Липовый барон

Песня оставила смешанные чувства. Юдусу и ещё нескольким дворянам понравилось, а дамы поджимали губы и кривились, когда думали, что я не вижу. Ну, так дело не пойдёт. Я тут глаз положил на брюнетку, надо как-то срочно исправлять своё положение.

В голове вертелось разное. Нет, чтобы я взял что-нибудь из творчества Высоцкого, Розенбаума, Горшка и Князя, Летова, да ну худой конец «Люмена», «Мельницы», «Арии» или «Ленинграда». Да мало ли хороших песен и у малоизвестных исполнителей?!

Но блин! Меня уже на песнях Легенды переклинило. Спел его «Ёлочки-иголочки».

Опускается на голову горе смрадное птицей-бедой. Умывали добры молодцы лики свои ключевою водой. Не резвиться ясну соколу в блёклых небесах, Кровь стучала цветом маковым по вискам. Благословляли нас ёлочки-иголочки, А растворялись мы, как птицы в облаках, А хранили нас снежные иголочки Белым холодом да чёрным солодом. Кто пойдёт во поле ратное, взявши булат да очи закрыв? Кто взлетит на солнце красное, травами прикрыт да кровью остыв? Чем заплатим цену красную за огонь да за милый хлеб? Кто вернётся обратно в дом, кто возьмётся за плуг, кто возьмёт в руки серп? Провожали нас ёлочки-иголочки, А уходили мы, как птицы в облака, А крестили нас снежные иголочки Чёрным холодом да красным золотом. О чём поплачут наши матушки горькой слезой да чистой росой? Будут зарастать раны рваные мягкой травой да пылью дурной. Маков цвет алым пламенем полыхнёт, разорвав глаза, Дождь прольётся алой капелькой, сталью сверкнёт гроза… Хоронили нас ёлочки-иголочки, А умирали мы, как птицы в облаках. Отпевали нас снежные иголочки Лютым холодом да жжёным оловом [58] .

58

Олово, как и кипяток, свинец, смолу, использовали при обороне крепостей, расплавленными лили на штурмующих крепости врагов.

Я не спорю, что это наивно – навязывать своё мировоззрение людям, которые к этому не готовы. И это глупо – выкладывать душу перед теми, у кого её нет. Не отрицаю, что был пьян. И самым лучшим исполнителем себя не считаю. Даже готов признать, что хреновые из меня и музыкант, и переводчик.

А вот в одном я поспорю! Не сметь плевать мне в душу и говорить, что моя песня – это «завывания крестьян»! Я не понял! Повтори-ка! Что ты говоришь?! Моя песня о крестьянах, которые хотели стать дворянами?! Ты уверен, мальчик, что ты это думаешь?! Не плюй мне в душу, скотина!

Я не знаю, чем бы это закончилось. В итоге, конечно, случился бы песец. Всё шло к дуэли, а я, учитывая моё упитие, мог и не посчитаться с тем, что молокосос – барон, а я лишь бастард, причём – самозванец.

Мне в тот вечер повезло. Нашлось кому урезонить малолетку кроме меня. Как ни странно, мой корявый перевод песни понравился дамам. Хотя, может, и не перевод, кто в их головах разберётся?!

Говорят, единственный мужчина, который понял, как мыслят женщины, ещё долго бегал по улицам голым и кричал: «Это так просто!» Так было до тех пор, пока его не поймали и не упрятали в психушку. С той поры мужчины не могут понять женщин, а те, кто понимают, ничего уже не скажут. Из дурки сложно докричаться до общества.

Не знаю, как так вышло, что я не участвовал в дуэли. Вообще поединка не было. Одно помню: сквозь сон слышал, что кто-то говорил, мол, с отмороженной пехотой не надо связываться – они дегенераты, не разбираются в титулах. Варвары. Звери. Сначала бьют, а потом думают.

Помню, что было мягко и приятно. Спал я, похоже, на бедре у брюнетки, на которую глаз положил.

Кто там воет про секс?! Забудьте про него! Ну, по крайней мере, забудьте, что всё к нему сводится. Вздремнул на ножке прекрасной дамы, и всё! А если бы было продолжение, то, скорее всего, она бы для меня не была прекрасной. Была бы очередной. Оставьте мне иллюзию романтики. Я временами устаю быть циником. Хочется просто полежать на стройной женской ножке…

* * *

До конца охоты я так и не просох. До города мы с Юдусом распили последние припасы и стали стрелять алкоголь у тех, кто ехал рядом. Я сам не понимаю, как нас терпели.

