Лицей. Венценосный дуэт

— С часами не всё ясно, — пожимает плечами Трофимов, — то ли были, то ли нет…

— Хотите открытого гласного процесса? — ехидно интересуется адвокат, — правда, хотите? От себя гарантирую: у вас нет шансов, вина Куприянова будет доказана на сто процентов. И как будет выглядеть ваше управление? Одной рукой награждаете человека за неоценимую помощь полиции, а другой — воруете эту награду.

Мэр и префект морщатся, генералы хмуро переглядываются. Тигранович скучает, итог предрешён, но зубры просто так не сдаются, на то они и зубры.

Спор прекращает мэр.

— Хорошо. Мы обдумаем ваши предложения. Что-нибудь ещё?

— Там ещё от газеты кое-что было, — лениво замечает Тигранович.

— А, это, — мэр опускает глаза, — ну, это мелочи. Обеспечьте, Владимир Оттович.

Стесснер кивает.

— Всё?

— Нет. Теперь главное, — Тигранович делает короткую паузу, — для моей корпорации главное. Собственно, вы должны понимать, что эту историю я использую, только как повод. Не случись сие прискорбное происшествие, мы всё равно бы пришли.

На лице мэра появляется скепсис пополам с пониманием. Взглядом поощряет продолжать.

— Моя корпорация разрабатывает целую линейку продукции, интересную для полиции. Средства связи, средства наблюдения, компактные радиомаяки, мобильные алкотестеры…

На лицах генералов появляется заинтересованность. Зато адвокат скучнеет, его партия исполнена.

— Вот список устройств с предполагаемыми техническими характеристиками, — Тигранович достает сшитые в тонкий пакет листы, — нам нужны гарантии, что город не будет закупать импортные аналоги. Мы хотим от вас техзадание и госзаказ.

— А если иностранные аналоги будут лучше? — спрашивает префект.

— Всё обсуждаемо, — пожимает плечами Тигранович, — иностранцы хитрецы. Они могут перенести основную цену в обслуживание и расходные материалы. Но в любом случае мы готовы к обсуждению условий, сравнительно с иностранцами.

— Как думаете, Сергей Тигранович, у нас всё получилось? — на выходе из здания спрашивает адвокат.

— Не сомневайтесь. Хозяин обсудил со мной госзаказ, показал нам своё расположение. Генералам не нужны особые приказы, они и так всё поняли, иначе не стали бы генералами.

16 августа, пятница, время 08:45

Полицейский спецучасток, ул. Лермонтова 17.

— Принёс? — подполковник Зотов мрачно смотрит на золотые часики. — Точно те самые, не только что купленные? А то нам ещё по этому поводу скандала не хватало

В кабинете начальника сидели те двое оперативников, с которыми не по своей воле знакомилась Молчанова.

— Точно, — понуро подтверждает старший лейтенант Куприянов. На товарищей по службе старается не смотреть. Рёбра ещё ноют от беседы с ними три дня назад. А ещё дочку очень не хотелось обижать, так что пришлось купить такие же. Дорогие, дьявол их забери!

— А теперь пиши, — Зотов пододвигает лист бумаги и ручку, — объяснительную на моё имя. Как и по какому поводу у тебя вдруг появились дамские часики, и точно такие же в тот же момент пропадают у задержанной.

— Вот, блядский потрох! — кратко и экспрессивно выражается один из оперативников, — а мне до конца не верилось…

Второй смотрит на напарника с недоумением: «Что-то ты, братец, совсем…».

Куприянов строчит четверть часа. Присутствующие терпеливо ждут. Когда старший лейтенант протягивает начальнику заполненный письменами лист, тот принимается читать. На лице сразу проявляется скепсис.

— Туфта! — подполковник рвёт бумагу на части и подаёт Куприянову чистый лист, — старлей, мне липа не нужна. Что за ерунда? Соседка жаловалась, что точно такие украли у дочки, ты решил проверить, провести опознание… ты что, хочешь статью заработать за лжесвидетельство?

Куприянов напрягается. Статья может быть только в деле. Каком ещё деле? Вы что, охренели? — такой вопрос написан на его лице.

— К тому же это к делу не относится, — замечает старший оперативник, — это мотив, тебя не об этом спрашивают.

— Почему не относится? — вдруг вмешивается второй, — да пусть пишет. Нарушение всё равно было, в протоколе часы отсутствуют.

— Ладно, пиши так, — решает Зотов, — но обязательно укажи, что в протокол часы не вносил.

Куприянов с тяжёлыми вздохами приступает к работе.

22 августа, четверг, время 16:10

Квартира Пистимеевых.

— Твой секретарь Дима случайно с физкультурником столкнулся, — оборачивается ко мне Саша, — тот делился планами насчёт тебя. Хочет тебя в какую-то лицейскую команду включить.

Оборачивается Пистимеев от компьютера, мой главный конкурент за его внимание. И что обидно, далеко не всегда я выигрываю. Но сейчас я не в претензии, Сашок музыку запускает. Появились недавно в продаже специальные колонки. Там ещё надо звуковую карту вставлять, но для Сашки это пара пустяков.

— Перебьётся Семёныч, — отмахиваюсь я.

— Я тоже так подумал, — Сашка садится на пол рядом со мной, — ты ж с юристами дел иметь не будешь.

Я занимаю любимую позицию на полу, опёршись спиной на тахту и вытянув босые ноги. Пистимеев почему-то залипает взглядом на моих ступнях. Наверное, потому что кроме рук и лица всё остальное закрыто. Сегодня я в своих любимых джинсах.

— Не только в этом дело, — веду беседу дальше, рассматривание Сашком моих ног меня не беспокоит, — у меня справка, освобождение от физкультуры до Нового года.

— А что случилось? — Сашок отрывается от разглядывания моих ножек.

— Не знаешь, что случилось? — делаю круглые глаза, — ничего о моём похищении не слышал?

— Ты ведь уцелела, сама говорила…

— Говорила, — вздыхаю, — а врач, узнав про хлороформ, и что у меня одышка появилась, поставил меня на особый контроль. Никаких интенсивных нагрузок, ничего острого, сижу на диете, как мои брат и сестра, которым человеческая пища пока не положена.

— От хлороформа такие опасные последствия? Его же в медицине применяют. Или применяли…

— Применяли. Но у медиков всё под контролем было. Сразу после операции — вентиляция лёгких. И потом, больные всё равно на диете и после операции у них длинный периодреабилитации. А эти придурки ведь дозу не контролировали, сунули под нос, и дыши всю дорогу. Так что вот так.

Слегка шевелю пальцами, и Пистимеев снова отвлекается на мои ножки. Хм-м, мне что, приятно его внимание?

— У тебя тут заусенчик появился, — тычет Пистимеев в сторону левой ступни. Критикан проклятый! Присматриваюсь. Да, есть, на указательном пальце.