Лев правосудия
Шрифт:
Транков смутился еще сильнее и повернул беседу на свою картину, пригласил Сюрьянена в студию на нее посмотреть — видимо, не желая, чтобы мы продолжали разговор о Коппарняси. Мы покончили с едой, и бизнесмен пошел с нами в студию.
— Ты делал наброски, о которых мы говорили? — спросил он Транкова, когда тот открыл дверь.
— Конечно. Посмотрим когда-нибудь в другой раз. Не хочу утомлять Хилью нашими делами, — быстро ответил Транков и включил в комнате полное освещение.
При ярком свете картина утратила свой мистический дух и поблекла, однако Сюрьянен выглядел довольным.
— Все же это блестящая идея — живопись на стенах, сделанная на заказ,
— В качестве примера чего? — вмешалась я, но Транков перебил:
— Эта картина принадлежит Хилье, я ей уже пообещал. Для тебя я нарисую что-нибудь другое.
Я не видела выражения глаз Сюрьянена. Он с хозяйским видом прошелся по студии, поднимая покрывала и разглядывая тюбики с краской. Транков тоже решил продемонстрировать свои права и приобнял меня сзади. Он казался скованным. Не многовато ли я выпила, смогу ли еще сесть за руль? Мысль провести ночь в студии с Транковым перестала мне нравиться.
— Значит, русские любят живопись вроде этого? — Сюрьянен поднял холст, на котором был изображен мужчина в меховой шапке, едущий на телеге.
— У всех разные вкусы. Но я владею всеми стилевыми направлениями, могу даже икону написать. Ее только нужно будет потом освятить в церкви.
Архитектор и живописец-многостаночник — не так плохо для двадцатишестилетнего парня! Особенно если учесть, что часть жизни Транков потратил на работу у своего отца, Паскевича. Я погладила его руку и захотела, чтобы Сюрьянен исчез. Снаружи дул ветер, окна на крыше бросали вниз отражение танцующих гирлянд.
— Хилья не только прислуга в ресторане и модель, — внезапно сказал Транков. — Она закончила учебное заведение в Нью-Йорке и имеет специальность охранника. Ты же говорил, что не хочешь, чтобы Юлия одна появлялась в общественных местах. В лице Хильи она получила бы хорошую телохранительницу.
Я резко высвободилась из его объятий и даже заехала ему локтем в живот, из-за чего он охнул от боли.
— Это было слишком давно. Сейчас я всего лишь работница ресторана.
— Да, ты не простая женщина. — Сюрьянен явно заинтересовался. — Я и правда думал, что нужно как-то обеспечить безопасность Юлии. У нее остались в Петербурге какие-то проблемы, а оттуда до Финляндии недалеко. Может, стоит поговорить об этом? Ты можешь получить у нас неплохую работу с достойной зарплатой. Не обсудить ли нам трудовой договор?
20
Я не успела ответить, как у Сюрьянена зазвонил мобильник: заиграла композиция «We Are the Champions» группы «Куин».
— Хорошо. Иду, — по-английски произнес Сюрьянен, потом выключил телефон и выругался по-фински. — Юлия чертовски ревнива, но, возможно, вы поладите, когда познакомитесь. Мне нужно идти. Может, еще сходим вместе в поход, где-нибудь возле Коппарняси. Поплывем на новой яхте.
«I believe»-2 была на три фута длиннее, чем та, которую погубил Давид. Как подобное судно причалит в Коппарняси? Наверное, для передвижения по мелководью при ней есть маленькая моторная лодка.
— Я свяжусь с тобой, Хилья, — пообещал Сюрьянен и удалился.
— Какого черта ты пустился болтать о моей прежней профессии? — прошипела я Транкову, едва за хозяином закрылась дверь. — Те времена давно прошли!
— Неужели прошли? Не верю, что тебе нравится быть девочкой на побегушках. Подумай, как приятно нам было бы работать вместе! И не только работать…
Транков попытался снова схватить меня в объятия, но я оттолкнула
его и пошла в туалет. Посчитав выпитые бокалы вина, пришла к выводу, что в таком состоянии садиться за руль не стоит: до дна я выпила только в конце ужина, но на протяжении его Транков подливал мне не раз. Значит, придется расхлебывать кашу, которую сама заварила. Посмотрела на свое изображение в зеркале туалета, будто собиралась сама с собой «жарить плотву». [30] Когда мы играли с дядей Яри, он всегда давал мне победить. Из документов о расследовании дядиной смерти в моей памяти задержалась одна деталь: в той сети, в которой нашли его тело, также застряли две мертвые плотвички.30
«Жарить плотву»— финское идиоматическое обозначение игры в гляделки. Проигрывает тот, кто первым нарушит молчание. (Прим. перев.)
Транков включил музыку. Я не узнала грустного вальса без слов, но звучало очень по-русски. Юрий снова приглушил свет в комнате и сидел на диване, откинув голову на спинку и закрыв глаза. Я уселась рядом и положила голову ему на плечо. Мы оба молчали; первый вальс сменился другим, потом баян заиграл печальную мелодию, и Транков принялся тихонько напевать мне на ухо.
— Тебе грустно? — спросил он, когда баян уступил место виолончели.
— Почему мне должно быть грустно?
— Из-за Сталя.
— Не говори все время о Стале! Давай уже забудем его! — прикрикнула я и закрыла рот Юрия своим.
На открытии «Санс ном» он источал жажду мести — вероятно, из-за своего провала в Бромарве. Надеялся, что соблазнит меня и будет потом до бесконечности поворачивать нож в ране, оставленной Давидом.
Поцелуй кончился тем, что Юрий вытянулся на диване и положил голову мне на колени. Я ждала его следующего хода, но долгое время ничего не происходило. Тогда я закрыла глаза и изгнала из мыслей все, кроме музыки. Минорные мотивы навевали покой, голова Юрия согревала мне бедра; сидеть с ним вместе в тишине казалось чем-то намного более интимным, чем возня во время занятий любовью.
— Ты когда-нибудь бывала в тюрьме? — совершенно неожиданно спросил он. Потом повернулся на спину и погладил мою щеку.
— Нет. Что мне там делать?
— Говорят, здесь, в Финляндии, тюрьма — сплошной отдых. Телевизоры в камерах и все такое. Я боялся, что меня арестуют из-за похищения, поэтому мы с о… с Паскевичем так быстро уехали. А потом сообразили, что могли бы сами выдвинуть обвинение против тебя.
— И поэтому с вас сняли запрет на въезд? Вы связались с юристами?
— Я не связывался. Валентин только позвонил однажды: из милиции сообщили, что мы снова можем без проблем ездить в Финляндию.
Это правда, что мое вторжение на виллу в Бромарве было незаконным и могло послужить поводом к обвинению, хотя моей целью было только освободить Хелену Лехмусвуо. Однако это все дело прошлое. По данным Лайтио, Паскевич больше в Финляндию не приезжал, а вилла в Бромарве была выставлена на продажу.
— А ты сам попадал в тюрьму?
— Только однажды, по недоразумению. И я извлек урок из своих ошибок. — Лицо Транкова стало замкнутым, хотя он сам завел речь о тюрьме. — Я попал на ту демонстрацию совершенно случайно и был настолько наивен, что даже не понимал, насколько это опасно. Потом отведал дубинки, и нас потащили в наручниках в кутузку. — Его затрясло.