Лев Незнанский. Жизнь и думы. Книга 1

... Было письмо от Миши Брусиловского. Мосин занялся по моему примеру скульптурой, выставлял в Москве, Волович перешел на живопись. Все странно преобразилось.

... Вот в этой стране стоит мрамор, - портрет Воловича моей работы, проданный несколько месяцев назад, и стал весьма популярен у ценителей. На прошлой неделе одну мою бронзу купили в подарок на юбилей президенту Национальной и международной бриллиантовой биржи. Этот подарок вызвал сенсацию. Говорят о заказах. Есть мелкие заказы, выполнять которые мне все недосуг. Живу и работаю, как и прежде, стихийно. Иногда очень производительно, иногда только созерцаю, размышляю. Стал вновь много читать, в основном философские труды. Вероятно, это передышка перед новой страдой.

Первого февраля мои вещи будут смотреть в самой дорогой и респектабельной галерее в Тель-Авиве, где выставляют только известных мастеров, но я и пальцем не шевелю, как будет.

Гуревичу привет передам, сейчас он живет в Иерусалиме, недавно был у меня, очень сдержанно относится к моим успехам.

26 января

Иерусалим

Дорогой Мишенька! Вчера была у меня Валентина, привезла твои письма... Миш, тебя, Генку и Витьку люблю бесконечно, мне не надо вспоминать вас, вы просто живете в моем сердце, моих руках, во всех моих работах.

Вот, к примеру, месяца три-четыре назад затеял новый портретный мрамор - турецкий, сторого в моем стиле, а получился Волович. Еще не законченный был куплен, и сейчас стоит на высоком базальтовом плинте в коллекции большого эстета. Специалисты, ценители и просто любители уже отлично научились правильно выговаривать "Волович". По договоренности с хозяином вещи, я могу лить из него копии - бронзу, и выставлять сам мрамор.

Мишенька, все твои большие фото и альбом - у меня. Я часто их гляжу, показываю своим посетителям, не перестаю удивляться твоему динамизму, даже пытался осуществить один большой мрамор под впечатлением, - нарисовал эскиз. Но когда стал переносить в мрамор, сразу обнаружил - чужое. Два дня был в депрессии, а потом стал размышлять по новой, но еще далек от самой работы, хотя этот мрамор - заказной, метровый. И заказчик уже более полугода ждет, не дождется, когда я начну рубить. Но я уже более месяца почти бездействую, выдохся на трех последних мраморах: "Волович", "Реквим", и "Триптих". Последний на днях сломал, и он на реставрации в Рокфеллеровскам музее. Эти работы потребовали столько сил духовных и физических, когда эмоции дурацкие раздирали на куски, и работа шла буквально на кончиках нервов, к счастью, не мимо. Все это осело в вещах, и сегодня это - прошлое.

28 января 1981

Мишка, милый мой, вчера испытал такое потрясение, что всю ночь и сегодня полдня приходил в себя.

Вчера весь день пробыл в литейке: руководил тонировкой, затем с моим другом Ленькой привезли домой и поставили рядком на черное пианино в салоне, получился триптих "Бронза". Это полуметровые портретные вещи: "Богородица", "Формальный" и "Страдалец", это мои условные названия. Литье, обработка, - первоклассны. Французское оборудование и технология, за работу выложил две тысячи долларов.

Была первая радость, выпили с Ленькой, и он уехал домой. Что было потом со мной - ни сказать, ни описать. Вечер и ночь я бродил по нашей Невэ-Яковке, благо всегда можно выматерить Кузьму, вечно что-то вынюхивающего на стороне. Возвращался домой, смотрел чуток на бронзу - это ведь лучшие мои вещи за три года, и вновь отправлялся, стараясь совладать с собой. Полнейший профессиональный вакуум - это просто страшно, не думал, что так страшно. Он у меня здесь абсолютный. Человеческий контакт есть с Ленькой, а профессионального - нет. А как это сейчас нужно, необходимо. Хоть раз за все годы. Пока работал - справлялся, а тут - сдох.

О самой бронзе говорить не стану, как только будут фото - пришлю.

