Лишняя дочь

— Казнь? — вяло спросила девушка.

— Состоялась, — ответил мужчина, внимательно глядя в лицо княгине. — Перед тем, как положить преступницу под секиру, маг усыпил ее. Она ничего не почувствовала.

— Хорошо, — прошептала Светлана. — На будущее — я больше никогда не пойду ни на одну казнь и мне все равно, что об этом говорят обычаи и правила. Я. Больше. Ни на одну. Казнь. Не выйду! А если обычай или закон это не допускают, можешь наказать меня или изменить обычай или закон. В конце концов, ты — князь, кому, как не тебе придумывать новые законы и отменять бесполезные или вредные старые?

— Хорошо, мы поговорим об этом позже, — покладисто отреагировал князь. — А сейчас тебе надо поесть!

— Для начала мне надо руки вымыть и умыться!

Муж встал и вышел, через минуту вернувшись с большой миской, почти целым тазом, где плескалась вода. Поставил ёмкость на постель и протянул жене бутылочку с мылом.

— Пожалуйста.

Хм, может, когда хочет!

Есть хотелось зверски, Светлана еле сдерживалась, чтобы не глотать большими кусками. Неужели, это из-за магического истощения у нее такой голод?

— Сколько я была без сознания?

— Три дня.

— Три дня??? — ну, ничего себе, «сбегала за хлебушком».

Рагнар выразительно посмотрел на жену и добавил:

— Я с тобой поседею раньше времени. Дни, которые обошлись без неприятностей, по пальцам пересчитать можно! Поела? Ложись и еще поспи. Во сне силы скорее восстанавливаются.

— А ты?

— А у меня есть дела, да и день еще. Вечером приду.

— Какие дела? — полусонно пробормотала Светлана. — Враги пойманы и наказаны, империя процветает, а ты все не угомонишься.

— Через три дня приезжают молодые аристократки. Напомню, что тебе еще две или четыре фрейлины нужны. Заодно познакомишься с самыми уважаемыми и сильными семействами. Спи уже, несчастье мое!

Светлана распахнула глаза:

— Несчастье? А ты говорил, что счастье…

— Тебе послышалось, — ухмыльнулся муж. — Конечно, несчастье, ведь с тобой постоянно что-нибудь нехорошее происходит. Из-за твоей способности влезать в неприятности, уже столько людей жизни лишились! Начинаю всерьез задумываться, а не запереть ли тебя, на самом деле? Ну, не дуйся, я просто так сказал. Спи, сила тебе скоро понадобится — столько молодых женщин приезжает! А где больше одной, там всегда не просто. Умеете вы, женщины, из ничего создавать проблемы.

Светлана собиралась возразить и переспросить — зачем им здесь куча молодых женщин, но глаза окончательно закрылись и она заснула.

И приснился ей совершенно удивительный сон.

Будто Светлана очутилась в больничной палате.

Не реанимация, а обычная палата, такая, на шесть мест.

Сначала девушка опешила, но потом поняла, что ее никто не видит и, осмелев, прошлась между кроватями. Интуиция не подвела — на койке возле окна лежала она сама.

— Светка, ты чего лежишь, — окликнула ее бойкая, кругленькая из-за приличного размера живота, женщина с кровати напротив. — На обед позвали, вставай, лежебока! Два месяца проспала, и все не выспалась?

— Да иду я, иду, — странно было смотреть на себя со стороны.

Девушка поднялась, накинула халат и на секунду замерла, положив руку на выступающий животик, ласково провела и улыбнулась.

Соседка, перекатываясь, как уточка, уже спешила на выход, на ходу подгоняя:

— Давай, давай, догоняй!

— Тебе бы только поесть, — фыркнула «Светлана» и, вдруг, замерла, глядя на Свету-Алану, потом встряхнулась и вышла из палаты.

Княгиня скользнула за ней следом, проводила до небольшой столовой, послушала разговоры будущих мамочек и поняла, что это отделение лежащих «на сохранении».

Неужели, с её малышом плохо?

– Егорьева, — заглянула санитарка. — Там опять эта пришла.

— На фиг! — меланхолично отрезала беременная. — Маршрут я ей еще в первый раз популярно объяснила, пусть валит. Екатерина Сергеевна, не принимайте у нее ничего, все равно на выброс, только бегать зря.

— Не могу не принимать! Пожалуется.

— Тогда принимайте и сами куда-нибудь девайте, — решила Света. — Все равно я у этой и нитки не возьму.

— Да, ладно, Свет, — примиряюще проговорила та самая кругленькая соседка. — Все-таки, мать. Раскаивается, переживает!

— Мать???! Матери не бросают ребенка на бабушек, в моем случае, вообще, на прабабушку! Матери не пытаются отнять у своего ребенка единственное жилье и матери не требуют отключить аппаратуру, надеясь скорее похоронить дочь и прибрать к рукам квартиру!

Будущие мамочки притихли — историю Светиной комы знали все. Как и то, что ее родительница с первого дня оббивала пороги, требуя, чтобы дочь отключили от аппарата.

— Она же умерла! Она — овощ, растение! — заламывала руки женщина. — Моя дочь не заслужила таких мучений!

На ответы врачей, что женщина не умерла, что организм в порядке, просто спит, тем более, нормально протекает беременность, что отключить в этом случае аппараты — это убить две жизни — женщина продолжала твердить, что она мать и только ей решать, что делать дальше с телом ее дочери.

Совершенно дикая история и дикие отношения.

Светлана-Алана переступила, не сводя взгляда с себя прежней, и нынешняя Света резко развернулась и посмотрела прямо на нее.

— Что-то мне в туалет захотелось, — громко заявила Света 2 и мотнула головой, будто приглашала за собой.

— Ой, это да, — поддержала соседка. — Это ребенок на мочевой давит, я тоже все время бегаю.

Света-Алана, как завороженная, пошла за собой прежней, зашла в туалет, поморщилась — отвыкла она уже от общих мест пользования.

— Пришла убедиться? — заговорила Света-Риная. — Все в порядке с нами. Ох, и чумовой мир, если бы не твои воспоминания, в жизни бы не поверила, что такое может быть.

Светлана попыталась ответить, но ни звука не получилось.

— Мысленно говори, — объяснила Риная. — Ты не душой здесь, я тебя не вижу, но отчетливо ощущаю.

Светлана попробовала напрячься и произнесла: «Как ты? Как ребенок? Почему на сохранении»?

— О! — вслух ответила Риная. — Заработало! Нормально я. Врачи утомили, но проверили от и до — здорова. Ребенок, — Риная положила руку на живот и заулыбалась, — тоже в порядке. Тьфу, тьфу, тьфу! На сохранении временно, неделю уже отлежала, дня через три выпустят. Врачи понять не могут, отчего я, нет, ты, то есть, мы в коме два месяца пролежали. Хотят понаблюдать, потом выпустят.

«Ты так говоришь, будто всю жизнь в Бирюлево прожила».