Лидия Русланова. Душа-певица
Шрифт:
У Руслановой отнимут орден, который она заслужила на войне. Народная любимица и лучшая исполнительница народных песен, звания народной артистки она так и не получит.
Парадоксы истории. Или закономерность?
Узнав о горькой участи своих коллег, Русланова и все артисты концертной бригады Бориса Филиппова очень переживали за них. Считали всех невернувшихся погибшими. И только позднее всплывёт жестокая и непростая правда, которая разделит и людей, и таланты.
Руководитель концертной бригады Борис Филиппов делал беглые записи во время поездок на фронт. Вот некоторые фрагменты из них:
«Девятого августа — сбор в сквере у ЦДКА. Волнуется Александр Васильевич Александров, руководитель и главный дирижёр Краснознамённого ансамбля песни и пляски Красной Армии.
— Друзья мои! Пробил час. Будет трудно. Очень трудно. Будет много опасностей. Но наше место там, в огненном пекле. Там, где решается судьба Родины.
И вот — отъезд. В машину садятся В. Я. Хенкин, конферансье М. Н. Гаркави, артисты театра оперетты Е. Калашникова и И. Гедройц, солист радио Г. Кипиани, солисты балета Большого театра Т. Ткаченко и И. Леонтовский. Место в кабине занимает Лидия Русланова».
Руслановой уже за сорок. Молодёжь уступает ей место в кабине грузовика. Остальные — на кузове. Там же весь
Героиня наша всегда была очень домовитой и хозяйственной. Предусмотрительной. В дорогу брала достаточное количество снеди, чтобы не только ей, но и прожорливому Гаркави и всем, кто окажется рядом, было чем утолить голод, пока они не доберутся до ближайшего пункта назначения, где их ждут и, возможно, покормят. Обычно это была внушительных размеров корзина, где, аккуратно переложенные бумагой и холстинками, лежали куски говядины, обжаренная курочка или две, нарезанная тонкими ломтиками колбаса, ветчина, сало и конечно же знаменитые руслановские пироги. На самом дне — бутылочка водки под пробкой, залитой сургучом, или вина. В дорогу Русланова готовилась основательно.
Корзина со снедью в дальний путь была частью её культуры. Её она тоже вынесла из своего саратовского детства. Узелок с едой мать носила отцу на пристань. Так же аккуратно, в холстинки, закладывала куски холодного мяса, сало, нарезанный полными краюхами-полумесяцами хлеб. Хлеб в дороге — не ноша, хлеб себя сам несёт, говорили в Даниловке.
Из записок Бориса Филиппова:
«Летят километры Можайского шоссе. Вот и Гжатск. Первая остановка. Зал Дома Красной Армии. Ни одного свободного места.
У Хенкина — шумный успех. Рассказ „На даче“ исполняется по заказу. Потом на „бис“ пародия на цыганские романсы».
«Сигнал „воздушной тревоги“. Артистов приглашают в укрытие. Находчив Михаил Гаркави:
— Лучше побыть десять минут в укрытии, чем всю жизнь быть покойником!»
«27 сентября. Утро. Вместе с политруком Аптекаревым едем на передовые позиции. В 9 утра на грузовой машине прибываем на огневую точку. Слева, метрах в двухстах от нас, слышатся разрывы немецких снарядов.
Батарея, в которую мы прибыли, расположена в трёх километрах от Краснограда, занятого немцами… Обстановка далеко не безопасная. Спрашиваю мнение бригады: ехать на огневую точку или нет. Все как один заявляют: „Ехать!“
На грузовике, поданном специально для этой поездки, устраиваются Русланова, Хенкин, Гаркави, Кипиани, баянисты, Аптекарев, я и фоторепортёр тов. Попелянский.
В орудийном расчёте нас встречают необычайно тепло.
Среди бойцов есть и женщины. Концерт проходит не столько под аккомпанемент баянистов, сколько под грохот орудийных выстрелов и разрывы фашистских снарядов. Чтобы отвлечь внимание противника от нашей батареи, все соседние огневые точки артдивизиона капитана Королёва открыли огонь и приняли на себя ответные удары фашистской артиллерии.
Концерт закончен. Капитан благодарит нас и неожиданно даёт команду:
— Батарея! В честь московских артистов по фашистам — огонь!»
«Когда престарелый гармонист Руслановой В. Максаков потребовал, чтобы я ему раздобыл какое-либо оружие на случай нападения на нас фашистов, Хенкин поддержал эту просьбу весьма своеобразно:
— Достань ему пулемёт! Вооружи старика до его стальных зубов!»
В тех же фронтовых записях есть характеристика нашей героини: «Русланова Лидия Андреевна, женщина своенравная, трудная, порой капризная, внешне как будто некрасивая, но пение преображает её до неузнаваемости. Задушевная русская песня, исполняемая низким, широким, как Волга, контральто, пленяет до глубины души.
