Личная жизнь дирижера С.
Шрифт:
– Успокойся, пистолет не был заряжен. Ты просто в таких вещах не разбираешься. Рома просто хотел тебя напугать.
Шальнов протянул мне бокал с глинтвейном.
– Тем не менее… Это ничего особенно не меняет, – прошептала я. – Мой муж хотел напугать меня пистолетом. Это все. Это – конец. – Я махом выпила содержимое бокала. – Наверное, он вжился в роль. Обычно так в фильмах бывает. Карты. И пистолет. Так сработало подсознание.
– Ты сейчас пытаешься своего мужа оправдать? – поинтересовался Шальнов.
– А ты с какой целью интересуешься?
Шальнов хлопнул себя ладонью по лбу.
– Ты
Мы немного помолчали. Шальнов закурил. Он даже принес из холла мою сумочку и протянул мне.
– Ты же только дамские куришь?
– Премного благодарна, – пробормотала я.
Мы покурили в молчании и Шальнов встал.
– Ну, что, пора спать. Как видишь, ничего страшного не случилось. Ты больше напридумывала. Утром помиришься с мужем и все будет, как прежде.
– А я, может быть, не хочу, как прежде…
– Это тоже неплохо. У меня будет шанс.
– Какой шанс?
– Хочу посмотреть, как ты дирижируешь.
– И только –то?
Шальнов тихо засмеялся.
– А это уже от тебя зависит.
– Да пошел ты, – фыркнула я.
Шальнов засмеялся громче, а потом замолчал и сказал тихо и серьезно:
– Знаешь, скажу тебе честно. Мне было интересно сыграть ту партию с твоим мужем. Ты понимаешь, о чем я? Мне была приятна сама мысль, что я смогу получить тебя в качестве трофея. Это так, фантазии, конечно, не нужно меня бить и называть подонком. Но я тебя выиграл. Пусть в карты, чисто символически, но это чертовски приятно.
– Все-таки зря ты пил глинтвейн на голодный желудок,– покачала я головой.
На этот раз Шальнов засмеялся беззвучно. Даже глаза прикрыл. Я ни за что не подам виду, что мне приятно такое слышать. Что у меня даже мурашки по коже пробежали. Что у меня сладко заныл низ живота…
… Шальнов уступил мне свою кровать, а сам устроился на диване в своем кабинете. После душа, закутавшись в большое махровое полотенце, я не удержалась и увидев, что дверь в кабинете нараспашку, полюбопытствовала.
Шальнов не постелил себе. Он лежал на диване все в той же одежде, подложив руки под голову, разглядывая потолок. Я кашлянула.
– Что-нибудь нужно? – не меняя позы, спросил он.
– Нет… – Я переступила с ноги на ногу. – Вот, зашла предупредить: я во сне могу кричать или смеяться. В зависимости от того, какой сон вижу…
Шальнов, наконец, бросил разглядывать потолок, и задумчиво посмотрел на меня. Я смутилась и спросила первое, что пришло в голову:
– Что там на потолке?
– Ровным счетом ничего интересного, – невозмутимо ответил он.
– Ну, я спать.
Шальнов ничего не ответил и снова принялся разглядывать потолок.
– А вы джентльмен, братец Лис, – пробормотала я и на цыпочках юркнула в спальню.
*** *** ***
Я открыла глаза и не сразу поняла, где нахожусь. А потом нахлынули воспоминания и я покрепче сжала зубы, чтобы не застонать от отчаяния. Все, что произошло вчера, было настолько нелепо! И самое нелепое в этой ситуации было то, что я поехала к Шальнову. Видимо, я плохо соображала в этой ситуации и все, чем я руководствовалась – просто чепуха. Честно говоря, мне было стыдно. За себя. И перед Ромой. Если я попытаюсь ему объяснить свои доводы, –
он поймет меня? Хотя… Пусть он попробует объяснить мне свои доводы. Я их все равно не пойму. Вот, что ужасно. Еще вчера днем я считала себя счастливой, а теперь у меня не было ничего, кроме дирижирования. Если смотреть на ситуацию с оптимизмом – этого уже достаточно. И думаю, я знаю, как поступлю. Наверное, я знала это уже вчера. Когда поехала с Шальновым.Я встала и подошла к зеркалу. Волосы торчали в разные стороны, будто ночью меня вставили в розетку с высоким напряжением. Когда в дверь постучали, я даже подскочила. Стою тут со всклоченными волосами. А еще на мне нет бюстгальтера, так как я приехала к Шальнову не переодеваясь, в вечернем платье с открытой спиной. Так что спать я легла в одних лишь кружевных трусиках, в которых сейчас стою перед зеркалом. Когда стук в дверь повторился, я крикнула:
– Да, да, сейчас, – и продолжала стоять, как вкопанная.
Я пыталась вспомнить, куда подевала платье и ждала, когда уйдет Шальнов, но никаких шагов не услышала. Вместо этого дверь приоткрылась, и в спальню заглянул сам хозяин дома. Ничего на его лице не отразилось, хотя он окинул меня взглядом с головы до ног и обратно.
– Сногсшибательно выглядишь, – констатировал он. – Я жду тебя на кухне.
Я прикрылась руками и процедила сквозь зубы:
– Закрой дверь изнутри, придурок!
– Может быть, с той стороны?
Я, не забывая прикрываться одной рукой, схватила с кровати подушку, запустила ею в Шальнова, но опоздала. Подушка попала в закрытую дверь и шмякнулась на пол.
– Черт. Черт. Черт!
Ситуация продолжала выходить из – под контроля, интриговать и нервировать. С одной стороны, хотелось убраться отсюда немедленно, с другой – задержаться подольше.
… Когда я пришла на кухню, Шальнов – свежий, гладковыбритый, всем своим видом внушающий уверенность в жизни, попивал кофе и читал что-то в телефоне. Аристократ, да и только. Кивком головы он указал мне на стул. Во мне поднялась волна раздражения. Осталось только книксен сделать.
– Можно подумать, я останусь стоять, – ехидно сказала я.
– Что?
– Здесь только два стула и один из них занят тобой.
– Не придирайся, – ответил Шальнов, не отрываясь от телефона.
Наверное, со стороны мы с Шальновым являли собой чудную пару. Мое вечернее платье, лицо без грамма косметики, просто расчесанные волосы, перекинутые через плечо, и босые ноги никак не вписывались в окружающую действительность ясного, весеннего полудня. Шальнов тоже был с босыми ногами, сидел, закинув одну босую ногу на другую, и вообще выглядел убийственно.
Шальнов приготовил яичницу с колбасой и ел ее при помощи одной только вилки, обошелся без ножа. Но все равно, непостижимым образом, выглядел интеллигентно. Как какой-нибудь наследный принц, вынужденный есть в бистро и не выделяться среди окружающего рабочего класса.
– Откуда ты набрался этих аристократичных манер? – не выдержала я созерцания того, как он трапезничает. – В тебе прямо сквозит порода. Граф Шальнов.
– И тебя это здорово раздражает? – спокойно спросил он.
– Ужасно. Я не могу есть в твоем присутствии. Хочется сделать что-нибудь крайне неприличное.