Лимонов

Поднимается сотня рук. Зал взрывается аплодисментами, энтузиазм зашкаливает. Для самых отважных нацболов открывается новый фронт. Настал исторический момент, думает Эдуард, похоже на тот день, когда Габриэль д’Аннунцио поднял свой героический батальон на атаку Фиуме. Лиза из-за кулис посылает ему воздушные поцелуи.

Марш-бросок лимоновцев в Казахстан, Туркмению, Таджикистан и Узбекистан длился два месяца. Лидера сопровождали восемь человек, восемь парней, старавшихся походить на десантников, – их можно видеть на фотографиях в книге «Анатомия героя»: они позируют на фоне танков, рядом с русскими солдатами, расквартированными в этих республиках. Фотографии очень насмешили одного из моих друзей, которому я их показал, когда мы выпивали. «Брось, – сказал он, – да они все педики! И поехали туда, чтобы никто не мешал им трахаться». Я тоже рассмеялся: такая мысль мне в голову не приходила. Если честно, я в это не верю, но кто знает?

Одно я знаю точно: Лиза и другие жены, у кого они были, послушно оставались дома. Казалось, однако, что Эдуард жалел не об отсутствии своей подруги, а о том, что с ними не было Боба Денара, французского наемника, с которым он познакомился, живя в Париже. Этот профи, участник многих военных мятежей и прочих заварушек в Африке, был незаменимым специалистом по выявлению возможностей дестабилизации политической обстановки. Увы, у него были другие дела. Но я опять-таки знаю точно, что, не сумев ничего особо дестабилизировать, Эдуард все же нашел регион себе по сердцу. Он обожает Среднюю Азию, причем не столько русских – предмет его особой заботы, сколько узбеков, казахов, таджиков и туркмен, на счет которых любит повторять известные банальности: народ гордый, обидчивый, бедный, гостеприимный, с древними традициями жестокости и кровной мести. Все это вызывает у него симпатию. Отправляясь в поездку, он воображал себя Габриэлем д’Аннунцио, а возвращался как Лоуренс Аравийский, освободитель, но уже не русских лохов, а узбекских и казахских горцев, у которых, в конце концов, тоже были веские основания ненавидеть местных диктаторов. Эдуард, который, под влиянием своих сербских друзей, стал недоверчиво относиться к исламу, по возвращении из поездки вдруг меняет взгляды и проникается симпатией к чеченцам, восхищаясь их трезвостью, умением вести партизанскую войну и не лишенной элегантности жестокостью. Фашисту Лимонову нельзя отказать в одной вещи: он всегда становился на сторону меньшинства. На сторону худых против толстых, бедных против богатых, на сторону законченных негодяев, которых не так много, против честных людей, которых все-таки большинство, и сколь бы странной ни казалась его позиция, она логична – в любой ситуации находиться на стороне тех, кого меньше.

5

Второй мандат Ельцина подходил к концу, олигархи лихорадочно искали подходящего преемника, и у самого хитрого из них, Березовского, появилась идея: выдвинуть на этот пост никому не известного чекиста, Владимира Путина. Бывший офицер разведки, работал в Восточной Германии, после падения Берлинской стены оказался не у дел, а потом был назначен в ФСБ, которым руководил уже год, но особых успехов не выказывал. Везде, где ему доводилось служить, демонстрировал безупречную лояльность по отношению к вышестоящим, и именно на это ценное качество Березовский и обращает внимание своих товарищей: «Звезд с неба он, конечно, не хватает, – заключает олигарх, – зато будет есть с руки». Решение принято. Березовский садится в личный самолет и летит в Биарриц, где Путин, поселившись в скромной гостинице, проводит отпуск с женой и детьми. Березовский предлагает ему работу, но Путин в ответ выражает сомнение: справится ли он?

«Ну, ну, Владимир Владимирович, если человек захочет – он сможет. И потом, не беспокойтесь: мы будем рядом и поможем, если что».

Забегая вперед, скажем: Березовский, который так гордился своими способностями выстраивать надежные схемы, только что совершил самую большую ошибку в своей жизни. Все случилось как в фильме Джозефа Манкевича: офицер, персонаж невзрачный и покорный, превращается в безжалостную машину для убийства и в конце концов уничтожает тех, кто его породил. Три года спустя после встречи в Биаррице Березовский и Гусинский будут вынуждены бежать из страны, а Ходорковский, который попытался сделать управление своей нефтяной империей более прозрачным, будет арестован и после скандального процесса, как в добрые старые времена, этапирован в Сибирь. В тот момент, когда я пишу эти строки, он продолжает сидеть. А остальные стоят навытяжку: они поняли, кто в доме хозяин.

