Лихие. Депутат
Шрифт:
А потом, спустя четырехчасовой утомительный перелет, я оказался в стране страшных женщин и дерьмовой погоды. В тот момент я еще не подозревал, что лечу туда вовсе не для того, чтобы пожрать рыбу с картошкой и облобызать заветную дверь на Бейкер стрит 221б. И даже не для того, чтобы заказать себе новый костюм на Севил роуд. Я превратился в дичь, которую загоняли умело и технично, чтобы не попортить трофей, из которого потом набьют чучело.
Если вы хотите почувствовать себя папуасом, которого добрый белый дядя до отвала кормит мороженым, то обзаведитесь нефтяной компанией и приезжайте в Лондон. Там вас угостят всякими вкусностями, подарят новые бусы, погладят по курчавой голове и намекнут, что вы, вполне возможно, тоже
Всего этого мне сказать еще не успели, но прилизанный дяденька с неподвижной верхней губой именно это и собирался мне обосновать. Я чувствовал это своей битой шкурой. Потому как мороженко мне уже скормили, по головке погладили, пора бы и честь знать. Тем более, что последние полчаса разговор шел вокруг англо-голландской компании Шелл. И какая там, блядь, экологичная экология, и какая безопасная безопасность. И как туземцы в восьмидесяти странах мира страстно желают отдать ей свою нефть, но она ее берет не у всех. Только у самых достойных и демократичных. А потом прозвучала фамилия Сорос, и я понял, что мне срочно надо делать ноги, иначе этот разговор закончится очень скверно.
Переводила мне Лариска, потому что я по-английски знаю только «Макдональдс», «фак ю» и «хенде-хох». Она с нелепым, почти детским восторгом смотрела на настоящего джентльмена и денди, высшее существо в ее личной иерархии. Пахнет приятно, очки в тонкой оправе, разговаривает через губу… Что еще надо, чтобы понравится отечественной женщине? Хакамун не понимала, что с каждой минутой акула, кружившая вокруг меня, сокращает расстояние, оскаливая зубы. Вот-вот бросится. Она-то думала, что мне оказывают немыслимую честь, посвящая в тайны этого мира. Да, этот прилизанный крендель не может сделать предложение, от которого мне не удастся отказаться, он пока всего лишь прощупывает меня. Так сказать, обозначит намерение и посмотрит на мою реакцию. Контрольный выстрел сделают люди в Москве. Этот английский джентльмен улыбается мне, скаля дорогостоящие виниры, но при этом думает, как втравить меня в какой-нибудь блудняк, из которого я потом не выпутаюсь. Меня просто вызовут на ковер и отзовут депозит Минфина из Едра. А это конец. Да ну его на фиг.
— Ларис, сдрисни отсюда под благовидным предлогом, — сквозь зубы сказал я, и она уставилась на меня недоумевающим взглядом раскосых глаз.
— Не поняла! — ее тонкая, иссиня-черная бровь изогнулась в праведном гневе. Приличная девочка не привыкла, чтобы с ней так разговаривали.
— Сдрисни прямо сейчас, — с любезной мордой повторил я. — Скажи, что у тебя протечка по женской части. С меня поход в магазин Картье.
Если Хакамун не отправить вот прямо сейчас к хренам — она сдаст меня со всеми потрохами, согласится на все предложения. Столько восторга в глазах. А папуас с костью в носу этого даже не поймет.
— Ну ты и хам, Хлыстов! — гордо отвернулась Лариса и что-то нежно защебетала, обращаясь к высшему существу, которое прямо сейчас демонстрировало нам дорогущие туфли. Оно положило ногу на ногу и теперь качало носком, как будто пытаясь пробить мне в самое дорогое.
М-да, отечественные демократы совершенно искренне считали, что их священная цель — разрушить все, что сделали коммунисты, а остатки продать за бесценок на Запад, по возможности не забыв самих себя. Почему они так считали, мне было решительно непонятно, но я очень старался изучить эту породу людей, чувствуя себя как зоолог в питомнике павианов.
— Дебилы, блядь, — произнес я фразу, которая еще не стала модной. — Да что же за дерьмо у них в головах? Это ведь все равно, что родительский дом поджечь, чтобы под шумок телевизор вынести.
