Лев

В это время за стеной заиграли на пианино. Все привыкли к звукам из музыкального кабинета, который по совместительству был и зимним садом в застеклённой части четвёртого этажа. Но сегодня музыка была особенно красивой и всех это мало-помалу успокоило.

Лев, никем не замеченный, выглянул из-за большого экрана компьютера на учительском столе, высунув сначала руку с телефоном, оглядел ситуацию, отключил смартфон и встал из-за стола.

Школьная столовая на пятой перемене была в распоряжении старшеклассников. В это же время заходили учителя, если у них не было своих перерывов во время учебного дня, когда они могли поесть.

Лев пристроил друга в укромном месте за большой квадратной колонной, сел напротив него и присматривал, чтобы тот ел.

– Мне хотя бы киселя, – кисло сказал Штольский, – а это я не могу есть, – он обвёл вилкой два подноса с обедами.

– Давай-давай, наворачивай, пива не будет, – сказал Лёва, придвигая к нему свой обед тоже, – медсестра велела тебя накормить побольше нормальной едой.

– Золотая женщина! Чуешь? Нормальной едой! – Штольский изобразил воодушевление, потом сменив его на просительную физиономию, сказал: – Сгоняй за чипсиками в буфет, а? У меня сил нет.

– И не будет, если жрать не будешь ничего, кроме киселя и водки, – отозвался Лёва, сурово посмотрев на друга.

Штольский смиренно поковырял котлету вилкой и со вздохом отправил в рот пару кусков.

– Суп тоже ешь! – приказал Лев, махнув головой в сторону глубокой тарелки.

– М-м, а ничего! Съедобно! – воодушевился Штольский. – Слушай, а что теперь с нами будет, а?

Лёва усмехнулся:

– Не с нами, а с тобой.

Гена замер на месте с приоткрытым ртом и раздутыми от еды щеками:

– То есть? – просыпал он часть разжёванной котлеты на поднос.

– Да закрой ты рот! – раздраженно сказал Лев и снисходительно добавил: – Ничего не будет, успокойся. Ты когда заснул на туфлях своей мечты, я сказал Дохлому, что ты не спал всю ночь и ничего не ел, учился только, что у тебя сахар упал и давление, поэтому тебя надо к медсестре отвести. Он всё принюхивался, заподозрил что-то, но я сказал, что это конфетами пахнет. Тогда он отпустил, но сказал, что тоже потом к медсестре зайдёт. Я потащил тебя в медпункт…

– Эту часть я очень смутно помню, – сказал с набитым ртом Штольский, – а дальше?

– А дальше тебе крупно повезло, потому что медсестра – это наш спортивный врач и жена моего тренера, Танечка, она меня от растяжения на сборах спасала. Сказала, что прикроет тебя и чтоб в последний раз такое было. Велела накормить.

– М-м, то есть тренер хорошо устроился, жену с собой на все сборы таскает, чтоб не скучать без женской ласки, – Штольский загоготал, забыв проглотить пюре, и оно мелкими порциями выталкивалось из его рта.

– Штольский! Ты можешь о чём-то ещё думать, кроме женской ласки?!

– Не, не могу, у меня положение тяжелое – я всё время без неё. Ты как-будто не думаешь о своей Оле! Кстати, ты что-нибудь успел посмотреть?

– Ха, – Лев благодарно посмотрел на друга, – я всё успел! Твой гениальный план всё-таки сработал!

Он достал телефон. Пролистал кадры и засмеялся:

– Хочешь восстановить в памяти своё гениальное воплощение гениального плана? Я случайно записал видео, не всё, но конец – это что-то!

– Ой нет, я сейчас не могу, у меня ещё шок не прошёл, перешли мне, я позже наслажусь этим шедевром мировой драматургии, – и он опять загоготал, теряя еду изо рта, – только не выкладывай никуда! – Штольский умоляюще посмотрел на друга.

– Нет, конечно, ешь спокойно, – Лев пролистывал кадры в телефоне и на одном остановился в задумчивости.

– Что, нашёл её? – спросил Штольский.

– Да-а, нашёл, сразу узнал по фотке. Ольга Денисовна Белозерская, преподаватель музыки пятых – седьмых классов… И ей уже восемнадцать, – Лев вздохнул, уставившись в пустоту.

– Ну, и что ты теперь будешь делать?

– Не знаю…

– Слушай, я всё понимаю, дружба дружбой, но Ксюху я теперь тебе не отдам, она, может, только теперь вот поймёт, как я её люблю, – он поднял вилку вверх и пару раз махнул ею над собой. Штольский присмотрелся к другу и участливо добавил: – Лёв, может, тоже поешь? Я твой суп не трогал, только котлеты, – и он придвинул к нему тарелку.

Только Лев взялся за ложку, как Штольский пихнул его руку с такой силой, что суп чуть не опрокинулся. На недоумённый взгляд Льва он кивнул в сторону стеклянных дверей столовой:

– Она!

Лев обернулся. В столовой показалась преподавательница музыки в белой рубашке с поднятым воротником и юбке со скошенным срезом внизу, которая показывала с одной стороны лишь высокий ботинок на шнуровке, а с другой открывала стройную ногу чуть выше колена. Каждый её шаг создавал волнение на ткани юбки, в волосах и в умах наблюдавших за ней юношей.

Лев накинул капюшон спортивной куртки и придвинулся к колонне, за которой его было почти не видно. Штольский же поправил пиджак, выпрямился и почему-то стал есть, очень изящно цепляя на вилку маленькие кусочки. Он ел так, совсем не глядя в тарелку, машинально забрасывая в рот и жуя мелкие порции ритмичными движениями челюстей. Они оба впились взглядами в её спину, когда она подошла к буфетной стойке. Оля взяла какие-то булочки и сок с собой и ушла, приплясывая в такт шагам светлыми волосами. До самых дверей её проводил внимательный взгляд из-под капюшона.

– Ты что?! – воскликнул Штольский. – Ты же мечтал её встретить!

Лев просверлил его глазами и проговорил противным слащавым голосом:

– Здравствуйте, Ольга Денисовна, какой прекрасный день, какие чудесные у вас булочки! Да? Здесь, при всех… – он обвёл столовую взглядом.

Штольский загоготал, вытягивая шею, и взял с подноса компот:

– Твоё здоровье, – поднял он стакан.

– И тебе не болеть, – отозвался мрачно Лев, стягивая капюшон с головы.

Они помолчали пока Лёва механично употреблял суп, расставив локти на столе, не поднимая головы от тарелки. Штольский же, сосредоточенно наблюдая за ним, явно совершал мыслительную работу. Вдруг он вытянулся, как будто ему кол в спину всадили, и, просветлев лицом, вскочил со стула и выбежал из столовой.

– А посуду убрать! – крикнул ему вдогонку Лев.

Он доел свой суп и стал собирать тарелки. Потом накинул рюкзак на плечо, подцепил туда же рюкзак Штольского и взялся за подносы с посудой двумя руками. Как только он повернулся уходить, Штольский с размаху впечатался в него, и подносы со звоном и грохотом оказались снова на столе, на них стали оборачиваться другие посетители столовой. Штольский сделал театральные пассы руками в сторону зала:

– Спокойно! Всё в порядке! – и сам взялся за подносы. Его глаза бешено сверкали, посуда в руках звучно подрагивала.