Лезвие. Книга 1. Последнее Рождество
Шрифт:
– Дело не в этом, — резко перебил Драко.
Джинни почувствовала, как на глаза непроизвольно набегают слезы, и больно закусила губу, чтобы не расплакаться прямо сейчас. Во рту появился металлический привкус крови. Если продолжать так себя кусать, от губ ничего не останется, тьфу ты.
И этот человек еще называет её ревнивой, потому что она, видите ли, боится щекотки! А сам что устроил, просто потому что она абсолютно по-человечески волнуется за Гарри! Надо валить отсюда. Срочно! Подняться и уйти, не оглядываясь и не всхлипывая. Это сейчас будет самым правильным. Черт, всё внутри так и рвется прочь из этой комнаты, подальше от его стройной худощавой фигуры, от его умопомрачительного запаха… Нет. Нельзя. Спокойствие, только спокойствие. Джинни глубоко вздохнула, набрав
– Полагаю, что сам рассказывать, в чем дело, ты не хочешь, — Джинни украдкой смахнула слезинку, все-таки соскочившую с ресницы, и постаралась говорить максимально ровным голосом. — Мне задавать наводящие вопросы?
– Джинни, — казалось, Малфой с трудом выдавил из себя ее имя. То, как он это произнес, заставило сердце сжаться. Сейчас он скажет, что им нужно расстаться! Внутри нее всё оборвалось.
– Говори уже, — глухо проговорила она.
– А то я начинаю подозревать самое худшее.
– Ты отчасти права, — сказал Драко, сжав край каминной полки так, что костяшки его пальцев побелели.
– Твой брат...
– Что? — не поняла Джинни, чувствуя, что ее губы задрожали. — Причем тут мой брат? Который мой брат? У меня их много! Рон?! Гарри ускользнул, а Рона схватили?!
– Нет, нет, с этим твоим братом все в порядке! — поспешил заверить Малфой. — Во всяком случае, наши его не взяли, из чего можно сделать вывод, что он по-прежнему жив-здоров, как и Поттер. Но Лорда вконец достала эта пиратская радиостанция. Я случайно узнал, что пару недель назад он дал недвусмысленный приказ пресечь все эти "патризанские делишки".
– Партизанские делишки? — переспросила Джинни, чувствуя, что сознание постепенно к ней возвращается. Драко не собирается ее бросить! Сердце постепенно успокаивалось и билось уже с меньшей частотой. Не бросает, не бросает, значит, все хорошо… Стоп! Партизанские делишки?!
– Да, Уизли, партизанские делишки, — съязвил Драко. — Влип твой брат. По полной.
– Но я все равно не понимаю, как Рон там оказался? Он же был с Гарри…
– Ты меня вообще слушаешь?! Я же членораздельно сказал: с твоим Роном все в порядке! Мне казалось, у тебя есть еще и другие братья.
Вот теперь смысл слов Драко окончательно до нее дошел. Пиратская станция. Пресечь "патризанские делишки". Фред и Джордж. Она закрыла лицо руками и тяжело опустилась на ковер перед камином. Драко тут же опустился рядом с ней и обнял, крепко прижимая к себе.
– Я боюсь услышать, — прошептала она. — Боюсь услышать, что один из моих братьев мертв, а второй... тоже мертв или скоро будет мертв, потому что схвачен Упивающимися и подвергается пыткам.
– Тогда, возможно, тебя несколько успокоит, что в их... в наших руках только один. Второй, видимо, ускользнул - во всяком случае, о том, чтобы его убили или ранили, я не слышал. А вот тот, о котором я слышал... Он не мертв, но, судя по всему, лучше был бы. Точно знаю, что это был тяжелый бой, и твой брат сильно изувечен Непростительными заклятьями и не только ими. Тетя Белла сказала, что от него осталась одна оболочка. Он в состоянии клинической смерти и вряд ли очнется. Но при этом ему не дают окончательно умереть и не дадут - Лорд приказал поддерживать в его теле жизнь хоть до бесконечности. Зачем - никто не знает. Долгое пребывание в коме унитожает сознание, поэтому если он когда-нибудь очнется, будет уже не собой. Возможно, Лорд хочет создать из него какое-то новое, особое оружие. Монстра. Внешне он и на человека уже не похож, тетя сказала, сплошное месиво вместо лица, — Драко сглотнул.
– Назови мне имя, — голос Джинни дрожал, она вцепилась в мантию Драко.
– Фред или Джордж?
– Джордж. Который с недавнего времени без уха - это же Джордж?
– О нет! — Джинни не сдержала крик. Она оттолкнула Драко и рухнула на ковер лицом вниз.