Возмущенная Ларискина задница мне ничего не ответила, лишь намекнула перекатом упругих ягодиц, что магазин Картье скоро сделает рекордную выручку. А я вздохнул
и с искренней растерянностью уставился на акулу, что выпустила жертву, в которую уже почти вонзила свои зубы.— Май инглиш из вери бед! — вспомнил я еще одну фразу, развел руками и оставил джентльмена в гордом одиночестве, вхолостую щелкающим жадной пастью.
— Что это было, Хлыстов? — Лариска напоминала фурию, встав в позу фарфоровой сахарницы. — Ты хоть понимаешь, кто это? Это же уровень президента страны! А его компания имеет бюджет больше, чем бюджет всей России! Ты же себя полным идиотом выставил. И меня заодно.
— Красивую женщину легкая припездь только украшает, — меланхолично ответил я. — А моей репутации уже давно ничего не может повредить. Ты же сама газеты читала. Ну, я про Штыря говорю… Да и про шадринских тоже много писали.
Хакамун побледнела. Начала лихорадочно поправлять воротник блузки. Вот так их надо осаживать, иначе совсем на шею сядут и потащат в светлое будущее либерализма.
— Давай сбежим отсюда, Ларис? Наймем машину и поедем в Париж. Через туннель под Ла-Маншем. Всегда хотел его посмотреть. Визы у нас с тобой нужные проставлены, так в чем проблема? Погуляем по Елисейским полям, поедим фуа-гра и зайдем в Мулен Руж. Там полная херня, конечно, но отметиться надо. А еще я тебе торчу за протечку. Заглянем в ювелирку какую-нибудь, отоваришься. Думское бабье подохнет от зависти.
— Хм-м… — Лариса тяжело вздохнула, а потом через силу улыбнулась. — А ты умеешь извиняться. Погнали!
Да, — подумал я, — я умею извиняться как никто другой. Да только не все это понимают.
Увидеть Париж и умереть… Как по мне, то преувеличение, и довольно сильное. Ну ничего так городишко, особенно там, где барон Осман не успел разрушить старинные здания в угоду помпезному однообразию с непременными крошечными балкончиками.
Какова обязательная программа руссо туристо в Париже? Вы скажете: Собор Парижской богоматери, Эйфелева башня и Триумфальная арка. А вот и не угадали. «Золотой треугольник», будь он неладен. Несколько улиц, где из тебя вытащат все деньги, сопровождая это милыми улыбками и поклонами. Это место еще не захлестнули толпы китайцев, русских и казахов. Здесь тихо, чинно и очень, очень чопорно. Тут на тебя, как и в Лондоне, тоже смотрят, как на говно, потому что еще не привыкли к нашим, считая их подозрительными дикарями. Наше время еще не настало. Зато как только ты вынимаешь из кармана котлету баксов, все сразу становится на свои места. Вокруг вьются хороводы из моложавых баб, улыбающихся одними губами. Этот хоровод создает турбулентность, в которую всасываются все твои деньги.
— Чет тут шмоток мало, — я оглядел полупустой магазин Сальваторе Феррагамо. — Бабок не хватает товар завезти?
Лариска фыркнула от смеха и указала продавцу на очередной шелковый шарфик. Это был уже пятый магазин, и я считал, что свою вину уже искупил с лихвой, а вот Лариска, наоборот, только вошла во вкус. И мне это надоело.
— Слушай, — не выдержал я. — Давай я тебе бабок оставлю и ходи тут сама. Я как лох с этими сумками таскаться не буду.
— Да? — легко согласилась она, видимо, сама почуяв, что малость обнаглела. — Ну тогда поехали в отель. Я примерю, а ты оценишь. Зря я это все покупала, что ли?
— Ты про то кружевное красное?
Хакамун поцеловала меня в шею:
— И про это тоже!
Увы, походам по «Муленружам» и магазинам на Оксфорд-стрит мешали парламентарии Франции и Англии. Они все дергали нашу думскую делегацию на разные мероприятия, закрытые встречи… На которых нон-стоп шел зондаж. А как там с демократией в России? Удержится ли Ельцин в Кремле? Не собирается ли страна обратно свернуть на привычный путь замшелого тоталитаризма? На этих встречах постоянно присутствовали представители разных некоммерческих фондов, которые, как я понимал, были просто сотрудниками разных спецслужб типа МИ 6. Я все ждал, когда меня начнут вербовать, но почему-то все никак не складывалось.