Лишний

Форма номер раз—часы, трусы, противогаз.

Ну противогаза у Алекса никогда не было. Часы, при наличии сотика, всего лишь статусная деталь, поэтому в ТОТ раз он их и не надел. А вот трусы были, но они как последняя земная одежка, покоились в походной сумке, что еще недавно принадлежала Шейну. Вместо них на чреслах красовалась набедренная повязка из самой настоящей фирменной, штатовской джинсы.

Выглядел бывший студент весьма прикольно, ибо кроме набедренной повязки облачился в охотничьи поршни из сыромятной кожи, в руках дубинка приличных размеров из очень твердого дерева—любимое оружие Грига. На шее вместо креста, который Алекс и так не носил, ну не определился парень в своем отношении к богу, на крепком шнурке кожаный мешочек с зажигалкой. Загоревшее до черна тело не пугало мышцами а-ля Шварценнеггер, но изучать анатомию по нему смог бы самый тупой студент, а сильно проступившие жесткие как веревки жилы, предостерегали знающего человека от слишком близкого знакомства.

Отросшие волосы сдерживала самодельная бандана. Щетина уже миновала стадию раздражающей чесотки и хоть медленно, но верно формировалась в плотную короткую бородку. Подобное лицевое украшение слегка беспокоило своей непривычностью, но бриться тем, что Шейн считал ножом, Алекс не рискнул. Шкурка дороже. Скоро на теле не останется ни одного шрама, кроме заковыристой белесой звезды на плече. След клыка. Про себя Алекс называл ее печатью оборотня. Вырванное мясо наросло, кожа огрубела и шрам выглядел диковинной татуировкой. Зато другие повреждения заживали с ужаснувшей Алекса быстротой. Регенерация оборотня, это что-то с чем-то. Разрывы и борозды на спине в палец глубиной исчезали превращаясь в белесые шрамы, которые уже начинали рассасываться. Еще три—четыре дня и ужасный сон пластического хирурга на спине оборотня исчезнет безо всякого следа. Алекс помнил какой испытал шок, когда удалось, пусть в первом приближении, рассмотреть свою спину. Раздраженный, что кожу на спине тянет и она постоянно чешется, новоявленная гроза местной флоры и фауны на второй день после охоты не поленился выкопать ямку диаметром в метр и натаскать в нее воды. Изогнувшись буквой зю, Алекс наконец увидел свою спину…

“Тянет значит, чешется. Это когда же меня успели кнутом то отходить со всем усердием? На Земле с такими ранами в реанимации под капельницей лежат, а врачи на вопросы родственников тягостно вздыхают и отводят глаза отказываясь от взяток, уж слишком все мрачно-определенно. Заражение крови. Ау! Где ты? Одно из двух, либо чья-то добрая душа заботливо продезинфицировала всю землю около водопоя, либо хищный организм истинного оборотня жрет местные микробы не хуже первого пенициллина.”

Добрых душ, кроме той, что зафигачила его сюда, у Алекса на примете не было и поразмыслив, он решил не грузить Истинное Зло добрыми делами, а считать, что заражение крови ему не грозит, тем более, обычное кровотечение прекращалось почти сразу, стоило расслабиться, а если еще притормозить сердце…

