим охраняют небесные силы… — Онегесий не терял надежды отговорить своего воспитанника от рискованного шага.

— Глупости, Онегесий. Готы захватили Рим — ни меч, ни иные силы их не остановили, — возразил Аттила.

— Вождь готов, Аларих, взял Рим и три дня был в нем хозяином. Но почему столь поспешно готы оставили свое завоевание? Об этом молчат даже старики, сражавшиеся на улицах города, который именуется Вечным. Я встречался со многими участниками похода Алариха, и они неохотно вспоминали былое. Один за другим древние воины уносили в могилу подробности величайшего успеха готов; они поразительно дружно забывали о захвате первого города земли. Словно и похвастаться им было нечем.

— Три дня достаточно, чтобы унести все, что могло быть ценным. Там, где столько же времени оставались мои гунны, нечего делать и саранче.

— Готы поступили примерно так, как твои воины. Вместе с добычей они направились туда, где в средине дня стоит солнце. Войско Алариха достигло края Италийской земли и собиралось переправиться на остров, именуемый Сицилией. Вся добыча была погружена на корабли, а ночью налетела буря и большую часть судов отправила на дно морское. В ту ночь погибло больше готов, чем во время штурма Рима. Король, лишившийся кораблей, всего имущества и большей части войска, отправился в противоположную сторону. Аларих надеялся вывести остатки войска в Галлию. Но Италийская земля его не отпустила. Аларих умер на исходе года, который стал позорным для Рима, но гибельным и для завоевателя. Пленные отвели русло реки, подле которой скончался Аларих, затем на дне ее выкопали глубокую могилу, погребли тело короля с оставшимися сокровищами, а после этих действий вернули реку на место.

— Великий подвиг, достойное погребение! — произнес восхищенный Аттила.

Онегесий тяжело вздохнул. Он надеялся вызвать своим рассказом совсем другие чувства.

— Гунны, обремененные хорошей добычей, мечтают не о продолжении похода. — Советник решил зайти с другой стороны. — Им хочется теперь порадовать отнятыми у римлян сокровищами своих жен и детей, которые остались в Паннонии. Воинственный дух гуннов ослабел среди садов, римских яств и домов, в которых спать приятнее, чем на голой земле. Боюсь, твои воины не смогут сражаться с прежней яростью, пока не закончится благодать, попавшая им в руки, пока у них не останется из имущества только лук и конь.

— Я поведу гуннов домой, — задумчиво промолвил Аттила.

Онегесий подозрительно и удивленно посмотрел на грозного воителя. Как он и подозревал, со смирением у Аттилы было совсем плохо, но коварства имелось в избытке:

— Дорога, приведшая нас в Медиолан, разорена, и мы найдем только пепелища — и коней, и воинов там ждет голодная смерть. Согласись, Онегесий, нам придется выбрать другой путь. И моя ли вина, что он будет длиннее?

— Ты собираешься вести войско в Паннонию через Рим?! — догадался советник. — Но он совсем в другой стороне…

— Кроме тебя, об этом никто не знает, — строго посмотрел на советника военачальник.

— Слишком большая ложь. Войску может не понравиться…

— Дорогой Онегесий! При твоем великом уме ты не смог постигнуть душу гунна. Сейчас в Медиолане они имеют все, о чем только могли мечтать. Спустя неделю пути закончатся не только римские излишества, но даже грубый хлеб и вяленое мясо. Гунны сами попросят меня вести их на Рим, как только вновь познают нужду. Они так и не научились выращивать хлеба, сажать сады и виноградники, ловить рыбу, как римляне или твои соплеменники. Все, что необходимо моему народу, по-прежнему находится на острие меча и наконечнике стрелы.

Проповедник

Проповеди Льва римляне любили и ждали с нетерпением. Весьма образованный человек старался объяснить суть сложных вещей так, чтобы его мог понять и ученый-христианин, и недавно крещеный варвар. Великий понтифик прекрасно знал, что большинство христиан не имело возможности читать Ветхий и Новый Завет, а потому в своих речах непременно прибегал к Слову Божьему. Он искал и находил в этом бездонном источнике истины ответы на все житейские вопросы и между тем учил братьев во Христе поступать так, как желал Господь.

Святая простота проповедей Льва позволила спустя тысячелетия некоторым историкам счесть Великого понтифика необразованным человеком, не владеющим греческим языком и не знающим премудростей древних философов. Но разве изысканность речей античных мудрецов достигла бы сердец людей, чей ум занимала одна мысль — спастись и спасти жизни своих семей в эпоху всеобщего хаоса? И разве античное наследие может быть мудрее самого Иисуса? И если в Слове Божьем можно найти ответ на самые сложные жизненные вопросы, то и нет острой необходимости искать его на стороне. Опять же, грандиозные дипломатические победы Льва никак не согласуются с характеристикой его, с теми эпитетами, которыми Великого понтифика будут награждать люди спустя тысячелетия. Люди стремятся принизить любого человека, который навечно остался в истории благодаря грандиозным свершениям — и Льва не миновала сия участь. "Разве может великий человек избежать хулы сплетников?!" — восклицает Корнелий Непот задолго до рождения Христа, описывая жизнь Гамилькара Барки.

Глава христиан чувствовал, что паства ждет от него назидания, и к каждой проповеди готовился долго. Лев трудился над своей речью после захода солнца, ибо весь день был наполнен заботами, встречами с самыми разными людьми.

Свое главное предназначение отец христиан видел в том, чтобы донести желание Господа до каждого сердца, и величайшей радостью для него было лицезреть, как люди избавлялись от своих пороков и старались следовать евангельским заветам. Глава христиан знал великую силу слова и еще… Лев не мог не оправдать ожиданий своей возлюбленной паствы.