Вначале она, привыкшая быть главной гастролёршей, не могла примириться с соседством ещё одного премьера — В. Я. Хенкина, с которым, кстати, дружила домами, но не на концертах. Были кое-какие взаимные колкости даже здесь, в условиях фронтовой обстановки. Но потом каждый нашёл себя, и всё обошлось».
Характер у Руслановой был. Ещё бы! Разве можно, не имея твёрдого характера, добиться в жизни и на сцене того, чего добилась к сорока годам она? Талантливый, уважительный и услужливый муж. Всесоюзная любовь. Лучшие сцены страны. Полные залы. Сборы, какие имеют немногие её коллеги. Пластинки, пластинки, пластинки… Конечно же зависть, и как следствие — интриги, наветы, козни… Но это только подстёгивало её, закаляло нрав. Действительно делая его подчас излишне крутоватым. Но песня размягчала её душу, примиряла со многим, умиротворяла. И многое она умела прощать ради песни, ради сцены, и своим коллегам-артистам, и начальству, и невольным соперникам, но и себе в том числе.
«Танковой частью, в которой мы находимся, командует Герой Советского Союза полковник Лизюков [48] . Часть дислоцирована на „бойком месте“ [49] . Начался концерт, Русланова посвящает своё выступление Лизюкову.
— Сколько простора в её голосе! — шёпотом говорит сероглазая шатенка, военврач 3-го ранга Нонна Тимофеевна Якушева, с которой нас познакомил за обедом командир части.
Эта красивая русская девушка представлена к награждению орденом Красного Знамени за отвагу и мужество, проявленные ею на фронте. Она получила медицинское образование в Воронеже и в первые же дни войны была призвана в армию. Перевязывая раненых бойцов во время боя, отстала от части. Отступая вместе с двенадцатью ранеными бойцами, встретила отряд фашистов и вступила с ними в бой. Застрелила из нагана фашистского офицера.
Вырвавшись из окружения и подбирая по пути отставших красноармейцев, она возглавила отряд, насчитывающий уже пятьдесят человек. Отряд попал в „мешок“, выйти из которого можно было только пройдя через деревню, занятую фашистами. С криками „ура“ красноармейцы пробились без всяких потерь. Операцию эту возглавила Нонна Якушева, самоотверженный военный врач и к тому же отличная спортсменка.
Гаркави сочинил про неё песенку и всячески восхвалял её, как бывший врач. Всё-таки приятно иметь такого „коллегу“, как Якушева! Очевидно, она очень популярна в этой воинской части, потому что посвящение Гаркави все красноармейцы и командиры встречают с горячим одобрением. Только Нонна Тимофеевна вспыхивает ярким пламенем и даже немного сердится».
48
Александр Ильич Лизюков (1900–1942) — генерал-майор, Герой Советского Союза. Отличился в боях на Днепре (Смоленское сражение), в районе Наро-Фоминска (Битва под Москвой) и во время окружения немецкой группировки в районе Демянска и Холма (Демянский котёл).
В 1938 году был арестован, в 1939 году — реабилитирован. Погиб в 1942 году, командуя 5-й танковой армией в ходе Воронежско-Ворошиловоградской операции. Место гибели и могила до сих пор доподлинно не установлены. Награждён медалью «Золотая Звезда» Героя Советского Союза, двумя орденами Ленина, орденом Красной Звезды, медалью «XX лет РККА».49
5-я танковая армия входила в состав Брянского фронта и вела активные боевые действия, затем была переброшена южнее — в район Воронежа.
Вот та атмосфера общения с бойцами и командирами во время концертов. Куплетисты и конферансье тут же, в перерывах между выступлениями, сочиняли тексты своих выступлений, частушки, порой целые фельетоны и короткие рассказы. Обстановка везде была разной, и приходилось постоянно импровизировать. И Русланова, при том что репертуар её оставался примерно тем же, каждое своё выступление делала несколько иным. Одно дело — петь солдатам, идущим в бой. Другое — раненым в госпитале. Третье — в тылу, где её слушатели и военнослужащие, и вольнонаёмные, и местные жители.
Глава пятнадцатая
ВОЙНА-II
«Обычная наша площадка — два грузовика, сдвинутых вместе…»
Летом 1942 года в популярном тогда журнале «Огонёк» в тридцатом номере был опубликован очерк писателя Валентина Катаева «Концерт перед боем». Вот наиболее значимые для нас фрагменты этого очерка:
«Она только что приехала с фронта. Через четыре дня она снова уезжает на фронт. Мы сидим в её номере в гостинице „Москва“. За окном громадные дома и асфальтовые перекрёстки московского центра. Мчатся закамуфлированные машины, рассыпают искры трамваи и троллейбусы. Торопятся пешеходы. Серый весенний деловой московский денёк.
Она ещё полна фронтовых впечатлений.
Это известная исполнительница русских народных песен Лидия Русланова. На ней скромное коричневое платье. Волосы просто и гладко убраны. Лицо чисто русское, крестьянское. Она и есть крестьянка-мордовка.