Спешить Алекс совсем не хотел. Хватит. Эта гонка уже достала. Остановиться, оглянуться. Встать на паузу. Хутор вполне самодостаточная система, от внешнего мира обособленная, налоги да ярмарки, вот пожалуй и все основные контакты. Пришлых особо не приветствуют и сами в гости почти не ходят. Так что отсидеться, адаптироваться по максимуму можно очень и очень неплохо. Тем более, хутор был просто великолепен. Он совсем не походил на кучу развалюх с картины “Хутор в Малороссии”, а ведь там изображена вторая половина девятнадцатого века, уж на память-то Алекс больше не жаловался. Во-первых размеры… Почти квадратный со стороной не меньше ста метров. Три больших жилых дома буквой “п” и огромное количество хозяйственных построек. Одних только погребов целых четыре. Все по санитарным нормам: мясо-молочный, овощи-соленья-варенья, ледник и один совершенно пустой, похоже только что построенный. Именно построенный—добротная деревянная лестница, каменная отделка пола и стен, деревянный потолок, мощные подпорки. Заглубление метров шесть и высота в рост человека. Остальные—близнецы-братья. Но больше всего Алекса восхитил частокол—высота не менее пяти метров, толщина хм… кольев сантиметров сорок не меньше, черные обожженные острия. Может при такой высоте стоило сделать частокол двойным с земляной засыпкой. Впрочем, изнутри стена была сплошняком застроена. Конюшни, амбары, хлева, кузня и прочие нежилые хозяйственные постройки окружали дома широким защитным кольцом. Да не дощатые сарайчики, а добротные срубы из солидных бревен. Задние стены крепко сплочены с частоколом, а боковые, укрепленные наклонными бревнами, упертыми в частокол, оказались неплохими ребрами жесткости. Широкие плоские крыши покрытые толстым слоем хорошо утоптанной глины составляли единое целое и служили прекрасной галереей для обороняющихся. Да еще и легкий навес из тонких жердей прикрывал защитников от навесной стрельбы. Солидный таран, конечно, разнесет частокол хоть и не сразу, ведь и укрепленный хутор совсем не замок. Но! Даже сотня разбойников останется с носом, если на каждой из четырех угловых башен будет хотя бы один-два средних лучника. Так, что весьма крепкое и разностороннее хозяйство хутора было совсем не плохо защищено. Впрочем суровое средневековье жестоко посмеялось оскалив свои гнилые зубы, когда Алекс отправился на поиски несуществующего туалета. Второй удар потомственному горожанину нанес задний двор—этот кусок утоптанной каменистой земли возле стены, прикрытый общей крышей-галереей, оказался местным центром гигиены, а три грубых деревянных корыта—прачечной наивысшего класса.

Центральный мощенный двор ограниченный жилым домом, располагался ближе к правой стене и выходил прямиком на большие, в две телеги, ворота, рядом небольшая калитка для пеших. Сами ворота набранные из толстенных деревянных плах, стянутых ржавыми железными полосами, очень тяжелые и даже на вид прочные, тем не менее, на взгляд Алекса, были совсем не те и совсем не на месте. Жилой дом, громадная п-образная хоромина в полтора этажа. Сразу за домом, по левой стороне и сзади, огороды. Ровные как по линеечке грядки с редкими, пока еще хилыми кустиками рассады. Дальний от домов край прикрыт ягодными кустами и невысокими деревьями, не сад, а так, по мелочи. Ну и конечно плетень, прочный и аккуратный, который окружал все это великолепие. Калитка и неширокие ворота прикрывали вход во двор. Такая завеса глушила даже запах навоза, да и всякой дворовой живности не место на чистом дворе.

“Странно. Очень странно. Частокол ставили явно с умом, но кто же громоздит ворота вдвое шире необходимого, да еще прямо перед цитаделью последней обороны. Нет, если конница прорвав ворота ворвется прямо на мощенный двор, получится неплохой мешок и обстрел с трех сторон свою роль несомненно сыграет, но так штурмовать может только идиот, да и навряд ли хутор способен выставить много бойцов, так, что баррикада перед узкими воротами даже на взгляд такого профана как я куда надежнее. Хм… похоже Григ фортификатор еще тот. Слышал звон, да не знает откуда он. Придется до хрена переделывать.

Да, Григ, конечно, кулак и мироед, но хозяйство у него справное, как впрочем и положено кулаку и мироеду, который по необразованности не знает, что рабский труд менее производителен, чем наемный. На хуторе Григ из своего большого семейства выколачивал вполне приличную производительность и качество. А для непонятливых на заднем дворе была вкопана широкая прочная лавка, привязав к которой, отец-командир не торопясь, вдумчиво объяснял политику отдельно взятого хутора особо тупым и ленивым, грамотно используя широкую плеть из мягкой кожи. Почему мягкой? А кому нужно, чтоб выпоротый работник потом три-четыре дня встать не мог. И работать не может, да еще корми его зазря.”

В том, что воспитательный комплекс используется по полной, новый владелец убедился обнаружив на лавке привязанную бабу. Вытянутые руки и ноги связаны и крепко прихвачены веревкой к лавке. Задранное на голову платье, оголяет тело до самых лопаток. Похоже как и на средневековой Руси сервы обходятся без нижнего белья. Красных полос на теле нет, только синие—и старые и почти свежие, видать Григ не ленился на ниве воспитания.

