Лишний в его игре
Шрифт:
Возникает напряженная пауза. Внутри меня идет мучительная борьба.
— Да, мороженку, — в конце концов тихо говорю я. А затем стыдливо добавляю:
— Фисташковую с шоколадной крошкой.
Губы мамы трогает едва заметная победная улыбка.
Даня
11
Неверная интерпретация проблематики.
Существенные ошибки в характеристике героев.
Неправильное определение жанра.
Я поднимаю руку и прошу пояснить комментарии. Я твердо убежден в том, что Елена Андреевна специально занизила мне оценку, ведь я снова не сдал деньги.
Она со сладкой улыбкой отвечает, что я не уловил суть главной проблемы пьесы. Это будущее России, а не конфликт поколений, и автор ясно дал понять, какую проблему он считает более важной. Но тут Ярослав поднимает руку:
— Это он сам вам сказал?
По классу пробегают тихие смешки.
— Все свои мысли автор вложил в текст. — Елена Андреевна улыбается еще слаще и с силой впивается бордовыми ногтями в обложку моей тетради. — И если внимательно прочитать произведение, можно легко понять суть.
Бросив тетрадь на нашу парту, она переходит к другой теме, показывая, что дискуссия окончена. Ярослав открывает мою тетрадь, читает ее комментарии. Больше не лезет спорить. Но только до следующего урока.
Там Ярослав внезапно достает из рюкзака книгу. Затем еще одну. И еще. И какую-то методичку. И два учебника. И еще. Стопка книг на парте доходит ему до носа. Урок начинается с его поднятой руки. Елена Андреевна, чуя, чем пахнет дело, долго игнорирует Ярослава, но потом не выдерживает и дает ему слово. И тут начинается…
Кажется, два минувших дня Ярослав провел в библиотеке, не ел и не спал. Он просто заваливает Елену Андреевну аргументами в пользу моей трактовки «Вишневого сада». Класс замирает, никто даже не дышит. А у меня едва не остановилось сердце, настолько это потрясающее зрелище. Ярослав снова меня защищает: со всеми своими энергией, яростью и упрямством.
Он приводит в пример отзывы критиков того времени, слова других авторов, множество исследований. Вывод Ярослава прост: однозначных ответов на поставленные вопросы нет, критики спорят до сих пор и по поводу определения жанра, и насчет проблематики, и по вопросам отношения автора к своим героям. В общем, он ее уделал! И она это понимает, расплывается в еще более широкой улыбке, хотя внутренне наверняка в бешенстве. Но она не покажет этого. В отличие от англичанки, Елене Андреевне важна репутация среди учеников, поэтому она сейчас не упрямится и даже высказывает Ярославу свое восхищение. В итоге мою оценку она меняет на четыре/четыре, а ему ставит пятерку за наблюдательность и упорство.
После урока на перемене я догоняю Ярослава. Не могу больше молчать.
— Почему ты это делаешь? — спрашиваю я.
— Что именно?
— Защищаешь меня.
Он хмыкает и закатывает глаза:
— Хмурь! У тебя мания величия. Я это делаю не ради тебя.
Меня трясет от его насмешливого тона.
Но я не отстаю:— Тогда зачем?
Он смотрит на меня свысока и хвастливо заявляет:
— Может, я просто супергерой? Борюсь со злом и несправедливостью в этом мире.
— Ага, супергерой. В сшитом мамкой суперкостюме!
Но Ярослав не слышит моего ворчания: уже убегает вперед.
А вообще я просто хотел сказать ему спасибо…
* * *
После третьего урока мы сидим в кабинете одни — маленькая традиция, которую ввел Ярослав. Он приносит из дома завтрак и делится со мной. Я не отказываюсь. Не потому, что дико голодный, нет, я легко могу потерпеть до дома. Мне просто это нравится — сидеть с Ярославом вдвоем в пустом классе, грызть яблоки и печенье, пить йогурт.
— Почему ты угощаешь меня? — однажды спрашиваю я.
— Мама дает мне с собой слишком много, — говорит он.
— Ты знаешь, что это популярная фраза из фильмов? — Я думаю в первую очередь о мелодрамах, но, к счастью, вовремя заменяю «мелодрамы» на просто «фильмы». Иначе сгорел бы от стыда. — И за ней всегда есть подтекст?
Он пожимает плечами:
— Ну мы не в фильме. Так что никакого подтекста нет.
Какое-то время мы молча едим, а потом я говорю:
— Спасибо за помощь с сочинением. За то, что вступился за меня.
— Ерунда, — отмахивается он.
Но мне обидно, что он считает это ерундой.
— Для меня нет. Это очень много значит. И оценка, и… твоя помощь.
Ярослав удивленно смотрит на меня. Мне немного стыдно. Может, я действительно преувеличиваю значимость событий.
— Что не так? — спрашиваю я.
Он мотает головой:
— Ничего. Просто… Какой же ты все-таки человек-парадокс, Дан-н-н… Хмурь!
А ведь у него почти получилось. Он почти назвал меня по имени. Это мог бы быть первый раз, когда он так меня назвал. Но нет. Насмешливое прозвище из его уст снова выстраивает между нами стену. А я только начал разбирать ее по кирпичикам…
— Вчера видел твоего брата, — говорит он после неловкой паузы. Мне кажется, или он сам все понял и теперь ищет способ сменить тему? — Таскал какие-то ящики в гаражах. Кем он работает?
— Не знаю, перебивается какими-то случайными заработками.
Это не совсем правда. Рома и его кореша торгуют поддельным алкоголем. У них в этих гаражах подпольный цех по «производству». Но такое я не выболтаю.
— Вы с братом ладите?
— Не особо, — и снова я избегаю подробностей.
Ярослав задумывается и мечтательно, но с легкой грустью добавляет:
— Иногда так жалею, что у мамы больше нет детей. Было бы здорово иметь брата или сестренку. Тогда мама бы переключала часть внимания на него или на нее, а мне можно было бы хоть выдохнуть. И мы бы делили на двоих завтраки и мамины пендели…
А тут есть подтекст? Ярослав что, за нашими совместными завтраками пытается найти во мне замену… замену кому-то? Брату, которого нет, или… настоящему другу?
Я впервые задумываюсь о том, что Ярослав может быть одинок. И наши завтраки — попытка не столько помочь мне, сколько чуть-чуть скрасить его одиночество. А впрочем… нет, сомневаюсь. Ярослав всегда в центре внимания, он не знает, что такое одиночество. И друзей у него полно самых разных, среди них и настоящие найдутся.