Либитина

В сон влился какой-то ритм - звонкие постукивания. Капель водяных часов, щелканье четок. Стук задавал счет времени и будил страх: что произойдет, когда это отпущенное неизвестно кем и на что время закончится?

"Эти твари - не люди. Мертвецы, покорные воле Макты..."

"Все же мертвецы - или их можно исцелить?.."

''Вы задаете много лишних вопросов, леди Эмендо..."

"Беги за дочерью!" - крик Майи заглушил все прочие голоса. Один стук остался, и теперь я поняла: он идет из реальности!

Я села на постели, разлепила глаза. В спальне я была не одна. Тоненькая фигурка дочери в длинной ночной рубашке с кружевами склонилась над туалетным столиком. Ловкие пальчики перебирали драгоценности в раскрытой шкатулке, которую я позабыла убрать в багаж. Антея нерничала, роняла нитки бус, броши и кольца с громким стуком, который пробрался в мой сон. Она не заметила пробуждения матери.

– Антея, - тихо, ровно сказала я.
– Что ты делаешь?
–

Вопрос был задан машинально, ответ на него я уже знала: дочь не хочет ехать с нами. Она подчинилась на словах, поплакала об улетевшем чуде для вида, а сама решила бежать тайком. Конечно, на жизнь нужны средства, поэтому придется позаимствовать у мамы деньгоемкие и небольшие драгоценности. Разумеется, позже она все вернет...
– думать о дочери худо не хотелось.

Антея вздрогнула, обернулась. Нитка жемчуга выпала из ее рук, бусины заклацали о звонкий холодный пол.

– Мама... Я...

– Ты собралась бежать? Почему?

Вопрос "почему" был верной ниточкой. Дочь оставила шкатулку, в глазах заблестели необременительные, имеющие истоком избыточную эмоциональность слезы.

– Я хочу жить в Карде, мама! В Донуме за три года я чуть с ума не сошла! Вы уезжайте, а я уже взрослая и сама решу!

– Воровство родительских драгоценностей - это взрослый поступок?
– побоявшись, что реплика покажется Антее обидной, я поторопилась снабдить ее дружеской, чуть грустной улыбкой. Дочь выпрямилась. Она выглядела как-то иначе, чем обычно. Лицо милое и светлое, недостатки внешности приглушены, а достоинства просто светятся, как на парадном портрете. Такой неземной красотой она не сияла даже на недавнем балу.

– Я взяла только те драгоценности, которые вы все равно обещали подарить на мою свадьбу, - отчеканила дочь.
– Не уговаривайте меня, мама. Пожалуйста.

Я глубоко вдохнула и выдохнула, ставя границы эмоциям. Ее "пожалуйста" - холодное и взрослое: "Мама, мне не нужны сцены", от которого хотелось запричитать, и ее такая детская упрямая поза, худые сжатые кулачки, от которой хотелось подойти, прижать к себе малышку, убаюкать. Что делать со всем этим?

– Антея, - я соскользнула с кровати, стараясь не шуметь, будто могла спугнуть дочь.
– Я не останавливаю и не удерживаю тебя. Но расскажи, куда ты хочешь бежать? Где ты будешь жить?

Смесь самых разных чувств отразилась на ее лице: смущение, сомнение, радость... и злость.

– Карда - опасное место, - напомнила я.
– Одну я тебя здесь не оставлю. Не могу оставить, понимаешь?

Было видно, что она поняла, потупилась. Я полагала, победа близка, тем страшнее показались глаза дочери, когда она вновь подняла голову. Льдистые и бездушные, как у кукол. Черты лица заострились. Все чувства теперь проступали на нем ярче, но с оттенком злости.

– Здесь опасно жить только людям, - прошептала Антея, - смертным.

– Что-о!?
– один ужасный болезненный вдох - ледяной кинжал в горло. И, уже зная ее страшный ответ: - А ты - ты кто?!

Антея хотела сказать - и не смогла: открыла - и закрыла рот. Я подскочила к ней, затрясла за плечи:

– Митто обещал обратить тебя? Или уже обратил?! Что за порез у тебя на спине? Отвечай!

– Обратил, - тихо сказала Антея, глядя мимо меня, и вдруг зловеще, тихо засмеялась.
– Обратил... Я уже не человек, мама. Пожалуйста, дайте мне уйти.

Она подалась назад и вырвалась из моих ослабевших рук.

"План Вако осуществился: одну из Эмендо все-таки обратили темной тварью! Но что это значит, Антея мертва? Моя Антея - марионетка Макты?! Нет, нет!
– Преодолев суеверный страх, я вгляделась в лицо дочери: - Это же она, она, моя Антея?"

Она... и не она, ненависть, источаемая Мактой ко всему вокруг, прорезала на милом личике иные черты - хищные, голодные, злые. Я поняла: если Антея накинет сейчас крылатый плащ, как Майя, я даже не вскрикну. Такая одежда подходила существу передо мной больше, чем кружевная рубашка.

– Дочь, - звеняще сказала я.
– Дочь, ты уже пила человеческую кровь или нет?

Она усмехнулась. Чем слабее делалась я, тем уверенее становилась тварь в ней:

– Нет, но это... дело поправимое.

– Спасибо, Господи! - выдохнула я.

"Не все еще потеряно. Гесси говорил, вода из источника Донума исцеляет это, пока они не попробуют человеческой крови. Вода сожжет тварь, а мою дочь оставит. Запереть ее и найти мужа! Скорее, Ариста!"

Антея глядела удивленно, видимо, она ожидала иную реакцию на свои жестокие слова.

– Вы не боитесь меня?
– огорченно спросила она. Я улыбнулась:

– Ни капельки.

Минута молчания. Я вдруг успокоилась, также резко, как перед этим разволновалась. Дочь заболела, но ее скоро вылечат. Она не совершила греха убийства, значит, ее можно исцелить. И это она сама, а не отражение Макты. Ее слова, ее жесты, я чувствую ход ее мыслей. Наверное, душа обращенного погибает, когда убивает, и ее место занимает Макта. Да, определенно, так. Дочь вылечат, и все будет хорошо.

– Может, ты сейчас вернешься в свою комнату, Антея?
– спросила я, сообразив, где тварь будет лучше запереть.
– Я провожу тебя.

Дочь повела мутным взглядом - она опять погружалась в странный сон, - тряхнула головой... но подчинилась:

– Хорошо.

Ее тон говорил: "Сейчас я уступаю, но это не конец". Я фальшиво улыбнулась, подхватила ее под руку - кожа дочери оказалась холодной и липкой, будто у нее только что спала лихорадка, - и повела прочь из спальни. По пути попадались слуги, я прогоняла их злыми взглядами. Мою кровь Антея пить не станет, а вот их – легко, подсказывало сердце.

В спальне дочери я первым делом заперла ставни на окне, Антея наблюдала за этим с ехидцей.

– Я не улечу, не беспокойтесь, - заявила она, когда я наконец справилась с тяжелым засовом.
– Крыльями Алоис со мной еще не поделился. Он сказал, после первой жертвы.

Я содрогнулась. "Нет, она не понимает, что говорит, - тут же пришла спасительная мысль.
– Для нее это игра... Жестокая игра".

– То есть, Митто сказал, что ты должна убить человека, - я бросала нерешительные взгляды на мокрое полотенце, которым обтирала спящую дочь после бала и которым теперь собиралась связать.
– И ты согласилась?