Помедлив, Алекс вынул нож, конечно, эта женщина в чем-то провинилась, работы на хуторе много и просто так никого “отдыхать” рачительный хозяин днем не отправит, для этого вечер есть, но… пусть уж будет амнистия в честь смены хозяина. Уже поднеся лезвие к веревке, Алекс сплюнул и отложив нож, принялся распутывать нехитрые узлы. Это не Земля, веревочку в супермаркете не купишь.

—Имя. Кто ты?—вопрос прозвучал помимо воли брезгливо—развязывая веревки, Алекс низко наклонился к грязному потному телу и уловил весьма характерный, знакомый каждому мужику, запах. Похоже баба угодила на экзекуцию за недостаточную старательность.

—Лиза. Я жена брата хозяина, господин,—женщина скатилась с лавки прямо на колени и говорила едва слышно, с трудом шевеля пересохшим горлом.

—Мыться. Вся. Очень чисто. Потом идти двор, помогать Зита.

—Да, господин!

Не оглядываясь, Алекс пошел к амбару, почему-то он совершенно не сомневался, женщине даже в голову не придет ослушаться.

Захват хутора вывел бывшего студента из жестко-однонаправленного состояния последних дней. “Дойти и не умереть”,—все остальное, как несущественное, безжалостно отметалось на второй план. Так юзер сплавляет все второстепенное с дисплея, загоняет программы в фоновый режим, полностью загружая процессор основной задачей. Сейчас, эта несомненно важная, но узкая и, скажем прямо, прикладная задача, выполнена и мозговой процессор попаданца свободен, для дальнейшего успешного выживания, стало чрезвычайно важно установить приоритеты, иначе мозги тупо висли под градом проблем. Нужен тайм-аут. Его удивляло и несколько беспокоило собственное равнодушие к коренным обирателям хутора. Как-то совсем не грузила проблема рабства, бесправия и насилия. Рулил прагматизм. Нет бесправно угнетенных, есть сервы, которые живут и работают именно так. Здесь и сейчас по другому быть не могло.

Уж как учителя еще советской школы убеждали Алекса в прогрессивности Пугачева с Разиным! Увы, даже самый распоследний двоечник-второгодник понимал, что поднятые ими восстания не более чем бандитский беспредел в особо крупных размерах, а сами народные вожаки кроме кровавой бани ничего сотворить не способны. Всему свое время… Это конечно не отменяло возможности всяческих послаблений вроде “замены продразверстки продуктовым налогом”… тьфу! Барщины арендой, крепостной зависимости контрактом и прочая, тому подобная, бодяга. Даже не штудируя труды всевозможных создателей-разработчиков теории и практики развития человечества, он понимал, что сии революционные пертурбации здесь и сейчас реальны только сверху и то лишь, так сказать, в зоне личной ответственности. Эволюция, короче, и главное не переборщить, не переспешить. Экономика—да, а вот социально-политическими реформы ничего кроме сумятицы не принесут. Смертельной сумятицы. Крестьянский бунт не нужен, не нужна конфронтация с соседями. А свалившаяся как снег на голову свобода—штука опасная. Умные, трудолюбивые, а главное, не слишком морально-озабоченные, никуда не денутся и все плюсики унюхают и схавают, быстренько прибрав братьев своих, тех кто по-проще, по-честнее и победнее, к рукам. Нет, производительность конечно повысится и в закромах возможно станет получше, но основную часть прибыли прихватизируют именно эти шустренькие. На Земле за отмену и рабства, и крепостного права ратовали социалисты-бездельники, но дело с мертвой точки сдернули нарождающиеся промышленники—раба нужно кормить и содержать, а крепостному что-то дать в аренду. Зачем собственнику завода такие сложности?! Куда проще платить, а чтоб особо рот не разевали, на улице должно быть много-много голодных желающих. Самих же угнетенных столь глобальные вопросы, по большей мере, просто не интересовали. Люди по своей натуре очень консервативны, особенно крестьяне. Смешно, но когда при рождении Советской власти большевики решили освободить угнетенных восточных женщин от паранджи, больше всего протестовали сами освобождаемые!{2}