Лев правосудия

Транков поднес тыльную сторону ладони почти к моему лицу: между большим и указательным пальцем виднелся красный след длиной сантиметров пять.

— Мне еще повезло, что я так легко отделался. Хорошо, что рядом была чашка с чаем. — Транков отсалютовал мне своей кружкой.

— Твоя мать по-прежнему живет в Воркуте?

Транков опустил взгляд, лицо его стало замкнутым. Еще одно слабое место.

— Нет. Она умерла.

— Моя тоже.

— Знаю. Твой отец убил ее. Можно сказать, с моей случилось то же самое.

— Паскевич приказал убить ее?

Транков отвернулся и подошел к окну. Лебеди заметили его и в панике пустились к берегу.

— Убить можно разными способами. Не всегда для этого требуется оружие или яд. Но хватит о моей матери. Ты отдохнула, будем продолжать?

Я допила чай и спросила, находится ли за второй дверью туалет. Потом прошла туда, прихватив сумку. Взглянула на себя в зеркало. Глаза подозрительно блестели, и мне это не понравилось.

Транков уже начал рисовать, но прервался, чтобы снова указать мне нужную позу. Помогая снять халат, он прикасался ко мне так многозначительно, что мой мозг отдал прямой приказ обратиться в бегство. Но я его проигнорировала и продолжала позировать. Транков, к счастью, больше со мной не разговаривал, разнообразные кисти так и летали по холсту. Следующий час промелькнул незаметно, стрелки показывали, что уже почти четыре. Со стороны моря подкрадывались сумерки. Как долго Транков собирался держать меня здесь? Я не выяснила и половины того, что хотела. Например, о делах Сюрьянена он практически ничего не рассказал.

Транков рисовал еще полчаса, потом утомленно потянулся. Хотелось есть. Я привыкла подавлять чувство голода, но тогда оно часто превращалось в злость. В моей сумке всегда лежала пара шоколадных батончиков, сейчас они пришлись бы кстати.

— Значит, ты не знаешь, где Давид Сталь?

Вопрос Транкова застал меня врасплох; это было похоже на удар под дых.

— Ничего я о нем не знаю. — Я взяла сумку и отыскала шоколадку.

Закрывая снова сумку, я задела твердую кожу кобуры. Развернула батончик и откусила сразу треть.

— Ты хочешь есть? В главном доме есть солянка, надо только подогреть. Сделаем перерыв на обед.

— Мне уже пора уходить. Отвези меня к Киркконумми, я сяду там на поезд.

— Пообедай со мной, нам же еще нужно договориться о следующем сеансе. Можешь одеться, — разрешил Транков, как будто делал мне великое одолжение.

Было бы неплохо посмотреть, как живет Уско Сюрьянен. Главная контора концерна помещалась где-то в Вантаа. Готовая солянка внушала мне подозрения. Кто ее варил — Транков? Однако я решила рискнуть и пошла одеваться. Вопрос Транкова о Давиде продолжал меня мучить. Что, собственно, он знал о наших отношениях? На открытии «Санс ном» Транков утверждал, что может рассказать о Давиде вещи, о которых ни я, ни его работодатели не подозревают. Только из-за надежды на эти сведения я и стояла сейчас в доме на берегу Лэнгвика почти голой.

— Хочешь взглянуть? Картина еще не закончена, но, пожалуй, какое-то представление о ней можно получить. — Транков взял меня за руку и потянул к мольберту.

Сейчас рысь на холсте уже была не просто наброском и стала больше похожа на живую, чем на чучело. Моя фигура также продвинулась. Транков изобразил цветочную гирлянду, обвивающую меня таким образом, что низ живота оказался прикрыт, грудь была обнажена, но соски выглядели целомудренно ненапряженными. Лицо и основной фон пока оставались в наброске, однако душа и настроение уже ощущались. В картине не чувствовалось ни агрессии, ни слащавости, она была полна достоинства. Я даже не пыталась догадаться, под влиянием какого чувства Транков за это взялся. Не так уж я хороша, чтобы вдохновлять художников, но и едва ли он выбрал такую тему лишь из жажды мести.

Надо было что-то сказать.

