Лицей. Венценосный дуэт
Шрифт:
Не сразу осознаю, обычный вопрос мелодичным голоском, как будто отзывается грохотом грозы над головой. Я даже оглядываюсь инстинктивно. Нет, всё спокойно, и Ледяная ведёт себя, как обычно. Подозрительно кошусь на неё, почему вдруг такая тема всплывает.
— А кем ты в прошлой жизни была? — вот это меня чуть с седла не снесло.
— Что? — удивляется Ледяная, — сейчас это модно. Реинкарнация и всё такое. Кем ты себя осознаёшь?
— А ты? — пока не пришла в себя, пытаюсь собрать мысли в кучу.
— Королева, конечно, — заявляет, ни на грамм не сомневаясь, — но кроме этого факта ничего не чувствую.
— Капитан лейб-гвардии его
— Мужчиной была? — смотрит Ледяная.
— Нет.
— Хм-м, фаворитка короля?
— Гм-м, да, — присматриваюсь к подруге, что-то выплывает в голове. — Но ты не королева. Принцесса Роксана Ольденбургская, я как-то видела её. Только она намного старше тебя нынешней была. Но если отбросить возраст, одно лицо. И волосы точно такие же белые.
— Ты всё помнишь? — от удивления Ледяная останавливается.
— Нет, конечно. Разрозненными обрывками, которые всё больше и больше тают. Не завела б ты разговор, я бы через год всё окончательно забыла и считала детскими фантастическими снами.
Едем дальше.
— Надо же… — негромко произносит Ледяная, — вроде веришь во что-то, а когда реально сталкиваешься… удивительно. Реинкарнация, прошлые жизни, неужто это всё правда?
— Наверное, время от времени такое случается. Вряд ли всегда и со всеми.
24 июня, понедельник, время 10:40.
Небольшой актовый зал Сокольнического РУВД.
— Среди направлений, нуждающихся в ускорении работы, — вещает с трибуны полковник Курбатов, начальник РУВД, — отмечу судмедэкспертизу. Мы все знаем, как нам нужны прямые и веские улики для принятия важных оперативных и следственных решений. Убийство или самоубийство, отравление или удушение, зачастую ответ может дать только экспертиза. Недопустимо, я считаю, ждать результатов до трёх суток. Уважаемый Семён Григорич, что вы нам скажете, как наш главный авторитет в этой области? — сидящие вокруг офицеры согласно кивают и вместе с докладчиком дружно и строго смотрят на полноватого и лысоватого мужчину в первом ряду.
Конечно же, он уважаемый, очень уважаемый человек и специалист, Дана может подтвердить.
— Господин полковник, ну, это же не ко мне вопрос, — разводит руками Семён Григорьевич, привстав. — Тщательное и всестороннее обследование трупа, когда вы его запрашиваете, требует целого рабочего дня. А если мне три тела привезли? Или больше? У нас, простите, не конвейер.
— С ответами на запросы на уже проведённые экспертизы вы тоже не торопитесь, — прохладно замечает один из офицеров.
— Тоже не ко мне, — отмахивается Семён Григорич, — это нашей бухгалтерии претензии предъявляйте. Там полторы недели моя заявочка на спецтехнику без движения лежит. Если вам надо ускорить нашу работу, ускорьте сначала прохождение этого заказа. Нет? Тогда и спроса с нас никакого быть не может. Интенсифицировать работу можно только за счёт новой техники.
— Что за техника? — строго спрашивает полковник.
— Вычислительная, компьютер в специальном исполнении, заказ компании «Инфотехн». Тогда нам не придётся перепечатывать данные из архива, быстро сможем выдать дополнительный экземпляр, и само заключение будет оформляться значительно быстрее.
— И вы сразу улучшите свою работу? — скептически скривил губы полковник.
— Сразу даже кошки не
родят, — парирует Семён Григорьевич, — придётся осваивать, переводить наш архив в компьютер. Сам он туда не переселится. Но сейчас у меня временно ассистентка работает, она лихо с компьютером обращается, не откажется нас поучить. Но вы тяните с заказом, тяните! А моя помощница только до конца августа работает. После этого я сам от компьютера откажусь. Самостоятельно мы новую технику не освоим.Полковник что-то бурчит, сидящие за столом офицеры, в форме и без, дружно осуждают взглядами Семёна Григорьевича. Опять он выкрутился!
3 июля, среда, время 14:40
Москва, «СМЭ № 3».
Мы сегодня почти не работаем. Зато трое мужчин в спецовках трудятся в поте лица, в ударном темпе. Осуществляют задуманное моим папочкой. В прозекторской компьютер ставить нельзя, там всё электрооборудование в водонепроницаемом варианте. Зато соседнее помещение — чисто техническое, нет, тела туда изредка заносят, когда совсем некуда девать. Но такое бывает раз в десять лет. А так, там что-то вроде кладовки, хранилища инструментов и реактивов. Самое то для нашего дела.
Мой головастый папахен придумал, прям горжусь им. Компьютер будет стоять здесь, в инструментальной. Стол, на котором он стоит, частично загородим ширмой. В стене рабочие делают проём для экрана. Уже сделали, я смотрю, раму с толстым стеклом вставляют. В отверстие выпущен кабель для клавиатуры. Кроме неё в прозекторской ничего не будет. Клавиатура под плёнкой, плесни водой — ничего не случится. Работать на компьютере будем в прозекторской, а сама машина будет в соседней комнате.
Очень непросто в таком месте компьютеризация проходит.
Рабочие наносят последние штрихи на свою работу. Разравнивают штукатурку вокруг рамы со стеклом. Эдакое окно в мир компьютеров из мира мёртвых.
Кругленький на мою шутку про окно хохочет, рабочие нервно переглядываются.
— Тебе придётся завтра прийти, Даночка, — огорчает меня Кругленький, — учить сменщицу.
— Не переживай так, Данусик, — утешает он, — там тоже молоденькая девочка, ординатор, быстро освоит.
— Будет тупить, возиться с ней не буду, — заявляю твёрдо.
19 июля, пятница, время 15:10
Москва, «СМЭ № 3».
— Ой! — только выйдя из бытовки, сталкиваюсь с каким-то мужчиной чрезвычайно озабоченного вида.
— Девочка, ты что здесь делаешь? Где Марченко?
Вопрос дуплетом и главное — в упор. Я тоже так могу.
— Вы кто такой? Кто вас сюда пустил? — кто пустил, знаю. Уборщица Софья Романовна, женщина преклонных лет, я её обычно «Басоня» зову. Сокращённо от «Баба Соня». Видать, знакомая личность, если дверь открыла. Хотя мог и так войти, когда она мусор выносила. Обычно кровавый и дурно пахнущий.
О, только теперь узнаю важного дяденьку, встречались. И не сказать, что по плохому. Хотя, как он думает, не знаю. Мне, так весело было.
— Господин Семёнов! Андрей Степанович! — расплываюсь в наисчастливейшей улыбке, — какими судьбами в нашу обитель юдоли и скорби?
Это я Кругленькому подражаю, он иногда любит так цветисто выражаться. Правда, хохочет при этом, как ненормальный. Сангвиник, что с него возьмёшь.
Семёнов смотрит ошарашенно.
— Э-э-э, — почти слышу, как щёлкают шестерёнки в его голове, — Молчанова? Ты что здесь делаешь?