Ликующий джинн
Шрифт:
– Нет! Ни одному человеку! А вы...
– Это только наша с тобой тайна, - отчеканил Кубик, - и я не имею права ею распоряжаться. А теперь признайся - ты пускал прибор в ход?
– Пускал...
– Рассказывай!
Пришлось доложить и про кота Брысика, и про Вполета, согласного быть невидимым, лишь бы его кормили, и про старушку, от которой чуть было не остался один только шепот, и про Петруху с Гошей, что открывают за бутылкой самые нужные человечеству законы и тут же их забывают.
– Немало успел...
– проворчал Кубик.
– Я, в общем-то, знал, что ты не выдержишь, но не думал, что так скоро... Значит,
Славик вспомнил и кожаные пальто и кепку, сетчатые и клетчатые от морщинок серые щеки, искусственные зубы. Безжизненную какую-то руку... Признался, рассказывая, что дядька этот чем-то был для него страшен, но чем именно, передать нельзя. Не отдать такому невидяйку он не мог. И тут же высказал ту мысль, что родилась на пути к телефону:
– Дядя Витя... а что если он пришелец?
– Слава!
– возопил художник.
– Я с твоей помощью и так в фантастике по самые уши, а ты мне еще ее добавляешь! Побойся бога! И вспомни, что я тебе говорил насчет пирамиды. Честное слово, еще немного и я тронусь, спячу и тоже поеду!
– Этот дядька, - стоял на своем Славик, - он, честное слово, как робот. Что, если он с Ныреха? Они же сейчас на все готовы. Мы же с вами им насолили. И дядька все время говорил: мы, мы... Кто эти "мы"?
– Вот что: ты другие "игрушки" не трогал?
– задал неожиданный вопрос Кубик.
– Нет.
– Не прикасайся пока к ним, - стал вдруг распоряжаться художник.
– И обо всем помалкивай. Постарайся не выходить без надобности во двор. Какое-то время... Тебя ведь отец увозит и привозит из школы? Вот и ладненько... Я не думаю, Славик, - наконец высказался он, - что это был пришелец. Судя по твоему рассказу, это наш и только наш человек. Он отечественного производства, друг мой. Наверняка из организации, но из какой? Их сейчас столько...
Кубик чего-то недоговаривал.
– И успокойся: еще не все потеряно. Вспомни Кукукрбиту: мы с тобой и не в таких переделках бывали. Даже Бар Кос перед нами спасовал. Ну, как ты? Ничего? Все будет лучше, чем сейчас. Пока.
Трубка легла на телефон. Славик заплакал.
И телефон тут же зазвонил снова.
– Плачешь?
– спросил Кубик.
– Нет, - ответил Славик.
– Я вот о чем подумал, - пригласил его к размышлению художник.
– Твоего Брысика подозревать в разглашении тайны мы не можем: он не выходил из дома - так?
– Так, - нехотя согласился Славик.
– Но вот ваш Вполет вполне мог проболтаться.
– Дядя Витя, - вскричал Славик, - думаете, мне сейчас до смеха?
– Я рассуждаю, стараясь ничего не пропустить, - был ответ.
– И уж коль мы по самую макушку в фантастике, то и коту-невидимке ничего не стоит заговорить. Как и космическому Вполету... Ладно, на время животных отставим. Тогда - старушка, на которой ты провел эксперимент. Она могла пожаловаться кому-то из домашних на свое исчезновение: "пропала-де, бабка, как корова языком слизнула" и добавить, что ты возле нее в тот день ошивался. Хорошо бы узнать, что из себя представляют ее домашние. Она твоя соседка?
– Да. У нее дочь с двумя детьми, а муж дочери работает где-то за границей, приезжает раз в году. Эта тетка целый день дома, с детьми, сидит на телефоне; когда ей звонят в дверь, с трубкой выходит. И с сигаретой. И губы всегда накрашены.
–
Прямо портрет...– отозвался на это художник.
– Исключать, конечно, нельзя, но едва ли... Перейдем к твоим алкашам.
– Они не мои, дядя Витя, - обиделся Славик.
– И Вполет еще разговаривать не научился!
– Не зловредничай, - попросил Кубик.
– Относись ко всему с юмором. Так вот алкаши...
– Дядя Витя, больше ведь некому!
– И Славик рассказал, кем были раньше дядя Петя и Гоша-брат Кондрат: первый ученым, второй инженером. Невидяйку они могли запросто вычислить. Дядя Петя даже закон антигравитации как-то между двумя стаканами портвейна открыл...
Художник в трубку глубоко, глубоко вздохнул.
– Такие у нас нонче, как говорит Евдокимовна, пироги, - сказал он.
– Так ты думаешь, больше некому? А когда ты "работал" с собакой, никто у тебя за спиной не стоял? Впрочем, тебя ведь могли видеть и из окон. А окон там не меньше сорока. И в каждом окне мог быть любопытствующий человек... Ну и задачку ты мне задал!
Тут засигналила вторая линия, Славик сказал, что, наверно, звонит мама и переключился.
– С кем это ты разговаривал? Не с Кубиком случайно? Скажи ему, что он несерьезный человек. Это ж надо!..
– Нет, со Стасом. Кубик тебя боится.
– Слава богу! А то он совсем распоясался...
Через пять минут после разговора с мамой художник снова позвонил.
– Такие пироги...
– повторил он.
– Я, конечно, не Шерлок Холмс и уж тем более не Настя Каменская, но появилась мысль и у меня. У вас есть в доме бинокль?
– Подзорная труба, - ответил Славик, - папка зачем-то купил. Она на шкафу лежит.
– В каждом мужчине, - наставительно изрек Кубик, - дрейфует частичка пирата. Или, по крайней мере, моряка, покорителя океанов. В иных домах я замечал даже телескопы. Так что папиной подзорной трубе ты не удивляйся и не ищи ей других объяснений. Трубу нужно будет пустить нынче в ход в целях обнаружения...
– художник подыскивал слово.
– Чего?
– поторопил его Славик.
– Коньяка.
– Кубик часто в своих ответах был непредсказуем, его собеседник и сейчас не удивился.
– Какого коньяка?
– деловито спросил Славик.
– Твой Петруха всегда на одной скамейке кайфует?
– Да. Ее во дворе называют "Харчевней трех пескарей". Они часто одной только воблой закусывают.
– Вот туда и направь подзорную трубу. И чем скорее, тем лучше. Постарайся разглядеть, что они сегодня будут пить - портвейн, водку или коньяк. И чем будут закусывать. Это очень важно! Ну, если, разумеется, они вообще появятся на скамейке. И если будут что-то пить. Давай!
– распорядился художник и положил трубку.
Что за мысль появилась у Кубика? Какое отношение имеет русская выпивка к инопланетной невидяйке?
Все же Славик достал со шкафа подзорную трубу и подошел к окну
ПИТЯ
Питя открыл дверь радиолаборатории (мы называем ее так ради земного понимания, на самом деле она была сложнее во сто раз), открыл не постучав.
– Привет!
– сказал он двум мужчинам и женщине с волосами семи цветов радуги. Все они сидели к нему спиной и работали с приборами, в которых мигали разноцветные огоньки.
– Что скажете?