Ну а пока скромный, еще не привыкший к власти Владимир Владимирович за полгода до выборов был представлен народу Ельциным в качестве преемника. Голосование кажется простой формальностью, однако, чтобы подстраховаться, хорошо бы, чтобы новый человек явился избирателю в образе спасителя, а для этого нет ничего лучше маленькой победоносной войны. И предлогом для такой войны – снова в Чечне – послужили взрывы многоэтажных жилых домов, случившиеся осенью 1999 года на окраине Москвы и унесшие жизни трех сотен мирных граждан. По поводу этих взрывов, в которых обвинили чеченских террористов, ходят слухи, что на самом деле они были совершены агентами ФСБ. Эту версию разделяли генерал Лебедь, журналист Артем Боровик, бывший офицер-чекист Александр Литвиненко и мой двоюродный брат Пол Хлебников. Всех четверых постигла насильственная смерть: Лебедь и Боровик погибли во время сомнительной авиационной катастрофы, Литвиненко был отравлен полонием, а Пола сразила пуля, выпущенная из автомата Калашникова. Такая трактовка событий 1999 года, параноидальная, и все же не такая уж невероятная, получила в России широкое распространение, и самое странное в этой истории то, что она не слишком шокирует население страны: считая Путина виновным или, по крайней мере, способным на такое преступление, граждане раз за разом отдают ему свои голоса.

Через несколько месяцев после его вступления в должность скромности и неуверенности в себе – как не бывало. Провозглашая намерение «мочить террористов в сортире» и задавая тем самым тон своему президентству, Путин демонстрирует не меньше куража, чем Николя Саркози с его знаменитым «Отвали, придурок!» [47] . Эта формула у нацболов тут же становится ритуальной: «Ну-ка, передай сюда быстренько бутылку, а то замочу в сортире». Лимонов, как и Березовский, не питает никаких иллюзий относительно того, что их ожидает.

47

Имеется в виду эпизод, случившийся на открытии Сельскохозяйственной выставки 23 февраля 2008 года и заснятый журналистами. Один из посетителей отказался пожать руку Саркози, на что в ответ и прозвучала ставшая легендарной фраза.

Дальше события развиваются с невероятной скоростью. Еще до президентских выборов министр юстиции провел через парламент закон о борьбе с экстремизмом и фашизмом – четкого определения ни того ни другого в законе нет, – и Национал-большевистской партии объяснили, что ее это касается в первую очередь. Эдуард добивается личной встречи с министром, надевает пиджак и галстук и идет защищаться: это его называют экстремистом? фашистом? да ничего подобного! Министр его слушает, с уважением высказывается о его таланте, производит впечатление открытого, вменяемого человека. Однако три месяца спустя, когда истекает последний срок регистрации, ответ из Минюста обрушивается на них, как нож гильотины: отказ. НБП зарегистрирована не будет. Узнав эту новость, Эдуард снова просит аудиенцию у министра и, к своему удивлению, снова ее получает, снова облачается в пиджак и галстук и на сей раз намерен объясниться напрямую. В России – говорит он министру – сто тридцать партий, официально признанных и зарегистрированных, но среди них немало таких, которые существуют лишь на бумаге и не имеют реальных сторонников. К его партии это не относится, в НБП семь тысяч членов. Ситуация очень простая: если их не зарегистрируют, партия будет вынуждена перейти на нелегальное положение, и он, Лимонов, ничего не сможет с этим поделать. Такое решение властей просто подтолкнет молодых людей, озабоченных будущим страны, к реальному терроризму и экстремизму.

Министр поднимает брови:

– Что вы этим хотите сказать? Что, если ваша партия не будет признана официально, вы станете закладывать мины?

– Я пытаюсь вам объяснить, – отвечает Эдуард, – что если вы закроете для нас легальный путь, мы будем вынуждены искать другой.

Некоторое время спустя его приглашают на Лубянку: вызвавший его офицер признался, что ему поручено заниматься Лимоновым и его партией. Этот офицер не изображает из себя любителя беллетристики, но в целом производит неплохое впечатление, и Эдуард укрепляется в мысли, что чекисты все же лучше, чем гражданские чинуши. «А что означает эта граната? – спрашивает офицер, указывая на логотип “Лимонки”. – Призыв к убийству?» Эдуард отвечает, что боеприпасы такого типа производятся на российских заводах и что их изображение, насколько ему известно, не запрещено законом. Офицер добродушно смеется и дает ему номер своего мобильника, предлагая звонить, если он вдруг заметит у членов своей партии какие-нибудь позывы к терроризму.