Покажу ее первого февраля в самом богатом месте, назначу за триптих десять тыщ долларов, вдруг купят, и буду брать заказы на литье на каждую в отдельности.

Словом, я начинаю серьезную жизнь в искусстве, начиная от того, что все более значительны мои поклонники и покупатели, и кончая тем, что наконец-то заметила меня скульптурная братия, и, как всякая мафия, начала сеять обо мне слухи и мнения.

... Недавно один деятель (художественный критик и владелец галереи) предложил контракт, но что далее - не знаю. Вещи и так покупают, они стоят в нескольких самых респектабельных домах страны.

Вот пишу всякие слова похвальбы, а не радуют, словно о ком чужом, так остро это проклятое художническое одиночество. Скверно, сиротливо. Тешусь только тем, что ни ты, ни друзья наши не испытывают, не знают этих страданий.

Скоро и по человечески останусь один. Ленька едет в Америку к нашим самым близким людям, с кем вместе были в мошаве. Им проще, они - математики-программисты. Мои друзья - поклонники израильтяне очень душевные, стремятся удержать меня здесь, но дело не только в том, что мой примитивный иврит ограничивает понимание, просто мы - люди с разных планет!

Спасает только природа. Вот когда бываю в усадьбе, то работаю и сплю на воле: трава, сады, лес, - люди становятся не столь существенны. Вот почему хочу в Новую Англию: в леса, к озерам, рекам, где сейчас снег и мой друг Яков катается с женой и сыновьями на лыжах.

Стал много читать, сейчас одновременно Пушкина и Розанова.

Кстати, Сашка Розан уже где-то в Европе, квартиру здесь получал уже с двумя детьми. Как он там, бедолага, кормится, не представляю, здесь все время работал сторожем.

... Живем мы в достатке, поскольку мой принцип прост: удовлетворять только первичные потребности, даже минибусом не пользуюсь со времени мошава. Сколь так обреченно протянем - не знаю, готов подняться хоть сейчас, но, увы...

Мишенька, продолжаю третьего февраля, скоро шесть утра, уснуть не удалось и со снотворным. Вчера, т.е. первого, позавчера, вернулся из Тель-Авива счастливым. С галереей все в порядке, вещи оценили по самому высокому уровню, триптих "Бронза" - в десять тыщ, но не в том причина. Вечер провел в доме, где был счастлив, - там уникальная коллекция русской живописи, за пределами России, возможно, лучшей, ей Богу. Мы с Ленькой словно подышали родным воздухом. Теперь в ней и мои работы. Там три автора-скульптора на одном подиуме! Справа - балерина Трубецкого, слева - портрет жены Родена, в середке - Незнанский, мрамор и бронза. Хош не хош - живой классик. Самое удивительное, менее всего удивлен я сам.

Это дом человека из первого десятка самых богатых на свете людей, под поручительство которого страна получает кредиты конгресса. Так-то...

Продолжаю днем.

Утром звонили из этого дома. Принято решение устроить выставку исключительно для прессы и крупнейших коллекционеров через месяц, где мне предстоит выступить на пресс-конференции.

Мой триптих вчера смотрели без меня, как сообщили сегодня, с удивлением и восхищением, и, как мы поняли, будет куплен за названную цену. Но сегодня мне по телефону сказал Анри Волохонский, дока в этих делах: "Дурак, он стоит минимально сорок!". Но и десять - это почти мильён лир, я смогу сделать несколько новых вещей, и прежде всего, перевести в свою пластику "Моисея", срубленного в один день еще в мошаве. Он выразителен и точен, но исполнен в тогдашнем языке - конкретном.

Если моя везуха будет так стремительно возрастать, то, быть может, исполнится мечта: отолью Моисея для Иерусамима. Это возможно, я думаю, если очень захочет мой протеже - мультимиллионер Айзенберг.

Когда я позавчера увидел в кабинете (где библиотека исключительно из книг по русскому искусству), японскую работу необычайного изящества и восхитился ею, то дочь Айзека Эстер сняла ее и сказала: "Твоя, подарок". На мое замечание: вот бы сделать выставку в Японии, где, как я думаю, лучше всего бы восприняли, она ответила: "Не беспокойся, тебе теперь и здесь будет хорошо".