Мою жажду утолила брюнетка, на бедре которой я проснулся. Богиня! Я тебя уже заочно люблю, хоть и не помню твоего имени! Правда, чётко запомнил лицо. Я помню, что тебе должен, пусть даже ты сама этого в памяти не сохранишь! Ты спасла меня от дуэли, на которой я убил бы этого придурка, а потом его родня порезала бы меня на ленточки. За это я тебе должен и впишусь в самый нелепый кипеж, но лучше, чтобы ты об этом не подозревала, а то начнёшь меня специально подставлять.

Город встретил нас хмурым небом и дождём. Я вымок до нитки. Въезжали через ворота Грязного, лень было переться, огибая город до Небес или Скотного двора. Как нас занесло в Странный город, хоть убей, не помню. И тут, что называется, Остапа понесло.

Я отбился от кавалькады дворян. Первые воспоминания относятся к таверне, в которой живёт жрец. К жрецу меня как-то случайно занесли копыта Колбаски. Я был «на кочерге», и просто хотелось разобраться в самом себе и в событиях вокруг. А с кем лучше всего пытаться разобраться в самом себе, как не в компании жреца?

Жрец встретил меня поначалу насторожено. Пьяная скотина в моем лице – не самый лучший собеседник, согласитесь. Но потом всё как-то встало на свои места. Поплакался ему о жизненной несправедливости и прочем, о чём обычно несут бред пьяные люди. Не знаю, что я ему там наболтал или что он услышал среди моего речевого потока, но его заявление было весомым, жёстким и кратким:

– Проведём обряд!

– Это как в прошлый раз?! – вскричал я с ужасом.

– Как в прошлый раз не будет. Будет другой. Не волнуйся, все будет хорошо. Пошли.

Я, качаясь, последовал за жрецом. Гумус хотел составить мне компанию, но жрец его выгнал, как и своих помощников. Самолично развёл курильницу. Сам заваривал травы. Теперь понимаю, почему он постоянно пьёт разные отвары! Не от старости и не потому, что себя лечит от чего-то. Он же наркоман чёртов!

– Пей! – сказал он и протянул мне чашу.

– Вдыхай! – замахал тряпкой над курильницей.

– Думай! Вспоминай! Ищи! Почувствуй родство! Отдайся потоку!

Меня постепенно накрыло. Я – это уже не я. Я – это кто-то чужой. Я вижу мир глазами другого… Вот это приход…

Глава 7. О моих галлюцинациях, или О курорте земляков

День для отряда начался как обычно. Лейт вместе с бандой стремились в столицу. Хотя назвать так группу наёмников тоже не совсем точно. Скорее, отряд, ищущий найм. Почти три десятка битых жизнью мужчин. Ещё недавно отряд был чуть ли не вдвое больше, но… Оглядываясь на его остатки, Лейт невольно задумался…

Дворяне режут друг друга, словно и не ходят слухи о войне с Алгаром. Хотя, может, из-за скорой войны аристократы и торопятся порезать соседей. Если задуматься, ожидание войны – это не только удобное время для сведения старых счетов. Смутные времена прагматически выгодны. Призовёт сеньор на службу – надо покинуть свои владения, а там – «добрые соседи», ждущие, когда в замке убавится защитников. Проще провести превентивный удар – разом решается сразу несколько задач: и тыл свой прикрыл, и со старыми «друзьями» разобрался, и обогатился, и под шумок землю у соседей отрезал.

Умрут все в роду «добрых соседей» – и всё отойдёт королю, а тот через сановников быстро выставит имущество на торги за бесценок. Разорённые земельные владения никогда не стоят дорого. Доход от них минимальный, если не убыточный. Банально невозможно уследить за всем уже через день пути от столицы.

По закону на земле крестьян урожая нет или он мизерный, а на деле куда всё делось – попробуй проследи. Королю проще продать участок задёшево и иметь сразу хоть какой-то доход, чем вкладывать свои деньги в развитие того, за чем нет возможности толком уследить.