Лилия между тернами

— Тебе сколько лет? Пять? — поражаюсь я. — Как можно в это верить всерьез?

— Ха! И это мне говорит девица, которая между делом в здоровенную кошку обращается! Или кошка в тебя? Кто ты больше — человек или зверь?

— В принципе, я больше все же человек. Но если обернусь и долго не буду возвращаться к человеческому облику, то могу стать больше зверем. По крайней мере, на это надеюсь.

— Почему?

— Звери не подвержены глупым человеческим эмоциям. И не испытывают душевной боли, когда их предают.

Миша помрачнел.

— Ну что же, логично, — но тут же отмер, и на меня обрушился целый град вопросов.

В общем, я несколько часов до судорог в языке объясняла Мише, кто такие перевертыши, как устроено наше общество, сколько мы живем, едим ли то же, что и люди, и, само собой, занимаемся ли сексом с людьми, и бывают ли от этого дети. А еще можно ли стать перевертышем, если я укушу его, сводит ли меня с ума луна, и не питаюсь ли я сердцами в определенные дни месяца.

— Конечно, питаюсь! — не выдержав, огрызнулась я. — Сердца всяких болтливых придурков вообще моя любимая еда, особенно когда у меня ПМС!

— Напугать пытаешься? Кстати, а месячные у вас как у человеческих женщин?

— Господи, это-то тебе зачем?

— Ну, мало ли! Когда еще узнать-то получится.

— Ты, может, меня еще вскрыть захочешь, чтобы уж точно узнать все мои секреты?

— Да ладно, тебе что, жалко ответить?

— Не жалко! Циклы у нас по достижению половой зрелости случаются где-то дважды в год. Все зависит от состояния здоровья, и еще очень влияет присутствие рядом сильного самца. То есть мужчины, достойного стать отцом ребенка.

— Кстати о самцах. Римман тоже, как ты?

— Не спрашивай!

Если уж так вышло, что я тебе показалась, ничего не поделаешь. Но если думаешь, что буду тыкать пальцами и показывать, где перевертыши, то ошибаешься.

— Да ладно, я ведь не тупой. Он такой же, как ты!

— Он гораздо круче и сильнее, потому что чистокровка.

— Ох ты, ё! Это что же, выходит, что я упёр девушку у здоровенного злющего мужика, который может к тому же еще и когти с клыками отращивать? Ну все, трындец, видно, мне. Довыеживался!

— Не волнуйся, я сейчас уйду и ничего тебе угрожать не будет, — поднялась я. — Только не пытайся никому обо мне рассказать. Можешь нажить себе неприятностей.

Миша пулей метнулся и встал между мной и дверью.

— И куда это ты собралась?

— Неважно. Нужно мне привыкать к новой жизни.

— О, ну, я заметил, что у тебя прям большие сдвиги в этом деле! Ты сутки не знамо где шаталась и пришла голодная, грязная и усталая. Сильно ты преуспела с акклиматизацией на лоне природы?

Я разозлилась не на шутку.

— А тебе то что за дело?

— Между прочим, это я увез тебя из привычной жизни! Так что отвечаю за тебя.

— Ты увез дикую кошку!

— Ошибки у всех бывают! Что же теперь, раз ты умеешь ходить на двух ногах и говорить, мне тебя на произвол судьбы бросить?

— Ты псих!

— Тоже мне, обидела! — фыркнул Миша. — Пойди у моего папаши постажируйся в умении хлестнуть побольнее. Никуда я тебя не выпущу! И кстати, раз пошла такая пьянка могу, я уже звать тебя Доминикой?

— Ты хоть представляешь, во что встреваешь?

— Дай-ка подумать? Новости я смотрю регулярно и два и два уж как-то сложить в уме могу. То, что ты у Риммана оказалась не просто так, понимаю. И то, что дом сторожили неспроста, тоже допер. Не пойму только, зачем ты сбежала и как?

— Почему — не скажу. А как… Дом же охраняли на предмет проникновения. А что я из окошка в ваш палисадник буду прыгать, никто не подумал.

— Слушай, если Римман косякнул чего, может не стоило тебе так сразу убегать? Я же тебе говорил, что мы с вами, девушками, на одни и те же вещи по-разному смотрим.

— Миша, предательство и попытка использовать чьи-то чувства в своих меркантильных интересах будут выглядеть одинаково, сколько и с каких сторон ни смотри! — зарычала я.

— Окей! Я затыкаюсь, тебе лучше знать. И не моё собачье дело, но как я понимаю, ты же у нас охренеть, какая богатая наследница. Что собираешься с этим делать?

— Ничего! Из-за этого всего умерла вся моя семья. Из-за этого тот, кого я считала другом и защитником и… любила, с легкостью предал меня. Хотя, я не права. Просто изначально я по глупости видела в нём то, чего там никогда не было. Короче, наплевать мне на все эти деньги. Хотят, пусть и дальше рвут друг друга из-за них на части, нет — так пусть государству все достанется. Я возвращаться и участвовать в этом не собираюсь.

— Круто, конечно. Но может, ты все слишком остро воспринимаешь? Думаешь, твой отец был бы рад узнать, что ты откажешься от всего, что он хотел передать именно тебе, и уйдешь от всех в леса? Не принимай решений под действием боли и эмоций!

— И кто меня учит? Парень, который сам сбежал из дома, потому что видеть не может свою бывшую девушку со своим отцом? Ты сумел пережить предательство и отнестись ко всему без эмоций?

Миша перестал улыбаться, и челюсти у него напряглись, а глаза стали колючими.

— Я и забыл, что ты ведь все понимала, что я говорил. Сопли распустил перед тобой, как пятилетка, — усмехнулся он. — Ну что же, тут ты права. Я даю советы, которым сам следовать не могу.

Мне стало стыдно. За что я так с ним. Он ведь не хотел причинять мне боль. А чего хотел? Больше я не могу верить в то, что кто-то что-то делает бескорыстно. Только не сейчас. И наверное никогда.

— Извини. Если тебя успокоит, я не все понимала, будучи кошкой.