— Интересно. Но что, собственно, ты хочешь этим выразить?

— Почему надо непременно что-то выражать? Это портрет. Разве не достаточно?

Его дело, я здесь только модель. Мы покинули студию, Транков при помощи пульта закрыл дверь и им же отпер главный дом. Камера наблюдения здесь также находилась над входной дверью, и я улыбнулась ей. Мою куртку Транков повесил в прихожей в зеркальный шкаф, но сумку я держала при себе. Отсюда тоже открывался вид на море, одна из стен гостиной целиком представляла собой окно. Я вновь заметила лебедей: они уже плавали. На противоположном берегу маячила человеческая фигура: это был рослый мужчина с биноклем на шее. Возможно, его интересуют лебеди. Фигура исчезла во мраке, меня вдруг пробрала дрожь. Манерой двигаться мужчина напомнил мне Давида. Но ведь это не мог быть Давид? Захотелось задернуть занавески.

— Значит, ты живешь у Сюрьянена. Выглядит немного странно: ты ведь архитектор-проектировщик, а не секретарь или телохранитель.

— Это временно. Уско много ездит, я могу быть за сторожа. В поездках по России я служу переводчиком — русский он знает не так хорошо, как английский. Поэтому, может быть, с Васильевым произошли некоторые… недоразумения.

— Каким образом ты вообще связался с Сюрьяненом?

— Так получилось. И вообще, мне нравится Финляндия. Здесь безопаснее, чем в России. В Финляндии никого не бросят в тюрьму и не застрелят у дверей дома только из-за того, что он критикует высших чиновников.

— В худшем случае разобьют ногу железной трубой.

— Сиисконен получил за это хорошее возмещение и билет в солнечную Флориду. — Транков покраснел. — Пойдем есть, я тоже голоден. Когда рисуешь, забываешь обо всем прочем.

На кухне на столе были тарелки, ложки и прикрытая полотенцем корзинка для хлеба. Кастрюля с супом ждала на плите, Транков включил конфорку. Все сверкало чистотой.

— Кто готовил?

— Я… Нет, вру. На самом деле я купил готовую порцию в русском ресторане в Хельсинки.

Я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Транков и правда был талантливым парнем: из него мог бы выйти не только художник, но и актер. Однако сюжет комических куплетов, которые он передо мной исполнял, так и оставался неясен. Лишь бы комедия не обернулась трагедией. Транков помешал в кастрюле, потом спросил, что я буду пить. Меня бы снова устроила вода из-под крана, но он предложил минералку. Сказал, что есть и вино, я отказалась. Пока он хлопотал у плиты, я не сводила с него глаз. По виду карманы его жакета были пусты, но для уверенности лучше было бы их пощупать. И суп пусть пробует первым. В корзинке для хлеба лежал русский каравай, уже нарезанный, и я на всякий случай поменяла несколько кусков местами. Если Транков и заметил мои хлопоты, то не подал виду.

Когда он наконец поставил на стол кастрюлю с супом и масленку, у меня заурчало в животе. Я тоже помешала суп и налила себе в тарелку. Потом открыла бутылку с минеральной водой: она зашипела, а значит, все в порядке. Потянулась, чтобы налить воды Транкову, который в это время зачерпнул себе суп. Узкий, не более метра в ширину стол не был покрыт скатертью, на нем лишь лежали салфетки.

Я по-фински пожелала Транкову приятного аппетита, окунула ложку в суп, но не ела, хотя от смешанного аромата рыбного бульона со сметаной и соленого огурца у меня потекли слюнки, как у голодной собаки. Транков смотрел на меня смеющимися глазами.

— Вижу, ты мне по-прежнему не доверяешь. — Он поднял ложку к губам, попробовал и проглотил. — Очень вкусно. Василий — прекрасный повар. Не только в вашем ресторане умеют готовить!

Он съел еще ложку. Я никак не могла придумать способ, благодаря которому в мою тарелку попали бы какие-нибудь нехорошие капли, а в его нет, поэтому тоже начала есть. Суп был сытным и таким жирным, что мгновенно гасил чувство голода. Я взяла кусок хлеба; дядя Яри называл такой русским караваем.