Лицей. Венценосный дуэт

— Керханфигня это очень пикантная приправа. Модная в этом сезоне в высшем свете Петербурга и Москвы, — это Саша сумел перевести.

Едим. Спокойно почти доедаем, когда Карина решает взять реванш.

— Всё про вас маме с папой расскажу…

— Что такого ты им расскажешь? — после переглядываний со мной вопрошает старший брат.

— Ты её ножки гладил, — обвиняюще тычет в него ложкой девочка.

— И что? Ножки, видишь ли, понятие растяжимое. И длинное… — Сашок как-то мечтательно смотрит в мою сторону и неожиданно добавляет обидное для сестры, — не то, что угловатые палки у некоторых недоростков.

Карина слегка краснеет и замолкает. Тем более, что я разражаюсь длиннейшей и строгой нотацией. Девочка мало, что понимает, Саша чуть больше половины, но мне их понимание не нужно. В конце следует команда перевести на русский. Саша задумывается, потом хлопает Карину по затылку.

— Ты чего?! — возмущается девочка.

— Это краткий перевод, — хладнокровно объясняет брат, — не выпендривайся, а то схлопочешь так, что долго сидеть на попе не сможешь.

— Ну, щ-а-а-а-с! — кривится девочка, — только попробуйте, папа с мамой вам устроят.

Я добиваю чай, закусывая домашним печеньем, и больше не вмешиваюсь. Саша с садистким наслаждением объясняет сестре изменения в высокой политике семьи Пистимеевых..

— Очень не советую с Даной ссориться. Она тебя сейчас отведёт в уголок, задерёт юбку и выпорет, — Карина округляет глаза и раскрывает сжатые губки, — и ничего ей за это не будет. Ты думаешь, почему у неё сплошные пятёрки в табеле? Хорошо учиться, конечно. Но ещё её все учителя в Лицее боятся. Ты знаешь, что у нас прошлый директор уволился? Это она его допекла! И жаловаться родителям бесполезно. Знаешь, почему? Она хитрая и коварная, я сам её боюсь. Она скажет папе с мамой, что воспитывает тебя ради твоей же пользы. И они ничего ей не сделают, только спасибо скажут. Да, они тебя любят, но Дану они тоже любят. Я же говорю, она очень хитрая. Так что ты лучше с ней не ссорься… и быстренько убирай со стола и мой посуду.

— Эврисинг из райт, — подтверждаю.

Что характерно, девочка хмурится, но слушается.

20 июля, суббота, время 12:40

Москва, «СМЭ № 3».

— Молодец, Даночка, сегодня не надо торопиться, — воркует Кругленький, — ещё чуть-чуть, на пару сантиметров…

Немного расширяю надрез над желудком. Привезённую позавчера красавицу, около которой так вьётся Семёнов, — уже звонил нам пару раз утром, пока Семёна Григорича не было, — мы не потрошим, как обычных клиентов. Обходимся с девушкой предельно деликатно. Лёгкие на наличие воды проверяли через узкий разрез между рёбер. Небольшой шовчик потом затеряется среди прочих мелких повреждений. Как и другие разрезы.

— Так, дай-ка мне… — желудок Семён Григорич начал резать сам. Заканчиваю я.

— Что у нас тут? — шеф внимательно рассматривает содержимое, — вроде ничего, почти пустой…

Кровь на анализы, самые разные, мы уже набрали. Предварительно шеф подтвердил мои подозрения на кантаридин, но окончательное заключение дадут химики.

— А как ты додумалась проверить на кантаридин? — удивлялся Семён Григорич.

— Это же очевидно, — раскрываю глаза пошире, — во-первых, вижу в крови что-то не то. Во-вторых, предполагаю изнасилование. Третий шаг уже очевиден. Если изнасилование и в крови что-то есть, то не афродизиак ли? А дальше, лезу в справочник, вас же не было…

— Тебе цены не будет среди следователей, — восхитился шеф, — сама догадываешься, что им нужно. Даже то, о чём они сами не знают.

Я отхожу в уголок, мою руки, вернее, латексные перчатки на них. Не снимая их, сажусь за клавиатуру, — она, кстати, под плёнкой, — под диктовку шефа быстро набиваю очередную порцию сведений. Таблица проб крови уже введена. Номер пробы, место взятия, артериальная или венозная, назначение. Самым коротким получился абзац танатогенезиса, асфиксия она и есть асфиксия.

Семён Григорич ворвался в десять часов, быстро помог мне закончить с мужским не криминальным трупом и мы принялись за настоящее дело. Ради этой русалки ему и командировку закрыли в ускоренном темпе. Пару звонков мы получили, пока обедали, отдел расследований, да что там отдел, всё ГУВД напоминает потревоженный муравейник.

— Всё, не звоните больше, мы уходим в прозекторскую на два-три часа. Сами позвоним, — шеф немного преувеличивает, мы ещё десять минут перекусываем и пьём кофе. Да, сегодня кофе!

Возвращаюсь к столу.

— Всё, Данусик, зашивай желудочек и всё остальное, — отдаёт повеление шеф.

— Можно я тоже посмотрю, — хватаюсь за тросик-фонарик, — ой, а это что?

Присматриваюсь, шеф глядит снисходительно. Мы потом раздумывали, почему так получилось, нам же заключение писать. В определённый момент жертва лежала горизонтально или даже вниз головой. Поэтому я и обнаружила растёкшуюся капельку в самом начале желудка. Вполне возможно, попавшую туда прямо перед смертью.

— Даночка, ты полагаешь… — шеф стоит рядом, взгляд и поза напоминают стойку охотничьей собаки.

— Вскрытие покажет, — отвечаю стандартной шуткой, отправляя комочек слизи, предположительно спермы, в пробирку. Есть ещё одна важная проба.

Ещё пару проб вытащил уже шеф из шейки матки и самой матки. Там уже визуально не определишь, есть ли сперматозоиды в мазках. Зато у нас есть микроскоп. Короче, работа у нас кипит, как на богатом месторождении. Трупы тоже разные бывают, как правило, скучные, но вот русалка оказалась полной сюрпризов.

Время 14:10.

С чувством облегчения, наконец-то всё, — интересная работка сегодня подвалила, но и утомительная, — выскакиваю в коридор и почти втыкаюсь в дяденьку в цивильном, слегка помятом костюме.

— Господин Семёнов, что вы тут делаете?!

Нельзя сюда гражданским. Конечно, следаки и прокурорские заходят и не дают себе труда накидывать халаты, но вообще-то так нельзя.

— Ну-ка быстро отсюда! — это такое наслаждение, гонять людей, облечённых властью, — вы что, хотите трупным ядом отравиться?!

Он что-то бурчит, но я не слушаю, выдворяю его с запретной территории. Мне не надо слушать, чтобы знать, что он говорит. Они с самого утра нас трясут. Нетерпеливые, как дети у прилавка с мороженым.

Ухожу на санобработку, выходить за мной шеф не спешит. Надоело ему отбиваться от прилипчивых полицейских. Уже привычно не обращаю внимания на мающегося в коридоре Семёнова. И вот, вот он момент истины и торжества законченного ожидания. Из комнаты с компьютером и принтером выношу один экземпляр заключения на трёх листах.