Лишь тень

— Ты… Прости меня, я, кажется, сделала ещё хуже… и зачем я тогда это всё?!!

Мари твердила это мне, ничего не соображающему, потерявшему последние ориентиры в реальности, но уже понимала, что всё идёт не так, как планировали мы оба. Расчёты Его… как они могли быть настолько точны без моей помощи, ведь я для Него был раскрытой книгой, она же… Мари, верно, ничего не понимала до самого конца.

Меня прошиб пот, я не мог смотреть ей в лицо, я не мог ничего связно сформулировать.

— Мари… ты не позволишь мне даже слова сказать в ответ?

Надо же, каким плоским и логически выверенным кажется этот диалог, который разворачивается передо мной на листе бумаги. Не таким он был, но как передать чернилам тот водоворот сумасшествия, что царил в те минуты в моей голове?!

Она оглянулась.

— Здесь опасно беседовать на такие темы. Я уверена в твоих способностях Пилота, но… Аэрон ненадёжен, давай сперва сядем.

Что в ней говорило тогда, действительно опасения за мою осторожность или же Его внушение? Он — не всесилен. По крайней мере — был. Я всё ещё уверен в этом.

И, уже там, внизу:

— Человечество, сколько минут до отправки оно тебе намеряло?! Полёт, Миссия, План… чего только не наговорили нам Учителя про наше прошлое да про наше будущее, как много высоких слов, да все подкреплены фактами! Оглянись вокруг, Действительный Пилот, что ты видишь? Планета, которая должна была стать подарком нам всем, превратилась в консервную банку, выброшенную за ненадобностью прочь с дороги! Ты же любишь этот мир, зачем же ты тоже… с ними…

Ох, как я тогда кричал, как молил, старался высказать все свои неосознанные страхи, всю свою неуверенность.

Мари же продолжала твердить:

— Человек уподобился штамму мерзких бактерий, не способных мыслить, не способных восхищаться, только расти, плодиться, вперёд, вперёд! По костям неведомого, исследовать которое нам некогда было сказано. Да что жалеть о том, чего не понимаешь, чего не видишь, о чём и думать забыл!.. Просто живи, строй, выкачивай из недр очередной планеты ресурсы, так чтоб под самую завязку, чтоб уже совсем ничего не оставить позади!

Я изнемогал под градом справедливых обвинений, я и сам всё это видел вокруг, не в силах сопротивляться, я падал ниц, безвольный, бессильный.

— Цивилизация… куда мы пришли с нашими поисками? Вырождающаяся популяция, мы почти разучились рожать детей, разрешены даже браки между родственниками, противоречащие любым законам природы. Мы деградируем. Мы не можем банально сохранить старый уровень коллективного бессознательного, а уж двигаться вперёд старыми темпами! Учителя уже не готовят новое общество, они пытаются удержать в руках ускользающее старое. И эта коллективная, наведённая слепота. Абсолютная, непробиваемая, могучая. На этой планете мы — разведчики, исследователи, а не смогли углядеть самого главного. Что нам жизнь, откуда ни возьмись оказавшаяся вокруг? Так… ещё один плацдарм для прыжка.

Я соглашался с ней, я не мог не согласиться. Его дух был разлит здесь вокруг, повсеместно, сколько нужно таланта, чтобы даже не попытаться Его заметить?! Но именно это было с её стороны неверным ходом. Ибо Мари всё равно не смогла. Она увидела страх в моих обезумевших глазах и… сделала то, чего ни в коем случае нельзя было делать. Отступила.

— Пойми, я не смею тебя винить в этом всём, не имею такого права, но и жить по твоей логике не могу.

По какой логике?!! Я в тот момент был уже совершенно неспособен соображать, и уж точно — не находил в себе сил сопротивляться, просто тупо стоял перед ней и молчал.

— Простое высказывание: мне хочется нашему ребёнку хорошего будущего. Здесь оно не может быть хуже, чем там, куда ты нас так зовёшь.

