Лихорадка

Габриель не отвечает, я трясу его за плечо. Он недовольно ворчит и отодвигается от меня.

— Она сказала, ты так занята тем, чтобы не выдать своих слабостей и держаться храбро, что не понимаешь. А вот Распорядитель Вон понял, и поэтому ты в опасности.

Его голос стихает — сон начинает затягивать Габриеля.

— Не понимаю чего? — переспрашиваю я.

Я близка к отчаянию. Я догадывалась, что у Дженны были от меня тайны, но они умерли вместе с ней, и я не рассчитывала их узнать. Однако теперь Габриель передает мне ее слова, и начинает казаться, будто она снова со мной.

Видимо, этот разговор Дженны и нашего слуги был тайным, иначе Габриель рассказал бы мне о нем, когда еще мог мыслить ясно. Однако ломка и бред внезапно подвигли его на откровенность.

Возможно, мне не следует пользоваться его положением, но я не могу удержаться и снова задаю тот же вопрос:

— Чего я не понимала?

Он отвечает, прежде чем окончательно погрузиться в сон:

— Насколько ты важна.

13

Грузовик останавливается. Не знаю, сколько прошло времени. Несколько часов. Может, целый день. Я протягиваю руки в темноту, нахожу Мэдди и притягиваю ее к себе. К счастью, она не орет.

Голова Габриеля лежит у меня на коленях. В течение последних нескольких часов его размеренное дыхание свидетельствовало о том, что он спит, но теперь Габриель вздрагивает и просыпается.

— Ш-ш! — говорю я ему. — Затаись. Мы остановились.

Мы жмемся друг к другу за кучей ящиков. У Мэдди в руке шуршит пакет. Я зажимаю ее руку своей, чтобы прекратить шум.

При звуке приглушенных голосов у меня чуть сердце из груди не выскакивает. Габриель обнимает меня за плечи и задерживает дыхание.

Дверь открывается. Я прикусываю губу, в горле мотыльком бьется крик. Слышу шорох: это «собранные» девушки отодвигаются от внезапно появившегося света. Мне слышно их испуганное перешептывание.

По металлу гремят тяжелые ботинки, кузов сотрясается под чьим-то весом.

— …могли бы к утру добраться до Западной Виргинии и там отдохнуть. Только тогда надо ехать сразу.

Это голос молодого мужчины.

Ящики берут и выносят по одному.

Другой голос отзывается:

— Можно было бы остаться на ночь.

— Денег нет.

— Один из нас мог бы спать в кабине, а второй — в кузове.

Громкий хохот удаляется и стихает.

Я вытягиваю шею и поверх ящиков вижу резкий желтый свет солнца, садящегося за облетевшими деревьями. Шоферы исчезают в здании с розовой неоновой вывеской, гласящей: «ФЛАМИНГО ШЕСТЬ». Ниже прикреплен самодельный знак со словом «Открыто».

— Пошли, — шепчу я, подталкивая Мэдди впереди себя.

Габриелю настолько дурно, что он ползет за мной на четвереньках. Я стараюсь помочь ему аккуратно выбраться из кузова, но в итоге все равно тяну сильнее, чем надо бы — боюсь, что шоферы вернутся раньше, чем мы успеем скрыться.

Мэдди несет сумку матери, доверху набитую пакетами со снеками и чипсами. Не знаю, с чего мадам решила, будто эта девчонка тупая: пока что Мэдди неизменно оказывается сообразительней меня.

В итоге мы втроем прячемся за мусорным контейнером, глядя, как мужчины выгружают закуски и газировку от Кэлли, ящик за ящиком. Хорошо, что мы вовремя вылезли: ящики, за которыми мы прятались, исчезли. Один из шоферов закрывает двери кузова, второй садится за руль.

Габриель тупо смотрит на свои колени. Глаза у него полузакрыты, он не обращает внимания на муху, которая с жужжанием кружит у его лица. Мэдди протягивает ему банку с теплой содовой, а он отмахивается и бормочет что-то невнятное.

Кожа у него такого же цвета, что и надвигающиеся серые сумерки, под глазами набрякли темные мешки, губы стали белыми. На воротнике расплывается пятно пота.

Приходится признать, что мы оказались в гадкой ситуации. Снега здесь нет, но воздух все равно холодный. Темнеет. Нам негде укрыться. И нужно позаботиться об очень больном мужчине и о ребенке. Единственный транспорт, на котором можно было бы добраться отсюда до следующего городка, вот-вот уедет. Я, щурясь, наблюдаю за разговором и жестикуляцией водителей.

— Заберемся обратно в грузовик, — объявляю я.

— У тебя снова начнутся кошмары, — возражает Габриель так тихо и неразборчиво, что приходится мысленно проговаривать слова, чтобы понять его фразу. — Ты… ты во сне мне сказала.

— Все будет нормально. Пошли.

Габриель не противится, когда я заставляю его встать, но наш рывок недостаточно быстр. Грузовик уезжает раньше, чем мы успеваем к нему подойти.

Мэдди возмущенно фыркает. Челка спадает ей на лоб.

Дверь «Фламинго шесть» распахивается, из нее вываливается толпа смеющихся людей первого поколения. Люди рассаживаются по машинам. По-видимому, мы оказались вблизи зажиточного района — автомобили могут себе позволить только представители первого поколения. Они часто собираются в стаи, словно им трудно иметь дело с остальным обществом. Среди них есть те, кто бойкотирует рождение новых детей, сторонники естественного хода вещей, которые решили провести остаток своей жизни, не пытаясь продолжить род или спасти нас — людей новых поколений, умирающих в день своего рождения.

Порой я завидую им. Тому, что они уже прожили семьдесят лет и примирились со смертью.

Я слышу отдаленный шум большого города и впервые осматриваюсь вокруг. Похоже, «Фламинго шесть» — это ресторан, а мы стоим на его парковке. Чуть дальше, на небольшом склоне, видны здания, уличные фонари и дороги.

— Смотри! — говорю я Габриелю.

Это первая обнадеживающая картина, которая нам встретилась, и мне хочется, чтобы он увидел: и за стенами особняка есть достойная жизнь.

Однако его взгляд расфокусирован, волосы слиплись и потемнели от пота. Габриель опирается на меня, и я ощущаю запах его болезни. Хмурюсь, сочувственно шепчу его имя. Он закрывает глаза.

— Дети, что вы тут делаете? — окликает нас женщина, стоящая у открытой двери ресторана.

Ее окружает теплый свет и аромат сладостей. За спиной у нее возникает мужчина, и Мэдди прячетсся за меня, вцепляясь в полу свитера.

Мужчина, Грег, и его жена, Эльза, считают, что у Габриеля вирус, а я не спешу вывести их из заблуждения. Наверное, симптомы выглядят точно так же, а они вряд ли стали бы угощать нас столь щедро, если бы узнали, что из организма Габриеля сейчас выходит «ангельская кровь». Многие представители первого поколения и без того настроены против нас, не следует создавать впечатление, будто мы все к тому же законченные наркоманы.

Грег и Эльза проводят нас через кухню, которая до отказа наполнена паром и чудесными ароматами, и разрешают сесть за небольшой раскладной столик в комнате отдыха. Они ставят перед нами куриный суп-лапшу и тарелку с горячими сэндвичами. Габриель не ест. Я вижу, что он пытается держаться в сознании, но плечи у него то и дело непроизвольно дергаются, а глаза закрываются.

— Мы открыли этот ресторан тридцать лет назад, можете себе представить? — говорит Эльза. Она принесла нам стаканы с лимонадом, и Мэдди жадно глотает напиток. — Какая милая крошка, — добавляет женщина.