Почти с первых же дней войны она разъезжает по частям героической Красной Армии, выступая перед бойцами. Она ездит с маленькой труппой, в которую входят фокусник, баянист, скрипач, конферансье.
Где только они не побывали! И на юге, и на юго-западе, и на севере! Они дали сотни концертов».
«— Ну, как вам съездилось, Лидия Андреевна? — спрашиваю я.
— Замечательно! — с воодушевлением отвечает она.
И конечно, следующий же мой вопрос:
— Как дела на фронте?
— Бьём врага, — коротко говорит Лидия Русланова. — Упорно, ежедневно».
Далеко не каждый артист, даже менее известный, мог в то время войны сказать: «Бьём врага!» Сказать именно так, от первого лица и во множественном числе. Русланова на войне себя чувствовала одновременно и певицей, той яркой индивидуальностью, которой она в действительности являлась, и частью того множества, которое зовётся народом. В этом, кстати, один из секретов её искусства вообще. Выходя на сцену, она не чувствовала себя на пьедестале настолько, чтобы потерять связь со слушателями и зрителями. Поэтому-то всегда стремилась к ним навстречу. И сцена, как таковая, ей не всегда была нужна. Фронтовые концерты ещё сильнее сблизили её с народом. Здесь она пела, что называется, глаза в глаза.
«Она охотно рассказывает о своей поездке. Особенное впечатление производит её рассказ о концерте в трёхстах метрах от линии огня, данном за тридцать минут до атаки на укреплённый пункт N. И перед моими глазами возникает незабываемая, волнующая картина.
Лес. В лесу ещё сыро. Маленький, разбитый снарядами и полусожжённый домик лесника. Совсем недалеко идёт бой — артиллерийская подготовка. Осколки срезают сучья деревьев. Прямо на земле стоит Лидия Русланова. На пенёчке сидит её аккомпаниатор с гармоникой. На певице мордовский яркий сарафан, лапти. На голове цветной платок — по алому полю зелёные розы. И что-то жёлтое, что-то ультрамариновое. На шее бусы. Она поёт. Её окружает сто или полтораста бойцов. Это пехотинцы. Они в маскировочных костюмах. Их лица черны, как у марокканцев. На шее автоматы. Они только что вышли из боя и через тридцать минут снова должны идти в атаку. Это концерт перед боем.
Горят яркие краски народного костюма Лидии Руслановой. Летит над лесом широкая русская песня. Звуки чистого и сильного голоса смешиваются с взрывами и свистом вражеских мин, летящих через голову.
Бойцы как зачарованные слушают любимую песню.
Рядом западная дорога, по которой идут транспорты, автомобили, сани, походная кухня, и вот, услышав голос певицы, один за другим люди и машины сворачивают к домику лесничего.
Лидия Русланова поёт уже перед громадной толпой».
«…А к певице уже подходит хирург. Он просит певицу спеть раненому лейтенанту, которого везут в санбат.
Певица идёт к раненому. На носилках лежит тяжело раненный лейтенант. Голова забинтована. Виден только один голубой блестящий глаз. Рот запёкся. Лейтенанту трудно говорить. Но поворот его забинтованной головы и голубой глаз выражают просьбу: „Спойте!“
Она ласково наклоняется над ним. Тихо говорит:
— Может быть, вам тяжело будет слушать? Может быть, это вредно?
Губы лейтенанта шевелятся. Он еле слышно говорит:
— Нет, пожалуйста. Спойте. Для меня это будет лучшее лекарство.
И она поёт. Поёт тихо, как мать над постелью больного сына. Она поёт:
Ах ты, степь широкая, Степь раздольная. Ой да Волга-матушка, Волга вольная…И радостно блестит голубой глаз лейтенанта, и рука его благодарно жмёт руку певицы.
Где только не выступают фронтовые артисты!
В хлевах, в банях, в избах, в лесах, в окопах, в блиндажах. Они живут трудной и славной фронтовой жизнью. Они делят с армией всё. И армия их обожает — от рядового до генерала.
Пехотинцы несут им свои котелки с огненным борщом, танкисты предлагают им свой паёк — сто граммов водки. Казаки заботливо кутают их в свои чёрные косматые бурки и яркие, алые и синие, башлыки.
С песней, с широкой русской песней идёт армия в бой. И побеждает…»
Приподнятый и даже порой пафосный стиль очерка вполне оправдан. Катаев точно передаёт факты, слегка лишь придавая им те необходимые тона, которыми были окрашены тогда все корреспонденции и статьи с фронта и касающиеся событий, связанных с войной.
Однажды под Брянском Русланова стала свидетельницей жуткой сцены. Впрочем, на войне такое случалось часто и было делом почти обыденным. Она рассказывала эту историю после поездки на фронт. Кто-то из коллег-артистов посоветовал ей: «Лида, а ты напиши об этом. Пусть люди знают. Пусть солдаты почитают. Им в бой идти. Укрепи им сердца».