Лев правосудия

— Невмешательство сделает нас соучастниками. Конечно, нужно понимать, где ты можешь справиться сам, а где нужно прибегнуть к помощи закона. Но равнодушие в любом случае преступно.

В воскресенье после полудня я попытала счастья с женщинами, которых звали Тарья Киннунен, но не нашла ни одной, которая жила бы на Туусниеми. Большая часть даже не знала, что это такое. От расстройства я не сразу нашла в себе силы, чтобы начать звонить Тиине Турпейнен и Пяйви Ваананен, а вместо этого поискала данные по всем трем именам в платном адресном бюро. Одна Пяйви Ваананен-Хуттунен жила в Куопио, это выглядело многообещающе. Но по мобильному никто не ответил. Номер моего телефона был закрыт, и поэтому многие не хотели отвечать на подобный звонок. А в какой эсэмэске я могла бы объяснить, кто я и что мне надо?

Еще больше меня притягивал телефонный номер Кари Суурлуото. Мне приходилось несколько раз слышать низкий голос отца, и при этом казалось, что он накачан лекарствами почти до бесчувствия. Интересно, какой голос у Кари? Это можно было выяснить только опытным путем.

И все же я колебалась, тянула время, разглядывая пешеходов на углу Юрьонкату и Ээрикинкату. Наверное, в театре дневной спектакль. У Моники был абонемент, и несколько раз она звала меня с собой. Стиральная машина еще не закончила работать? Нужно успеть развесить белье перед уходом в «Санс ном». Короче, звонок Кари Суурлуото я всячески откладывала. Возможно, это вообще какой-то совсем другой Кари, а если тот самый, то он мог полностью порвать отношения с моим отцом, как и я сама.

И все-таки я заставила себя набрать номер. Ответили так быстро, будто человек на том конце линии уже держал аппарат в руках.

— Суурлуото.

— Это Хилья… бывшая Суурлуото. Дочка Кейо.

Повисло долгое, долгое молчание. Судя по шуму на заднем плане, он находился в автомобиле; возможно, говорил по гарнитуре, потому и ответил так быстро.

— Хилья? — наконец сказал он. — Ну конечно, ты уже взрослая женщина. Я думал, ты живешь за границей. Последний раз, когда до меня доходили о тебе известия, ты была в Америке.

— Сейчас я в Финляндии.

— Мне не совсем удобно говорить, у меня в машине люди. Что ты хотела?

— Поговорить о моем отце. Ты единственный его родственник, который был на похоронах матери.

Опять долгая тишина. Где-то на заднем плане слышался детский смех.

— Ты можешь позвонить через полчаса?

Через полчаса уже мне пора будет на работу. В итоге мы договорились, что я позвоню утром в понедельник, после десяти. Суурлуото сказал, что будет на рабочем месте, но у него все равно нет иного занятия, кроме как писать отчеты. А я даже не знала, кто он по профессии.

Теперь, когда я наконец его нашла, нелегко было вытерпеть еще почти сутки. Официантка, Хелина, привезла в фургоне только что выкопанную картошку. Я как раз успела в «Санс ном», чтобы принять груз. Вейкко и его друзья ждали у задней двери, когда им вынесут вчерашний хлеб со столов и картофельное пюре.

— Поймали тех взломщиков? — спросил Вейкко.

— От полиции ничего не слышно.

Вейкко покачал головой.

— Не хочешь глоточек? — Он показал бутылку водки.

Я отказалась и пообещала принести им свежего кофе в качестве согревающего. Ночью был мороз, так что в ящике для газет жить становилось холодновато.

— Хорошо тут, никого не гонят. В иных местах сразу звонят в полицию. Но мы же ничего плохого не делаем, да и газеты эти никому не нужны. А чужого мы не берем, — пояснял Вейкко, пережевывая хлеб уцелевшими четырьмя зубами.

— А что потом будем делать, когда все газеты переместятся в Интернет? — вздыхал его приятель. — Биты не согреют.

— Ну, это ведь не сразу будет. — Вейкко довольно улыбнулся. — Мы с тобой успеем умереть.

— Сколько еще зим тебе напророчили?

— Когда у меня в последний раз был приступ, мне сказали, что я могу скопытиться в любой момент, если не брошу пить. Каждый день может стать последним. И для тебя тоже.

Он может стать последним для кого угодно, думала я, скармливая картошку картофелечистке. Но мысль эта слишком тяжела, и мы гоним ее прочь. Я сама не раз чувствовала дыхание смерти у себя за спиной и с трудом уклонялась от встречи. Убеждала себя, что не боюсь, но знала, что опасные ситуации могут развиваться непредсказуемо. Но уж легкой добычей смерти я ни за что не стану, буду сопротивляться до последнего.

После девяти, когда явились все, кто заказал столик, ко мне подошла официантка Хелина — симпатичная смуглая девушка: меня, дескать, просят выйти в зал. Я взглянула на монитор: возле двери, в кресле для ожидающих столики, с бокалом в руках расселся не кто иной, как Юрий Транков. Выходит, мой телефон ему раздобыть не удалось, раз он явился лично.

— Ты сказала, что я в кухне?

— А что, разве было нельзя? Он такой приятный мужчина… Это твой бойфренд?

По возрасту сама Хелина лучше подходила Транкову, чем я.

— Можешь взять его себе, если хочешь. Хорошо, я скоро выйду. Что он пьет?

— Заказал «Кровавую Мэри».

«Санс ном» получил лицензию на алкоголь главным образом благодаря хорошей репутации Моники. Тем не менее редкий клиент приходил только ради выпивки.

Зал был полон, однако голоса и музыка звучали приглушенно. В «Санс ном» играли только классику и старый джаз, во время ланча иногда ставили африканские народные мелодии. Я иногда думала, было бы здорово тайком поставить какой-нибудь диск «Пенсионеров», [23] например, когда Моники не будет на работе или когда у нас будут исключительно обременительные клиенты.

23

«Пенсионеры»— финская группа, исполняющая задорную музыку в стиле хумппа. Хумппа — разновидность быстрого фокстрота, популярного в Финляндии в 30-е годы XX века. Музыканты, возрождая забытый жанр, создали юмористические версии многих известных рок— и поп-композиций, зажигательное исполнение которых принесло им известность не только в Финляндии, но и в Европе. (Прим. перев.)

Сегодня Транков был одет в свободном стиле, как человек на отдыхе: светло-синие джинсы с аппликацией из светло-коричневой кожи, белая рубашка и светло-коричневые десантные ботинки. Замшевая куртка в тон обуви висела на спинке кресла. Увидев меня, он встал поздороваться, взял меня за плечо и дважды поцеловал в щеку. Его глаза были лишь немного выше моих и казались такими пронзительно синими, что я заподозрила наличие контактных линз. Ресницы его были темными и густыми, как на рекламе туши.

— Хилья! Ты все не звонишь, вот я и зашел повидаться. Я в восторге от своего нового замысла и нужный реквизит подобрал. Когда же ты наконец сможешь прийти?

Настойчивый мужчина. И запах от него приятный. Я вспомнила предостережения Лайтио, но, конечно, не посчиталась с ними. Был ли Транков посланцем от скелета с косой? Время покажет.

— Мой следующий выходной в четверг, это подойдет? Как мне попасть в Лэнгвик?

Я не знала, смогу ли поехать на ресторанном фургоне.