Ликующий джинн
Шрифт:
– Хотите получить самое необычное в вашей жизни интервью?
Журналист отреагировал в то же мгновение:
– Конечно, хочу.
– И повернулся к голосу.
Рядом с ним никого не было.
– Этого мне только не хватало, - проворчал он, - голосов. Или начало шизофрении, или просто устал.
Но ему ответили:
– Ни то, ни другое. С вами все в порядке. А я - живой человек. Протяните руку.
Журналист боязливо повиновался. И чья-то рука крепко пожала его вялую руку.
– Не бойтесь, - продолжал тот же голос.
– Все куда проще. Я невидим, но это не должно вас пугать. Разве с детства
У меня возникла проблема - я должен высказаться. С вашей помощью - вы ведь журналист, перед всем миром. Поверьте, у меня есть что сказать.
– Ничего себе!
– не удержался журналист.
– Перед всем миром! Впрочем, почему бы и нет. Только дайте мне очухаться.
– Я помогу вам прийти в себя. Я - то самое таинственное существо, о котором говорят уже месяц все газеты и телевидение. Тот самый шутник... Тот самый пришелец... То самое привидение...
Журналист встряхнулся.
– Можно, я запишу ваш голос?
– Именно этого я и хотел.
– Тогда повторите последние ваши слова, я включаю диктофон.
– Я - то самое таинственное существо...
– послушался невидимый собеседник, говорил он негромко, но внятно.
– И вот что я хочу вам сказать... В чем исповедаться...
Мимо журналиста с диктофоном в вытянутой руке проходили время от времени люди, но мало кто обращал внимание на его позу - значит, так нужно человеку, он, может быть, записывает стук шагов, дневной шум сквера и плеск воды в фонтане.
– Я невидимка, - слышался неторопливый голос, - и все мне стало доступно. Все, о чем я мечтал всю свою жизнь, - прежде всего, конечно, деньги, потом драгоценные камни, редчайшие украшения... И еще я жаждал власти, возможности стоять рядом с великими мира сего, повиновения...
Журналист, изо всех сил пытавшийся разглядеть в пустоте человека, скосил глаза на диктофон, он работал.
– Ну а что дальше?
– продолжил Голос.
– Такой простой человеческий вопрос: что дальше? По прошествии некоторого временя я понял, что мне все же кое-чего недостает. Это мне-то, чьи возможности неисчислимы!
Теперь слушайте меня внимательно. Я поведу вас и моих будущих слушателей к моему выводу по ступенькам.
Первая. Великим химикам снятся формулы искомого вещества.
Вторая: поэты порой умирают со строчкой недописанного стихотворения на устах.
Ньютону некоторые его открытия тоже пришли во сне - мысль не оставляла его круглые сутки, как и многих других ученых.
Тяжело заболел знаменитый математик (не помню его имени, но эту иторию я почему-то запомнил). Близким, что находились у его постели, временами казалось, что он уже умер. Пришел его друг, тоже математик. И, чтобы удостовериться, что коллега жив, он задал ему вопрос:
– Галуа (предположим), квадрат двенадцати?
– Сто сорок четыре, - прошептал лежащий при смерти математик.
Таких историй, как эта, - множество. И все они об одном - о богатстве, которым наделяет Природа иных людей. Известный писатель сказал об одном из них (и обо всех вместе): "Очарованная душа"... Очарованная душа - как, наверно, это прекрасно! Их богатство всегда
с ними - им не нужно воровать его во дворцах королей и султанов, в дворцовых сокровищницах, в подвалах банков, в музеях... Это богатство называется... Талант. Это внутреннее богатство, оно, бывает, безмерно, человеку не хватает жизни, чтобы исчерпать его до дна!Я им не обладаю.
Знаете, о чем я стал с некоторых пор жалеть? О том, что я не писатель, не ученый, не музыкант, не художник, не математик, не драматург, не скульптор...
Я, оказывается - как горько мне было это осознать!
– простой жулик и властолюбец. По сравнению с одаренными людьми я - пустота, ведь я ничего-ничего не могу создать - ни слова, ни холста, ни формулы, ни дворца, ни красивого моста... Я и в пустоту-невидимость обратился из-за своего стяжательства... Я не вижу теперь даже своего лица, тела, рук - все это исчезло; кто-то наказывает, кажется, меня за мою жажду не своих богатств. За то, что я зарюсь на чужое...
Всю жизнь я гнался за богатством, что находится вне меня, за чужим, и, может быть, проглядел свое...
И теперь я, нестандартный жулик, завидую нищему поэту, который, возвращаясь ночью в свою каморку, читает небесам строчки, которые сверкают не хуже бриллиантов. Завидую художнику, кладущему на холст один за другим все лучшие и лучшие.мазки. Физику, что вскочил из-за своего стола, где на листе бумаги им только что написана гениальная формула. Он скачет по комнате, как безумный, - как я завидую ему!
Вы мне не поверите, я знаю. Чтобы поверить мне, нужно мною стать. Побыть мною... но вам ведь не дано стать невидимкой. Вам придется верить мне на слово.
Да, да, ощущение внутреннего богатства - богатства, которое всегда при тебе, оно твое и никто его не отнимет, оно безмерно, неисчерпаемо, оно источник особой радости - это, наверно, не хуже чужого бриллианта, которого ты всего лишь случайный владелец...
– Почему вы столько говорите о бриллиантах?
– встрепенулся журналист.
– По очень простой причине, - ответил Голос.
– Я вчера украл "Регента". Посмотрите на него - вот он....
Сначала на зеленой скамейке проявился несвежий светлозеленый носовой платок, потом воздух кристаллизовался в большой, квадратный, с закругленными углами бриллиант со множеством плоскостей и граней, сразу заигравший десятками разноцветных огоньков. Журналист не верил своим глазам.
– Да ведь это же знаменитый на весь мир "Регент"!
– Правда, он великолепен? 140 каратов!
– Боже! Я видел его как-то в одном из залов Лувра.
– Я унес его без особого труда. Знаете, какая за ним история?
– Примерно да.
– Когда-то он украшал корону Людовика Х1Y, потом им владел сам Наполеон, бриллиант украшал эфес его шпаги... Почти всю эту ночь я не спускал с него глаз, а наутро, когда устали глаза, подумал, что в его истории, может быть, упомянут и меня, авантюриста и жулика, мне будет посвящено полторы строчки, читая их, люди будут только усмехаться... Единственный мой "подвиг", благодаря которому человечество будет знать обо мне, - кража "Регента". Эта мысль пришла ко мне только утром и мне вдруг захотелось вернуть камень на место. Но было поздно: на ноги поднята вся полиция Парижа.