Я уже никого никуда не звал, просто молчал в ответ. А она уже достаточно приспособилась к ситуации, спокойно продолжая мне вычитывать:

— Ты же должен понимать, я всё равно останусь без тебя, пусть в этой треклятой банке, пусть здесь. Та судьба, которую ты себе выбрал — она уводит тебя от нас прочь. Ведь это только в сказках, что читал нам в детстве Учитель, отважные Пилоты за «год и девять месяцев» доводили Полёт до конца, а потом жили долго и счастливо… вероятнее всего, ты умрёшь в Пространстве, как два предшественника Третьего Действительного Пилота Илиа, так и не отыскав свою долгожданную Новую Планету. Вот она — реальность, а не та сказка, что тебе приснилась. Слышишь, проснись!

Если бы я оказался менее щепетильным, если бы она не принялась бы увещевать меня тогда, словно это я её ребёнок, если бы наша общая боль по-прежнему осталась остра, не притупившись со временем… стоило бы попытаться, а так — ситуация оказалась патовой ещё в середине игры. Мы оба проиграли.

Я поцеловал её, уже глядя на часы, уже снова жёсткий и энергичный. И План уже снова был со мной. И я уже готов был его воплотить в жизнь, сколь тяжёлыми бы ни были мои личные потери… на План не было жалко и всей жизни. Да, получилось так, что Мари сама меня убедила, что я прав, пусть и пытаясь уверить меня в обратном.

Аэрон позволит ей вернуться домой, среди Его людей были и Медики, так что во время родов с ней должно быть всё в порядке. Отчего-то, глядя на неё в последний раз, я думал не о том чувстве, что нас связало раз и навсегда, а о той мерзкой интриге, которую мне пришлось учинить, чтобы дать возможность состояться этому нашему разговору. Бессмыслица какая-то, сейчас я понимаю, что мы сделали всё, чтобы стало ещё хуже. И если бы только себе…

— Прощай! — крикнул я ей вослед. Она так верила в судьбу… что ж, пусть мои шансы и невелики, но я тоже начал в неё верить. План должен сработать, иначе к чему мне, и вправду, этот Полёт?

Мари растворилась в небесах, я же с сухими глазами вызвал по браслету другой аэрон. Он должен был отвезти меня в район орбитальной Стартовой Площадки, что располагалась тридцатью милями южнее пустого теперь здания Центра Управления. У меня оставалось ровно шесть часов.

«Тьернон», впервые — не «мой «Тьернон», он ждал меня там… в небе.

Странный человек, всей душой я стремился остаться, наперекор фактам, в противовес собственным страхам и собственному же призванию, как я его понимал тогда… чудовищный, жуткий, кровоточащий кусок моей собственной души оставался здесь, на этой планете. Его уже никогда не вернёшь, не пристроишь обратно, я понимал это даже отчётливей, чем теперь, но — не остался. Даже и мысли такой не было.

Прыжок во мглу небытия прошёл для меня таким обыденным, таким посторонним, будто это был не я сам, а кто другой, и тот человек не стоил и капли моего драгоценного внимания. Страшно… хм, я так думал, рассуждая об этом раньше, но когда мне пришлось поверить в абсолютную реальность произошедшего, в его неотвратимость, мне пришлось к тому же, одновременно, пересмотреть ту цену, которой мне оно стоило.

Шаг мой был твёрд, зрачки напряжённо вглядывались в окружающую меня реальность, руки точно знали, что делать. Какое, в таком случае, кому дело до моих душевных переживаний. Рок вёл меня именно туда, где прятались в тенёчке все, как есть, демоны моего собственного, камерного ада. С логикой старушки-судьбы не поспоришь, из всех зол она выбрала большее, видимо, тщась надеждой увидеть во мраке своего бессмысленного, по сути, существования хоть толику чего-то интересного, я же… я ей помог в этом.