Лист на холсте, или Улиточьи рожки

— Да вы прямо заправский шантажист, святой отец, — восхитился Гаэтано.

— С кем поведёшься, — с достоинством ответил Варфоломей.

— Ладно, я расскажу. Вы ведь должны знать, что у вас в руках. Точнее, чего нет. Или есть — на самом деле не знает никто. Я тоже не знаю, если что. Но когда господин Мариано попросил меня узнать, через какой сомнительный фонд тайком продали изображение святого Себастьяно, то я очень удивился, что в деле вдруг появился кардинал д’Эпиналь. Он, вроде бы, никогда не был замешан ни в чём подобном.

— Более того, он и вправду не замешан ни в чём неподобающем, — веско сказал Варфоломей.

— Но очень хотелось бы понять, почему господин Мариано рекомендует к нам в штат ненадёжных людей, — заметила Элоиза.

— Да, меня тоже очень интересует этот вопрос, — раздумчиво проговорил Марни. — Придётся им заняться.

— Эй, не отвлекайтесь! Сейчас меня интересует картина, — сварливо сказал Варфоломей. — Давайте поступим так: я начну рассказывать историю, а наш гость дополнит те моменты, которые он явно знает, а я — нет. Итак, полтора месяца назад на реставрацию поступила картина. Она была куплена у, — он сверился с данными в папке, — некоего господина Лапьера, копии его удостоверения личности и ещё каких-то документов есть, разберётесь потом, — он, не глядя, кивнул в сторону Лодовико. — Купили картину в коллекцию музея, а деньги по воле дарителя поступили в благотворительный фонд, делами которого занимается сами знаете кто. Правда, там есть и другие сотрудники, у которых, в целом, с головой получше, и считать они умеют, и я не знаю, почему эти замечательные люди не присмотрелись повнимательнее к такой странной благотворительности. Но вопросы о благотворительном фонде предлагаю обсудить в другом месте и другой компанией. Сейчас нам важно то, что у нас есть картина, она находится в реставрационной мастерской, и, скорее всего, не выйдет оттуда в ближайшие несколько месяцев. А вот теперь, господин Скаполи, расскажите нам об этой картине.

Скаполи скривился.

— Ладно, что уж. Меня попросил разобраться в этой истории господин Мариано, он в самом деле ко мне уже обращался с некоторыми сомнительными вопросами, и мне удавалось их разрешать. Поэтому я не усомнился ни разу и ни в чём, когда он попросил узнать о купленной для музейной коллекции картине, он подозревал, что это подделка. Он рассказал мне историю картины — она около ста лет назад была куплена тогдашним банкиром Лораном. Он баловался коллекционированием живописи, и этот святой Себастьяно был самым ценным предметом в его коллекции. Старый пень на картину только что не молился, и в завещании написал, что оставляет-то её старшему сыну, но если сын не будет заботиться о ней надлежащим образом, то она отойдёт следующему по старшинству сыну и его детям. Описание надлежащих условий приложено к завещанию. А сыновей было четверо — не баран чихнул, сами понимаете. И у всех дети и прочие потомки. До сих пор четыре ветви семьи косо смотрят друг на друга, из-за этой картины в том числе. Господин Лоран, который нынешний владелец, подозревает, что картину подменили, у него в доме висит тщательно выполненная копия, а оригинал исчез. Господин Лоран выяснял, где и как можно было тайком продать картину, и в процессе поисков познакомился с господином Мариано. А господин Мариано обещал помочь. Мне поставили следующую задачу — узнать, попала ли картина к реставраторам кардинала д’Эпиналя, и что они про эту картину думают относительно её подлинности.

— А более простым способом это никак нельзя было сделать? — пробормотал озадаченный Марни. — Ну там прийти через главный вход, постучаться, представиться, попросить проводить к реставраторам и задать этот самый вопрос?

— Но я ведь до сих пор не знаю, что там с картиной. В смысле — настоящая она или нет. А вдруг вся комбинация была задумана для того, чтобы перепродать эту картину куда-нибудь ещё? После ваших реставраторов у неё будет безупречная репутация, что бы там с ней не происходило на самом деле!

— Сын мой, мне приятно то невольное уважение к моей работе, которое сквозит в каждом твоём слове, — кивнул Варфоломей. — Честно признаюсь — у меня не было повода присмотреться к этой картине подробнее, чем к любой другой. Но теперь я это сделаю. И сделаю намного тщательнее, чем делаю обычно. Приглашу частным образом пару дополнительных экспертов, кроме наших, пусть тоже посмотрят. Мне на это потребуется неделя. Быстрее не управлюсь.

