Литераторы Дамкин и Стрекозов

– А еще можно эти носки сделать на молнии, чтобы снимать было удобнее.

– Только Карамелькину это не говорите, а то он обидится. Он теперь постоянно на всех обижается, - напомнил Шлезинский.

– Тише, тише! Сократов сейчас скажет тост!
– пронесся за столом испуганный шепот.

Все действительно замолчали, Сократов встал, поднял свой наполненный до краев стакан и с умным видом сказал:

– Дамкин, мы тут все тебя любим, поэтому предлагаю тебе за это выпить!

Гости, опрокинув кто по рюмочке, кто по стаканчику, накинулись на закуску, приготовленную заботливым Бронштейном.

– На водочные изделия советую особо не налегать, - объявил Стрекозов, - скоро с кухни подтащут пиво!

Вскоре настал момент, когда все стали пить и разговаривать, не следя ни за именинником, ни за за общей темой разговора.

Антисемит Шлезинский пристал к художнику Бронштейну.

– Слушай, Бронштейн, если ты русский, да к тому же Иван, то почему бы тебе не сменить свою еврейскую фамилию на какую-нибудь более благозвучную?

– Например, Стрекозов!
– подсказал ласковый Дамкин.

– Да у меня хорошая фамилия, - смутившись, сказал Бронштейн.
– Мне ее в детском доме воспитательница дала. Между прочим, еврейка, но очень хорошая женщина. Так что ты, Шлезинский, со своим антисемитизмом очень неправ.

– Это я-то неправ? Да вот у меня на работе еврей есть, глаза, как у креветки, постоянно сопит, губищи свои раскатывает и бубнит: "Товарищ вахтер, почему вас никогда на месте не бывает?".

– А ты бываешь?

– Да не это главное! Я ему и не нужен вовсе, он же специально так, из еврейской своей вредности! Еврей, он и в Африке еврей, только черный!

– Ну, разве он виноват, что он еврей?
– вступилась одна из девушек.

– А что, я виноват?!
– взвился в победоносном аргументе Шлезинский.

– Брось ты, Шлезинский, - сказал Стрекозов.
– Ублюдки не имеют национальности, как и хорошие ребята. Среди русских тоже много уродов, может быть, даже гораздо больше, чем среди евреев. Впрочем, кто их считает? Я имею ввиду ублюдков.

– И вообще, что вы за тему тут подняли?
– возмутилась Зина.
– Что о вас подумает наш американский друг?

Дамкин глянул на свою школьную подругу. Клиент бессмысленно смотрел прямо в глаза Стрекозова.

– Зинка, - спросил Дамкин.
– А он действительно американец?

– Конечно, - улыбнулась Зина.
– Ты же знаешь, я советских клиентов не беру. Если хочешь, можешь с ним познакомиться. Я разрешаю. Его зовут Джек Фондброкер, занимается бизнесом в Нью-Йорке. Компьютеры продает или еще что-то в этом роде...

Американец согласно закивал кучерявой головой.

– Он, кстати, всерьез занимается русской литературой, - продолжала Зина.
– Очень любит Достоевского, но и вашего "Билла Штоффа" читал. Я ему переводила на ночь, чтобы уснул побыстрее... По-моему, ему очень понравилось!

– Может издаст нас на Западе?
– заинтересовался Стрекозов, и они с Дамкиным подсели к американцу. Тот выпил рюмку "Московской", передернулся, запил стаканом пива.

– Сейчас оклемается, я его уже давно знаю, - заметила Зинаида, иногда мне кажется, что он больше ко мне прилетает, чем заниматься делами...

Фондброкер икнул, после чего посмотрел на соавторов неожиданно осмысленным взглядом и заулыбался.

– Джек! Эти двое - мои френдз Дамкин и Стрекозов, - представила Зина.
– Они андеграунд райтер. Авторы романа "Билл Штофф".

– О! Йес!
– восхитился Джек.
– "Билл Штофф" - это...
– американец заглянул в блокнот, - весьма круто!

– Здорово он насобачился по-русски, - похвалил Дамкин, еще не решаясь обратиться прямо к заграничному гостю.

– Да, я есть учился в колледж русскому языку пять лет.

– Какими судьбами к нам в Совок?

– Анжелика, что есть "Совок"?

Зина, работающая под псевдонимом Анжелика, разъяснила:

– Советский Союз, сокращенно.

– О, я есть записывать, - Джек полез за блокнотом.
– Совок...

– Давай я тебе запишу, - сказала Зинаида, забирая у него блокнот и ручку.
– Ничего без меня сделать не может...

– Значит, "Билл Штофф" вам понравился?

– О, да. Я читал ваш книга. Мне понравился ваш роман. Мне нравится ваша водка. И мне нравятся ваши женщины!

Джек хватанул еще рюмочку и обнял Зину-Анжелику.

– Ну, наши женщины всем нравятся, - дипломатично заметил Стрекозов. А вот как насчет издания нашего романа в Америке?

– Америка любит Достоевского, - ни к селу, ни к городу заявил мистер Фондброкер.

Сократов, прислушавшийся к разговору, на этих словах довольно фыркнул.

– На фиг вы кому нужны!
– сообщил он литераторам.
– Ваш роман - это преклонение перед западным образом жизни.

– Когда это мы перед кем-то преклонялись?

– А о чем ваш "Билл Штофф"? О ковбойчиках, американчиках разных. При Сталине вас бы уже давно расстреляли. Да и сейчас, я думаю, досье на вас уже лежит в архивах КГБ. Зачем вам лишние неприятности, связанные с изданием за границей? Денег вы оттуда получить не сможете, эмигрировать не получится - родственников у вас за границей нет, фиг выпустят! А здесь вас вообще печатать перестанут. И КГБ не дремлет. Спросите у Остапа.

– Остап, КГБ не дремлет?
– спросил Дамкин.

– Хрен его знает, - отозвался Остап, в который раз прикладываясь к рюмке коньяка, смешанного с пивом.
– Я иногда сплю на работе, но поручиться за остальных не могу. Про КГБ никому ничего не известно. Я даже не знаю, что в соседней комнате делают.

– А разве ты не общаешься с сослуживцами?

– Пообщаешься тут! Недавно у одного из соседней комнаты одолжил кипятильник, на следующий день прихожу - их комната опечатана, от мужика ни слуху, ни духу... А вы говорите "КГБ"!

– О, КГБ, - вымолвил Джек и, тупо уставившись в тарелку с салатом, задумался.

– Клиент готов, - пошутил Стрекозов.

– А его сейчас не стошнит?
– обеспокоенно спросил Дамкин.

– Еще чего!
– обиделась Зинаида.
– Он при мне еще ни разу не блевал!

– А вот и я!
– в комнату вошел радостный босой Карамелькин, который не только постирал носки, но и голову успел помыть.
– Вы еще не все сожрали?

– Ищите и обрящете. Может быть что-то осталось.