Лицедеи Гора

— Прекратить! — прорычал Бутс.

— Что опять не так, папаша? — раздражённо спросил Чино.

— Очевидно, — сказал Бутс, — Ты заблуждаешься, что она — свободная женщина, та, которую можно просто подобрать, как ларму в саду, для любых целей, что Тебе могли бы понравиться.

— Ясное дело, — усмехнулся Чино.

— Просто, она уже не свободная женщина, — сказал торговец.

— Чё! — возмутился Чино.

— Я Ты присмотрись к её симпатичной шейке, — намекнул Бутс.

— Во блин, она в ошейнике! — удивился Чино.

— Точно! — подтвердил Бутс.

— Она — рабыня! — сказал Чино.

— Да, — заверил его Бутс.

— А какая, в общем-то, разница, невостребованная рабыня почти столь же хороша как свободная женщина, — пожал плечами Чино, снова поднимая петлю.

— Стоять! — крикнул Бутс.

— Ну теперь-то чё? — закипел Чино.

— Да, чё теперь? — поддакнул Лекчио.

— На эту женщину заявлены права и она в ошейнике, — заявил Бутс.

— Как! — возмутился Чино.

— Как? — удивился Лекчио.

— Ребят, вы — воры? — осведомился Бутс.

— Нет! — возмутился Чино.

— Нет? — удивился Лекчио.

— Нет! — крикнул Чино.

— Нет! — с честным видом подтвердил Лекчио.

— Тогда воздержитесь от своих планов, негодяи, — бросил им Бутс, — эта женщина — моя собственность!

— Эт чё правда, что ль? — спросил Чино у девушки.

— Да, Господин, — ответила Бригелла, — это правда. — Я — его собственность. Он — мой владелец. Я принадлежу ему. Принадлежу, по закону, полностью, всеми способами и во всех смыслах!

— Зато нас тут двое, — угрожающе заметил Чино.

— Да не боюсь я вас! — усмехнулся Бутс. — Прочь отсюда, жалкие проходимцы, а не то я скормлю вас вашим же собственным слинам!

— А я и не знал, что у нас есть какие-то слины, — шепнул Лекчио обращаясь к Чино.

— Валите отсюда проходимцы, негодяи, жулики! — заорал Бутс замахиваясь на парней угрожающим жестом.

Чино и Лекчио, быстро, с очевидным ужасом, резво поскакали прочь со сцены.

— Вы спасли меня! — обрадовано закричала Бригелла.

— Да, — кивнул Бутс.

— На мне Ваш ошейник, — сказала она. — Теперь я, действительно, Ваша! Вы знаете!

— Ясное дело, — подтвердил Бутс, заинтересованно оглядывая свою собственность. — Это верно, не так ли?

— Да, Господин.

— А значит, Тебе отныне можно приказывать что угодно, — размышлял Бутс, — абсолютно, что угодно, вообще что угодно, и Ты должна повиноваться, немедленно и отлично.

— Да, Господин, — признала она.

— Ну тогда прими, положение, полуприсев, как это делает свободная женщина захваченная врасплох, пытаясь прикрыть свою красоту.

— Да, Господин, — послушно ответила она, поднимаясь на ноги.

Зрители взорвались отчаянным хохотом, поскольку она, уже полностью раздетая рабыня, приняла эту зажатую, неловкую позу, одну из тех, что ассоциируются с робкой, шокированной, потрясенной, удивлённой свободной женщиной. В действительности, она уже часто принимала такое положение ранее в фарсе, когда она, предположительно, была такой вот свободной женщиной.

— Теперь, на самый краткий миг, отодвинь руки, а затем немедленно, мгновенно верни их на место, где они сейчас, — скомандовал Бутс.

Бригелла послушно выполнила указанное движение. Если кто-то смотрел не внимательно, то, возможно, пропустил этот момент.

— О да! Да! — исступленно закричал Бутс. — Вот оно! О, счастье! Удача! Это — оно! Это — то самое!

— Что? — удивилась она.

— Взгляд! — радовался Бутс. — Изумительный взгляд!

— Это — все? — осведомилась Бригелла.

— Да! — радостно кричал мужчина.

— Тогда, отдайте мне, — внезапно потребовала она, — удивительную, волшебную вуаль!

— Увы, — засмеялся Бутс. — Не могу. Уже будет неправильно сделать это.

— Как так? — не поняла она.

— Надеюсь, Ты помнишь, относительно чего я вёл переговоры, — напомнил Бутс, — Мы договаривались о взгляде на красоту свободной женщины, а не простую рабыню.

— Ох! — в страдании схватилась она за голову.

— Если бы я хотел взглянуть на рабыню, объяснил Бутс, — то можно было бы пойти на ближайший рынок, и сколько угодно разглядывать голых, закованных с цепи девок.

Я не мог не признать его правоту. Именно так обычно выставляют девушек на таких рынках, кстати, иногда ещё и в клетках.

— Но ведь я — та же самая женщина! — запротестовала Бригелла.

— А вот это не совсем верно, — усмехнулся Бутс, — Ты теперь рабыня.

И это, кстати, по-своему, верно. Женщина в ошейнике, сильно отличается от свободной женщины. Ошейник способствует поразительному преобразованию в женщине, в психологическом отношении, сексуальном и просто человеческом. Она становится уязвимее, отныне она должна повиноваться. Она больше не то же самое. У нее больше нет никакого выбора, кроме как быть полностью женщиной. Она становится в тысячу раз более интересной, возбуждающей и желанной.

— Даже притом, что я теперь рабыня, Господин, — заканючила она, — но я так сильно желаю этого. Я так жажду её! Пожалуйста, позвольте мне иметь её!

— Моя доброжелательность, возможно, когда-нибудь доведёт меня до гибели, — проворчал Бутс, подтягивая к себе мешок.

— Кажется, я начинаю, ощущать, что у рабынь могут быть возможности и хитрости, отрицаемые свободным женщинам, с помощью которых можно достичь своих целей, — прошептала Бригелла зрителям.

— Она где-то здесь, у меня в мешке. Ага, вот она, — пробормотал Бутс, делая вид, что вытаскивает ткань из мешка. — Но Тебе, конечно, теперь, когда Ты стала рабыней, её больше не увидеть.

— Ну, если быть совершенно честной с Вами, Господин, — сказала Бригелла, — раз уж теперь я — Ваша рабыня и больше не смею лгать Вам, я и раньше не могла увидеть её.

— Нет! — всплеснул руками Бутс.

— Да, — подтвердила девушка, опуская голову, — это правда.

— Ну, тогда совершенно правильно, — сказал он, — что Ты, рабыня, теперь носишь ошейник.

— Да, Господин.

— Даже притом, что Ты — рабыня, Вы всё ещё желаешь получить чудесную вуаль? — поинтересовался Бутс Бит-тарск.