Малфой оцепенел. Какое-то время он отрешенно смотрел на то, как рыжая гриффиндорка неистово катается по полу, стуча ногами и руками, крича, как безумная банши, и рыдая. Он никогда в жизни
не видел подобных проявлений эмоций. Его тетя Беллатрикс предпочитала истошно вопить - похоже, кстати, на вой Джинни сейчас - но никогда не со слезами. Крики тети Беллы заканчивались разбиванием отцовских ваз или уничтожением других ценностей (но вазы были всё-таки на первом месте), истязанием грязнокровок Круциатусом и дьявольским хохотом от созерцания их мук. Другие же его родственники были куда более сдержанны и позволяли себе значительно меньше. Мама не плакала даже тогда, когда умер дедушка Блэк и не оставил ей ни одной золотой статуэтки в наследство.То, что сейчас вытворяла Джинни, напоминало ему кривляния домовых эльфов, их самобичевание и причитания, которые так забавляли Драко в детстве, а в более позднем возрасте вызывали приступ презрения, сопряженный с сознанием собственного превосходства. Но почему-то глядя на девушку, не становилось ни смешно, ни противно, ни приятно. Драко чувствовал, как по телу разливалось что-то новое, прежде совершенно ему незнакомое. Это странное ощущение наполняло его целиком, проникая в каждую клеточку тела. Он ничего не мог понять и осознать, но чувствовал, что не способен этому противостоять.
Драко осторожно положил руки на плечи Джинни. Она стряхнула их, дернувшись в сторону и не прекращая рыдать. Тогда он решительно сжал ее плечи и притянул к себе, пытаясь уложить ее на свои колени. Поначалу она сопротивлялась, потом обмякла и стала тихо всхлипывать, уткнувшись носом в его ногу. Рыжие волосы, мокрые от слез, закрывали ее лицо. Драко осторожно убрал их, разглаживая каждый слепленный волосок, пытаясь ощутить нежность каждой пряди своей кожей. Постепенно слезы Джинни прекращались, и она повернула голову к юноше. Её глаза были кошмарно красными, ресницы слиплись, а по щекам всё еще бежали дорожки слез. Драко аккуратно провел пальцами по ним, стараясь не столько вытереть, сколько почувствовать эти слезы, по-прежнему не понимая, зачем он это делает. Джинни, похоже тоже не понимала, потому что ее взгляд был недоумевающим и как будто немножко испуганным. Или ему так казалось.
– Всё будет хорошо, — сказал Драко, про себя отметив бредовую глупость этой фразы. — Я с тобой. А твой брат... он придет в себя. когда решит Лорд. Может, я и неправ насчет его планов. Прости, не надо было говорить насчет монстра-оружия, на самом деле, даже у отца и тети нет никаких идей, что задумал Повелитель... Но я считаю так: раз твой брат ему зачем-то нужен, это хорошо. Это гарантирует его жизнь. Пока он нужен Темному Лорду, бояться нечего…
– Кто бы мог подумать, — невесело усмехнулась Джинни. Голос еще пока ее не слушался и звучал хрипло, сдавленно. — Мы уповаем на Темного Лорда как на гаранта безопасности жизни! Пока мы - или не только мы - нужны ему, мы живы. Но зачем, зачем ему Джордж? Что за чудовищное черное колдовство он задумал?
– Я не знаю, Джинни, — в очередной раз повторил Драко. — Если бы я знал, сказал бы. Если узнаю - расскажу сразу же. Я даю тебе слово. У меня нет и не будет от тебя секретов, потому что…
Он замолчал, сглотнув. Джинни резко поднялась с его колен и приблизилась к слизеринцу почти вплотную.
– Потому что - что? Есть еще что-то, о чем я должна знать?
Малфой замялся и после некоторой паузы ответил:
– Потому что я сделаю всё, чтобы ты не страдала. Знаю, что звучит пампезно, как из тупых дамских романов, но, тем не менее, это чистая правда. Ты должна мне верить. Верь мне, пожалуйста.
На глазах Джинни снова заблестели слезы, но теперь уже совсем по другой причине. Оставалось только надеяться, что Драко спишет это на то, что она до сих пор плачет из-за Джорджа. Конечно, плачет - и сколько раз еще заплачет из-за брата наедине с собой! Но... как бы стыдно ни было, эти, последние слезы оказались слезами умиления и растроганности. Слова Драко, его смущенный, обеспокоенный, немного сердитый и взъерошенный вид в секунды сменили ее горе безграничным счастьем. Наверно, такой человек, как Драко Малфой, никогда не скажет, что он любит, ведь вряд ли он знает, что это такое, а значит, и осознать подобное чувство и назвать его тем самым словом не в состоянии… Но то, что он говорит сейчас, он явно чувствует - и прямо это озвучивает. "Я сделаю всё, чтобы ты не страдала" - можно засчитать это за слизеринское признание в любви?