Лихие. Депутат

— Из снайперской винтовки его приложить? — напряженно думал я, вглядываясь в карту, где была уже знакома каждая буква и линия. — А откуда? С крыши Большого театра? Смешно. Может, лучше прямо с Лубянки? Или к какой-нибудь башни Кремля? Нет, тебе, Димон, придется молодость вспомнить. Зря ты у нас на Яве рассекал что-ли? Всех девок в Лобне на ней перекатал, блядун чертов.

Мы все в юности завидовали ему люто, потому что Китаец у нас разрядник по мотокроссу, добрался до первенства области, и по этому случаю безмерно гордые родители купили ему Яву, каковое счастье никому из нас, голодранцев, не светило. У меня вот даже мопеда не было. Жили ведь с матерью от зарплаты до зарплаты.

— Значит, остается вариант номер три, — буркнул я. — Приступаем…

* * *

Димон стоял на углу Ильинки и Рыбного переулка, докуривая третью сигарету подряд. Он сегодня непривычно блондинист, бородат и усат, и носит темные очки. Он кореец, а потому волосы у него на лице растут скверно: жиденькая бороденка и тоненькие кошачьи усы. Поэтому мы не стали надеяться на силы природы и использовали театральный реквизит. А чтобы имидж Димона принял законченные очертания, на него надели футболку, на которой было написано то ли «Россия для русских», то ли «Хватит кормить Кавказ», то ли еще какая-то ахинея. И флаг национал-большевиков во всю спину для антуража. Эти ребята на днях ворвались в Минфин, чтобы выдвинуть свои требования, и были на слуху. Я решил, что лишняя раскрутка им не помешает. Кортеж Сороса стоял на обочине и, судя по его обычному расписанию, должен тронуться с минуты на минуту. Господин инвестор, носитель демократии, обедал в одно и то же время.

Да, вот он! Китаец некультурно бросил бычок на асфальт, надел в круг тонированный шлем и проводил кортеж взглядом. У него есть еще секунд тридцать, пока они заедут на Большой Москворецкий мост. Димон взглянул на часы и взрыкнул движком мотоцикла. Погнали!

Кортеж делал сотку, но перед поворотом на Болотную набережную скорость снизил. Все же она неширока, хоть имеет две полосы. Москвичи, которые массово скупали автохлам в Прибалтике и Германии, уже сделали улицы столица весьма оживленными. Не так конечно, как в середине нулевых, но и времена застоя, когда ребенок мог перейти дорогу без мамы, уже давно миновали. На набережной было плотно. Димон сунул руку в сумку и достал круглую штуковину, в которой каждый советский человек без труда признал бы мину ПМН. Название это у нас расшифровывали как «принесите мне ноги», а скучные американцы, массово терявшие нижние конечности во Вьетнаме — как «черная вдова». Странно, ведь она была зеленой, а не черной, так что прав, наверное, был Задорнов. Тупые… Мина была малость допилена димоновым братом Валеркой, и срабатывала совсем не от нажатия, о чем инвестор и благодетель человечества должен был вот-вот узнать.

Димон прижался к Мерсу почти вплотную, шлепнул на крышу зеленый блин и ускорился, лавируя между машин.

— Раз, два, три, четыре! — прошептал он, и тут же за его спиной раздался взрыв. Двести грамм взрывчатки прямо над головой — это вам не фунт изюма. Поневоле пораскинешь мозгами.

— Опа! — удивился Димон, услышав рев движка сзади. — Неужели попытаются догнать?

Он залез под мышку, вытащил пистолет с глушителем и, почти не глядя, выстрелил в капот ехавшей позади копейки. Грохот металла и визг тормозов яснее ясного сказали ему, что проезд по Болотной набережной временно перекрыт. А вот и Фалеевский переулок. Поворот!

* * *

Вовка Карась сидел за рулем «буханки» с синими мигалками на крыше и цифрой 03 на боку. Он поглядывал на часы и профессиональным взором рассматривал окрестности. Строительный бизнес Штыря, который тот было начал, но не закончил, перешел теперь к нему. Первый дом на Моховой уже расселяли, а для особенно упорных любителей центра целый день звучал звук перфоратора, записанный на кассету. Первоклассная аудиосистема и концертные колонки работали почти без остановки, но строго в отведенное законом время. Это лично Карась придумал, и он ужасно гордился своим креативом. Осталось выселить две семьи, и в Турции уже была нанята бригада строителей, которые приедут к концу июля.