— У тебя будет неделя, — кивнул Себастьен. — Но у меня есть ещё один вопрос: кто такая Эмма?

— А, Эмма. Это, так сказать, представитель заказчика. Молодая жена старого мужа. Лоран отправил её со мной как человека, который видел оригинал картины. Я не понял, почему она вчера сбежала в аэропорт, она должна была оставаться в Риме до конца недели.

— Ладно, разберёмся, — Себастьен встал. — Господин Скаполи, я приношу вам свои извинения, но я не могу сейчас отпустить вас наружу. Вы останетесь здесь, во дворце. За вами будут присматривать, но в целом, если вы не вытворите ничего неподобающего, вашу свободу ограничивать не будут. Исключений два — не покидать стен дворца и никаких средств связи с внешним миром.

— Боюсь, моё мнение не имеет сейчас веса, — пожал плечами Скаполи.

— Правильно.

— Но постойте, я должен сообщить о себе хотя бы господину Мариано!

— Обойдётся господин Мариано, — отрезал Себастьен. — И без вас, и без информации.

18. Мнения экспертов

Элоиза глянула на часы — без четверти девять. Вечера. А работы ещё не меньше, чем на час, голова уже не соображает совершенно, спать хочется со страшной силой. Тренировку она отменила, когда поняла, что иначе не успевает. По идее, таблицу и справку нужно было отослать вчера. Или хотя бы сегодня до обеда. Но вчера были погони и засады, потом бессонная ночь, к слову, повторить бы ещё, но спать-то всё равно хочется, потом игра в детектив, а потом оказалось, что ещё иногда и работать нужно. Причем дорогие сотрудники аккуратно и в срок сделали всё, что от них требовалось, Элоизе оставалось только завершить их работу.

Она уже некоторое время мечтала о чашке кофе, но подозревала, что эффект может оказаться обратным — она не проснётся, а наоборот, уснёт прямо за столом. Поэтому мечты оставались мечтами, а работа — работой.

Шаги в коридоре, шумы и шорохи, дверь отворилась, и появился Себастьен. Вот не было печали… То есть захотелось выскочить из-за стола и повиснуть у него на шее, но тогда она ничего сегодня не закончит, а её и без того уже ждут. И спать нужно иногда. Поэтому…

— Добрый вечер, монсеньор. Я ведь предупредила, что работаю, — она глянула на него поверх монитора.

Когда Элоиза поняла, что рабочий день закончился, а текущая задача — нет, то сразу же написала ему — тренировка отменяется, приезжать за ней не нужно.

— Понимаю, сердечко моё. Вам долго ещё? — спросил он.

— На час, наверное. Нет, ничего не получится, — она покачала головой. — Мне правда нужно закончить сегодня.

— Понимаю, — улыбнулся он. — Заканчивайте. Я не тороплюсь, — он подмигнул и вышел в приёмную.

Элоиза хотела было вернуться к своему файлу, но зазвонил телефон. Линни. Вот ещё, да что же такое сегодня! Ладно, уже оторвалась, можно ответить.

— Привет, — выдохнула она.

— Привет, а ты чего еле шепчешь? Что случилось? Ты не расслабляешься после удачной тренировки? — тут же встревожилась сестрица.

Она время от времени звонила в тот момент, когда Элоиза, закончив тренировку, приводила себя в порядок и собиралась домой.

— Да жизнь какая-то стала, что не продохнуть. Не поверишь, я сижу на работе, и конца пока не вижу.

— Ты чего это? Ты же всегда всё успеваешь в срок?

— Это если нормально работать, а я вчера полдня проболталась неведомо где и сегодня так же. А работа — она, увы, сама не делается почему-то.

— Ну бывает, ничего, я в тебя верю, справишься. Много осталось?

— А чёрт его знает. Не вижу пока. Надеюсь, немного.

В приемной вдруг раздался смех. Ну вот кто ещё там? Дверь снова отворилась, появился Себастьен, поставил перед ней большую чашку кофе и маленькую тарелочку с шоколадным пирожным.

— Надеюсь, поможет, — тихо сказал он.

— Ой, спасибо! — она не ожидала. — Никогда ещё чашка кофе не была такой своевременной.

— Отлично, сердце моё.

— С кем это ты там мурлычешь по-французски? — заинтересовалась Линни.