«Непременно», – вежливо отвечает Эдуард.

Что касается терроризма, то надо отметить, что за всю историю партии, легальную и нелегальную, лимоновцы ни разу не были замечены ни в чем подобном. Это утверждают не только члены партии и их лидер, это признает сама власть, которая их преследовала и заключала в тюрьмы за то, что они выкрикивали лозунги «Сталин! Берия! ГУЛАГ!» на гайдаровском митинге, отхлестали Горбачева букетом цветов – без шипов, уточняет Лимонов, раздавали листовку под названием «Наш друг палач» на выходе с торжественной презентации фильма Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник». Под упомянутым палачом имелся в виду президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, спонсировавший съемки фильма, а речь в листовке шла о незавидной доле оппозиции в его стране. То есть акция нацболов выглядела скорее как гуманитарная, тем более что патентованные гуманитарные организации предпочли воздержаться от нападок на столь известную и влиятельную личность, как Михалков, ставшую для русского кинематографа тем же, чем и Путин для всей страны, – хозяином. Власть не преминула откликнуться на их вылазку: в бункер был подброшен «коктейль Молотова», следом нагрянули омоновцы, которые все разгромили, забрали с собой и бросили в камеру всех, кто там был, и все это – Лимонов нисколько не сомневается – было сделано по требованию Михалкова. На другом просмотре фильма двое нацболов, в качестве ответной меры, забросали режиссера тухлыми яйцами, были арестованы на месте и получили каждый по полгода.

Шесть месяцев тюрьмы за тухлые яйца – явный перебор. Но что же тогда говорить о наказаниях, применяемых в странах Прибалтики, которую Лимонов, напомним, объявил зоной особого внимания для НБП? То, что происходило в Латвии, представляет собой такой тугой узел посткоммунистических парадоксов, что здесь надо разобраться поподробнее. История начинается с того момента, как правосудие Латвии, бывшей советской республики, провозгласившей независимость, приговорило к тюремному заключению старого советского партизана, героя Великой Отечественной войны, а потом – до падения Берлинской стены – известного своей жестокостью чекиста. Если взглянуть с европейской колокольни, с позиций газет Monde или Liberation, речь идет о здоровой исторической терапии: общество исполняет долг памяти, призывая палачей к ответу. Но с точки зрения нацболов, это гнусность, оскорбление памяти двадцати миллионов погибших в войне и сотен миллионов, верящих в коммунизм. В глазах романтически настроенных молодых людей старый крокодил из КГБ превращается в героя, в мученика, и чтобы продемонстрировать ему свою поддержку, они окружили собор Святого Петра в Риге, бросили фальшивую гранату, чтобы отпугнуть туристов, и, забаррикадировавшись в колокольне, разбросали оттуда листовки. Они шли на это, зная, что их ждет: батальоны полицейских с мегафонами, призывавших их сдаться, переговоры, требования безнадежные (освобождение старого чекиста, отказ Латвии вступать в НАТО) и более реалистичные (присутствие российского посла при их капитуляции). В конце концов они сдаются, посол присутствует, но ничего не предпринимает, чтобы их защитить, с ними обращаются так, словно они расстреляли толпу народа, и судят не за хулиганство, а за терроризм и, с благословения российских властей, приговаривают к пятнадцати годам тюрьмы.

Ваши глаза вас не обманывают: к пятнадцати годам. Есть еще одна деталь, которая делает эту историю совершенно абсурдной: российская власть, против которой выступают лимоновцы, точно так же, как и они, нетерпима к оскорблениям, наносимым славному прошлому страны. Путин фактически объявил Эстонии войну, когда она собралась демонтировать памятник Красной Армии на своей территории. То есть, по сути, и нацболы, и власть в этом вопросе находятся по одну сторону баррикад, но власть скорее допустит, чтобы все члены НБП совершили массовое самоубийство, чем признает очевидность. И когда речь заходит о «борьбе с терроризмом», будь он даже самого невинного свойства, российские чекисты, плечом к плечу с латышскими спецслужбами, без колебаний преследуют юных романтиков, вставших на защиту их престарелых, униженных и гонимых коллег.