Ликующий джинн

– И что вы все-таки сделаете?

– Пока не знаю.Я только человек, а у человеческой мысли должно быть время, чтобы добраться по множеству извилин до какого-то вывода. Она должна вызреть - вот нужное слово...

Журналист с трудом оторвал взгляд от сверкающего камня и поднял глаза, чтобы вернуться к действительности, чтобы посмотреть на деревья сквера и людей на дорожке, и... увидел на скамейке перед собой пожилого человека с сеткой морщин на давно небритом лице - мужчину в коричневом мятом пиджаке.

– Э-э-э... послушайте...
– он не сразу нашел нужные слова, - это с вами я только что разговаривал?

– Неужели?!
– вскричал мужчина и поднес руку к лицу, чтобы разглядеть.

– Боже! Опять тот же фокус! Это уже третий раз! У вас нет с собой зеркальца?

– Нет.

– Я так давно не видел себя...
– Собеседник даже не взглянул на бриллиант.
– Как я выгляжу? Мой нос все еще на месте? Он у меня не на лбу?

Журналист не отрывал глаз от него глаз.

– Вы давно не брились...

– Зачем это невидимке?
– Незнакомец жадно разглядывал свои крупные кисти.
– Хоть это... Черт, ну и ногти! Нет, я в самом деле похож еще на человека?

– Спрячьте камень, на нас обращают внимание.

Но было поздно - возле них остановились двое мужчин.

– Мы вас побеспокоим, - сказал один.
– Это ваша вещичка?
– Он показывал на "Регента" на несвежем носовом платке.

Журналист почувствовал себя на мгновение соучастником преступления. Он посмотрел на своего собеседника. А тот поднял уже глаза на мужчину, задавшего вопрос. Облизал потрескавшиеся губы. Потрогал щетинистый седой подбородок.

– Нет, конечно, нет.
– Голос его внезапно охрип.

– Она упала с неба, не так ли?
– спросил второй.
– Оба были молоды, по-спортивному ладны, в спортивного же покроя куртках.

– Вам придется пройти с нами, - сказал первый.
– Но сначала протяните руки.

– Зачем?

– А вы не догадываетесь?
– Он уже вынимал из заднего кармана брюк наручники.
– Ваш камешек очень-очень похож на "Регента" из Лувра.

Второй взял со скамейки бриллиант вместе с платочком, завернул в него камень и уложил во внутренний карман куртки.

– Значит, все кончилось этим...
– пробормотал незнакомец, вставая, - так банально...
– Он протянул руки с отросшими грязными ногтями и потрепанными обшлагами.

И исчез.

– Э-эй!
– крикнул первый парень тому месту, где только что стоял пожилой мужчина в коричневом пиджаке, - Эй, где вы? Не шутите с нами! Жан, держи его!

– Но где он?
– крикнул второй, расставив руки и присев.
– Черт, он испарился!

Оба парня принялись - на удивление прохожим - шарить вокруг себя, приседая, делая фехтовальные выпады и прыжки, потом они стали ширить круг своих странных движений, похожий, может быть, на африканский танец, - вокруг них собирались зеваки, все больше зевак. Журналист стоял возле скамейки неподвижно, на его запястьях были наручники.

Парни скоро поняли, что потеряли возможного грабителя, вызвали по мобильнику полицейскую машину, куда и сопроводили журналиста. Машина отъехала, круг зевак немедленно собрался в небольшую толпу посреди сквера, обсуждавшую приключение. Слово "невидимка" среди множества других не прозвучало ни разу. Превращений шефа-робота никто не заметил.

Из полицеского управления журналиста выпустили в тот же день Его рассказ о невидимке поначалу посчитали бредом, но у него были свидетели - те двое спортивных парней, переодетые, как оказалось, полицейские. Пленку видеокамеры посмотрели, на ней было снято интервью в Лувре, где прохаживалась русская Думская делегация.

Журналист вышел на улицу и впервые после пережитого свободно вздохнул. Но не успел он сделать и трех шагов, как услышал рядом с собой знакомый голос:

– Как вы себя чувстуете? Я виноват перед вами...

– Ничего, такое со мной не впервые, - ответил журналист, не удивляясь уже появлению рядом невидимки.
– Я научился разговаривать с полицейскими.

– Вот и хорошо. Можно, я обопрусь на вашу руку?Я страшно устал за последние дни. Я кое-чего вам недосказал...

Невидимка шел, тяжело опираясь на руку журналиста, на чьем другом плече висел кофр с видеокамерой, кассетами, диктофоном, блокнотом, прочей дребеденью и недопитой бутылкой воды.

– Как видите, моя невидимость дала трещину. Кто-то шутит надо мной, и я теперь не знаю, когда я снова обнаружусь, в каком месте. В каком подвале, в каком музее, у чьей короны. И теперь полиции известно, с кем она имеет дело. Боюсь, что она придумает что-то против невидимки... Погодите, дайте мне передохнуть.

Журналист хотел уже что-то сказать, - ответ его вызрел сам собой, - он хотел его произнести, но осекся. Рядом с ним стоял, трудно дыша, пожилой человек с сеткой морщин на небритом сером лице, в коричневом мятом костюме.

– Кто-то пошутил надо мной, - продолжал он.
– Я зря пустился на риск, когда...

И снова исчез.

Журналист стоял на тротуаре еще минут пятнадцать, но голоса невидимки больше не услышал, не почувствовал прикосновения его руки. Он перекинул знакомым движением тяжелый кофр на другое плечо и пошел домой. Этот день, впрочем, как и другие его дни, оказался тяжелым. Но в диктофоне его и в цепкой журналистской памяти был сенсационный материал, который сулил ему неплохой гонорар.

Тем талантом, о котором говорил ему невидимка, он тоже не обладал, но, как всякий творческий человек, надеялся, что со временем он прорежется.

* * *

Когда Кубик услышал Славикин сбивчивый рассказ о "Регенте", он долго молчал. Славик даже подумал, что телефон отключился, но Кубик вдруг заговорил:

– Вот, значит, как все окончилось, вот - значит - как...
– Снова протянулась долгая минута.
– Даже, наверно, хорошо окончилось. Прямо скажем: хэппи энд... Во всяком случае, мы с тобой из этой передряги вышли с малыми потерями. Невидяйка... А знаешь, Слав, - тут художник снова помолчал, - а знаешь, какая мысль - уже не первый раз - пришла мне в голову? Наверно, а может быть, и наверняка, в лабораториях ученых... нет, скорее, в их несгораемых сейфах, лежат вещи похлеще твоих невидяйки и молстара. Но у этих ученых хватает уже ума не выпускать их в мир. Они понимают: слишком рано. Рано, потому что так или иначе их открытия - та же невидимость, тот же молстар - попадут в руки разбойников, и тогда на Земле начнется такая свистопляска, какой еще не бывало...

Еще одна минута молчания. Потрескивание жесткой бороды о пластмассу телефонной трубки. Потом вздох. И грустный голос:

– Мне ведь невидяйки жаль почти как тебе. Потому что я... мне ведь тоже хотелось побыть здесь невидимкой. Мне нужно было кое-что увидеть, да вот не пришлось...

Славик думал-думал после, что хотел бы увидеть Кубик, будучи невидимым, но так ничего и не придумал. А спрашивать не стал: есть у людей секреты, которых они никому и никогда не откроют.