Левиафан

Порекомендовав Булгакову в целях безопасности отправить немногочисленный персонал посольства в его загородную резиденцию, он обождал, пока тот отдал необходимые распоряжения, а лакей собрал нужные в дорогу вещи.

Вечером, когда на Босфор легли синие сумерки и в высоком небе зажглись первые звезды, разведя пары, фрегат вышел из бухты, держа курс в открытое море. Булгаков немало был удивлен работой его невиданной машины, скоростью хода и электрическим освещением внутренних помещений.

— Да, за такими кораблями будущее, — только и сказал он.

Средиземное море и штормовой Гибралтар, попеременно используя машину и паруса, фрегат прошел вдвое быстрее, чем обычные суда, и через три недели был в водах Бискайского залива. Он встретил корабль прекрасной погодой и стаями резвящихся в воде дельфинов. Однако долго любоваться этим зрелищам, команде не пришлось. На горизонте возник трехмачтовый корабль и стал сближаться с «Презентом».

— Судя по всему, это английский или французский капер, — сказал Ушаков Булгакову, рассматривая корабль в подзорную трубу. — У него на гафеле нет флага.

Словно в подтверждение его слов, бушприт неизвестного судна окутал дым, затем донесся гулкий раскат орудийного выстрела и в сотне метрах впереди фрегата, в воздух взлетел фонтан воды.

— Боевая тревога! — рявкнул капитан, и на палубах переливчато запели свистки боцманматов. — Приготовиться к отражению атаки!

После этого фрегат увеличил ход и лег на другой галс. Еще через минуту воздух разорвал бортовой залп «Презента» и капер скрылся в вихре разрывов.

Когда дым рассеялся, он, высоко задрав бушприт, уходил в пучину, а с борта в воду сигали оставшиеся в живых «джентльмены удачи».

— Так-то лучше, — хмыкнул Ушаков. — Иван Ильич, — бросил он стоящему рядом старшему офицеру, — канонирам двойная чарка водки.

Затем последовала очередная команда, и «Презент» лег на прежний курс.

Спустя еще две недели, фрегат вошел в Неву, и посол безотлагательно отправился в Царское село, куда на лето переехал двор.

— Ну, чем порадуешь, нас Яков Иванович? — спросила его Екатерина, принявшая Булгакова во дворце, вместе с Потемкиным.

— Да все тем же, матушка, — развел он руками. — Контрибуцию султан платить не желает. Будет думать.

— Ну что же, — взглянула Екатерина на светлейшего, — все складывается как мы и предполагали. Так что, Григорий Александрович, давай, готовь кампанию.

— У нас с адмиралом Моревым все готово, — ответил Потемкин.

— Ну, тогда, как говорят, с Богом…

Следующей ночью ракетоносец снялся со швартов и двинулся к выходу из залива. Как только позволила глубина, он погрузился и всю ночь шел в позиционном положении. К утру, оказавшись в открытом море, крейсер ушел под перископ и увеличил ход.

За час до выхода, на его борту, экипажу была доведена боевая задача по разгрому турецкого флота, и все без исключения восприняли ее с воодушевлением. Сказались знания школьной истории и лекции Сокурова о русско-турецких войнах, принесших России неисчислимые беды. Кроме того, моряки сознавали, что в случае успеха операции, Турция больше не сможет выступать противником России.

Согласно разработанному при участии светлейшего плану, османский флот подлежал уничтожению на рейде стамбульской базы, посредством атаки торпедой с ядерной боеголовкой. Их в носовых аппаратах крейсера и на стеллажах было четыре, и каждая могла стереть в пыль авианосное соединение. Атаку предполагалось произвести ночью из подводного положения, дабы оставить противника в неведении и посеять дополнительную панику. Смущало Морева одно — применение ядерного оружия будет сопровождаться последующим радиоактивным излучением, что неизбежно приведет к гибели многих жителей Стамбула. Своими сомнениями он поделился с князем.

— Что делать, — пожал плечами светлейший.

В целях скрытности все это время крейсер шел на перископной глубине, всплывая по ночам для вентиляции отсеков и подзарядки аккумуляторных батарей. Проходя Зундский пролив, встретили небольшой отряд шведских кораблей, шедших курсом в Данию.

— Вот тоже, «друзья», — пробурчал светлейший, разглядывая их в перископ. — Спят и видят себя на невских берегах. Пустить бы на дно парочку, а адмирал? — обернулся он к Мореву.

— Сейчас у нас иная задача, Григорий Александрович.

— В том-то и дело, — вздохнул Потемкин, уступая командиру место у перископа. — А все едино, так бы и утопил этих свеев. Ну да ничего, дойдут руки и до них.

Оставив позади Северное море, ракетный крейсер прошел туманный Ла-Манш и вышел в Атлантику. А еще через несколько дней, миновав Гибралтар, достиг Средиземного моря. Воспетое в древних легендах и мифах, оно поражало своей неповторимой красотой и простором. Легкие, изумрудно-голубые волны, величаво катили к исчезающему вдали горизонту, в высоком безоблачном небе сияло раскаленное солнце, со стороны побережья дул ровный пассат. Изредка, в слепящем мареве, вдалеке, подобно миражу, появлялись и исчезали белокрылые парусники.

К вечеру вошли в пролив Дарданеллы, по фарватеру которого то и дело проходили торговые суда под самыми разными флагами. Были здесь и испанские галионы, и английские бриги, и голландские билландеры.

Некоторое время, держа в поле видимости одного из них, ракетоносец следовал за судном, а когда открылся стамбульский рейд, отвернул на несколько градусов в сторону и застопорил ход. Прильнув к перископу, Морев внимательно оглядел далекий рейд и удовлетворенно хмыкнул. Османский флот во всей своей красе стоял на якорях. На фоне темнеющего неба неправдоподобно четко вырисовывались силуэты трехпалубных линейных кораблей, фрегатов и шебек, а также галер и более мелких судов. Всего он насчитал пятьдесят вымпелов.

— О! Да тут и их флагман «Реал Мустафа», — пробормотал светлейший, которому Морев, позволил на секунду взглянуть в перископ.

Затем тишину отсеков разорвали колокола громкого боя, и последовала команда: «Боевая тревога! Торпедная атака! Третий торпедный аппарат к выстрелу приготовить!»

— …готов …готов …готов! — понеслись доклады с боевых постов.

— Третий торпедный аппарат товсь! — произнес побелевшими губами Морев.

— Третий торпедный аппарат пли! — через секунду выдохнул он.

Крейсер едва ощутимо вздрогнул, и смертоносная сигара понеслась к цели.

Морев впечатал лицо в резину окуляра и застыл в ожидании, а старпом включил секундомер и впился взглядом в ожившую стрелку. На двадцатой секунде где-то далеко раздался утробный гул, корпус крейсера основательно тряхнуло, и Морев нажал кнопку кинокамеры. А на поверхности творилось что-то невообразимое.

Сгущавшуюся тьму разорвало ослепительной вспышкой, в адском огне которой горело и рушилось все, что было в гавани. Затем свет стал еще ярче и превратился в огромный, растущий над городом гриб. Не прекращая наблюдения, Морев приказал дать задний ход, и, вкручиваясь винтом в воду, ракетоносец попятился к выходу из залива.