Домишки-то вокруг — полная дрянь, — думал Вовка, прикидывая, сколько квадратов с видом на Кремль можно было бы тут построить. А если еще и с парковкой подземной — это же просто сказка. Софийская набережная! Английское посольство! Дома разных богатеньких перцев, умерших лет сто назад — вот они! Да не позволят, наверное, в центре Москвы старинные дома валять, — горестно вздохнул он, посчитав упущенную прибыль. — Это уж совсем отбитым надо быть. Мы, работники бандитского труда, выступаем за сохранение архитектурного облика столицы! Перепланировка — наше все!

Вовка хмыкнул, оценив собственный юмор, и хотел уж было выбросить бычок на асфальт, но вовремя сдержался. Хлыст предупреждал, что тут, в центре, даже алкашня из какой-нибудь непростой семьи может быть. Ввяжешься в пустой базар, только засветка лишняя. Так окурок остался в пепельнице, а Карась приобрел еще один повод собой гордиться.

— А к кому вы приехали, молодой человек? — закудахтала старушка, вышедшая из арки. — Не в пятнадцатую, случайно?

— Да я не знаю, к кому! — широко улыбнулся Карась. — Я же водитель, мать, я только баранку кручу. Мне дают адрес, я и еду. Если в больницу везти, то тоже я. А нам, между прочим, за переноску не доплачивают.

— Вот несчастье какое! — запричитала старушка, которая Вову жалеть не стала, справедливо решив, что такой бугай не переломится, если лишний раз больного отнесет. — Марья Михайловна, наверное, опять захворала. У нее постоянно ритм срывается. Зайду к ней!

Старушка засеменила назад, а Вовка вслушался в шум улицы. Пора бы! Ага! Приглушенный взрыв, авария и трескучий рев движка неподалеку. Вовка завел УАЗик и, как только мотоциклист въехал в арку, сдал назад и перекрыл ее кузовом машины. Задняя дверь лязгнула, и он услышал приглушенный, до боли знакомый голос.

— Да помоги ты, ленивая рожа! Тяжело ведь!

Карась оторвался от баранки и помог затащить мотоцикл внутрь. Задняя дверь захлопнулась, и Вовка полез на место. Теперь он едет налево, на Софийскую набережную.

— Как сам, братан? — услышал он.

— Димон? — несказанно удивился Вовка. — Я думал, ты в Корее!

— А я и есть в Корее, — уверил его Димон, который быстро переодевался, на глазах превращаясь из байкера в образцового клерка из корейской дорамы. Даже лицо протер салфеткой со спиртом, и волосы расчесал на бочок.

— Костюм в чехле висит, — не оборачиваясь, ответил Вовка. — Ну, Хлыст! Ну, темнила! Нормально отработал, братан?

— А хуй его знает, — пожал плечами Китаец. — Я не проверял. Телек включи вечером, там скажут. Далеко еще до точки?

— Нет, — покачал головой Вовка. — Через пару километров есть проулок один, туда две глухие стены выходят. Там и разбежимся.

— Что с мотоциклом и одеждой будет? — нервно спросил Китаец. — И со стволом?

— То же, что и с моими мигалками, и цифрой 03 на боку, — хмыкнул Карась. — Будь спок, утилизируем. Когда ждать назад, Димон?

— Как только, так сразу, — туманно ответил Китаец, который уже сидел, одетый в синий костюм и белоснежную рубашку. Он прижимал к себе портфель. — И я не Димон. Я есть господин У Джин. Я есть плёхо говорить по-русски!

— Давай, быстро! — скомандовал Карась, который свернул в какую-то подворотню. — Вроде чисто. Бывай, братан! У Джин! Еще бы вискарем обозвался. Обоссаться можно!

* * *

Я торчал в вип-ложе стадиона Лужники, и бездумным взглядом смотрел на бегающих по полю игроков. Мне было не до них, потому что я сидел как на иголках и то и дело поглядывал на часы. Ну, когда же? Вот! Народ в ложе забегал, засуетился и бросился к телевизору, что стоял в комнате позади.