Литературная Газета 6252 (№ 48 2009)

Две эти книги представляют собой единое целое.

Российский выбор, по мнению автора, предельно осложнён самой познавательной ситуацией: прошлое («непредсказуемое») отвергнуто, настоящее – шатко и ненадёжно, а будущее лишено внятной альтернативы всем прежним временам и порядкам. В главах «Другая Европа» и «Остаться Россией», оспаривая идеи «догоняющего развития» («западнизации») и «особого пути» России, автор рассматривает особенности матрицы российского развития, веками складывавшегося национального уклада жизни и характера, с чем политика и серьёзные политики не могут не считаться.

Затяжной и явно системный характер нынешнего кризиса, считает автор, никому не удастся проигнорировать. Нет из него и единого для всех «эскалатора спасения». Россию не спасут трубы с нефтью и газом. Ей понадобится целый период интенсивного научно-технического обновления и развития с опорой на собственный культурный архетип и традиции (отнюдь не изжившие себя), понадобятся ум и воля, чтобы найти свой ответ на вызовы современности. Толстых отстаивает своё видение и понимание проблем российского самопознания и самочувствия, не имеющих ничего общего с прогнозами, советами и рецептами как недальновидного, доморощенного космополитизма, так и столь же близорукого национализма. Выход, на его взгляд, следует искать в определении идей общего блага и общего дела. «Настоящее будущее» написано в жанре очерка-размышления. В нём рассматривается современное состояние мировой цивилизации, как правило, трактуемой однобоко и тенденциозно. Например, ныне широко разрекламирована победа либерализма над коммунизмом и названа «концом истории». Но победа сия, как выясняется, не разрешила ни одного из противоречий и антиномий, породивших сам спор и конфликт между двумя идеологиями. Автор верит, что существует исторический шанс для возрождения великой идеи гуманизма, изрядно дискредитированной мировыми катаклизмами и тем не менее сохраняющей свою ценность и живительную силу. Настоящее будущее, как писал Августин Блаженный, состоит в ожидании бытия, чаемого и искомого человечеством на протяжении всей его истории, а не только в последние годы.

Россия сегодня, по мысли Толстых, нуждается в образе будущего, способного хотя бы как-то возместить крах коммунистического проекта и его идеалов. Ибо не только природа, но и общество не терпят пустоты – в данном случае идейной. Осталось такие идеалы найти и внушить людям.

Илья МАКАРОВ

О писательстве и описательстве

Литература

О писательстве и описательстве

ЛИТПРОЗЕКТОР

Ольга ШАТОХИНА

В течение многих веков литература была занята тем, что неустанно напоминала человеку, чем он отличается от животного. Теперь изрядная часть бумаги и типографской краски тратится с обратной целью – убедить человека, что он животное и никак не иначе, а отказ от такой точки зрения является главной причиной несчастий.

Рассмотрим для примера произведения Януша Леона Вишневского, польского писателя, живущего в Германии и прославившегося романом «Одиночество в Сети». У всякого человека, мало-мальски знакомого с современным литературным и издательским процессами, при знакомстве с данным бестселлером возникает ощущение, что кто-то где-то сильно лукавит. Ибо если читатель, как нас старательно уверяют производители книжного ширпотреба, требует исключительно лёгких, динамичных и ненапрягающих произведений, то как попала в топ эта помесь рабочих записей психоаналитика (примерно таких: «Доктор, я не успел спросить мою маму, больно ли ей было, когда она рожала меня, и поэтому мне сейчас скучно и тоскливо») и инструкции по пользованию компьютером, подключённым к Интернету и оснащённым пресловутой «аськой»?

Кроме шуток, вот образчик слога, которым написано «Одиночество…»: «Но ICQ это не только обмен короткими репликами. Это гораздо больше. Это, например, чат. Английское слово, принятое даже французами, для которых компьютер вовсе не компьютер, а «ординатер». Однако чат они приняли, потому что чат только так и можно назвать, чтобы он означал то, что означает. А означает «беседа», «болтовня», но в Интернете это подлинный разговор. Без границ. В случае ICQ он заключается в том, что экран компьютера делится на две части. Разговаривающие получают по половинке экрана и пишут свои тексты. Каждый видит процесс написания текста «собеседником». Его нервность, ошибки, промедление. Возможно, это несколько другое, чем дрожь голоса, но тоже эмоционально. И вдобавок тут ни от чего не удастся отказаться. Вульгарное отрицание «а я этого не говорил» тут не сработает. Потому что всё зарегистрировано».

А если это всё-таки истинный бестселлер, то чего стоят все разговоры о динамизме и лёгкости, как требованиях времени…

Томительный, чтоб не сказать занудный, стиль и депрессивный настрой «Одиночества в Сети» был бы оправдан, если бы автор действительно погружался в тёмные глубины человеческой души и хоть раз попробовал задаться вопросом: почему же пресловутая свобода нравов отнюдь не сделала людей счастливее?

Но отличительной чертой книг Вишневского является полное отсутствие этого погружения. Он описывает, констатирует, пересказывает, но не задаётся вопросом: почему так происходит?

Вот мысли, которыми терзается замужняя героиня романа: «Наверное, причина в доступности. Всё было на расстоянии вытянутой руки. Ни ради чего не надо было стараться. Они уже знали друг у друга каждый волосок, каждый возможный запах, каждый возможный вкус кожи, и влажной, и сухой. Знали все тайные уголки тел, слышали все вздохи, предвидели все реакции и давно уже поверили всем признаниям. Некоторые из них время от времени повторялись. Однако уже не производили впечатления…

Последнее время ей казалось, что секс с нею для мужа был чем-то вроде – как ей вообще могло прийти такое в голову? – католической мессы. Достаточно прийти в костёл, ни о чём не думая, а потом неделю можно жить спокойно.

Может, так у всех? Возможно ли неутолимо желать того, кого знаешь уже несколько лет, кого видел, когда он кричит, блюёт, храпит… А может, это не так уж и важно? Может, необходимо только вначале? Может, хотеть лечь с кем-то в постель не самое важное, может, куда важней проснуться вместе утром и приготовить друг другу чай?»

Здравомыслящий человек, не отрицая значимости базового инстинкта, наверное, нашёл бы, что прибавить к списку важных вещей помимо приготовления чая. Но скучающая на почве отсутствия острых ощущений героиня хоть и рассуждает периодически о душевном тепле, но ищет его исключительно в постели с неким трудоголиком, который так одинок, что его, бедолагу, и с днём рождения поздравить некому. Что вы думаете, автор наконец-то проанализирует, почему наш мир превратился в бешено крутящееся беличье колесо, подгоняемое мифической американской мечтой? Не-а, ни разу. Зато есть подробное описание жизни, если это существование можно так назвать.

«Он постарался так организовать свою жизнь, чтобы не иметь свободного времени. Проекты в Мюнхене и Штатах, защита диссертации и лекции в Польше, научные конференции, публикации. Нет, в последнее время в его биографии не было перерывов на мысли об одиночестве, на чувствительность и слабость вроде той, что напала на него здесь. Обречённый на бездействие на этом сером безлюдном вокзале, он не мог ничем заняться, чтобы забыть, и одиночество напало на него, как приступ астмы. Его присутствие здесь и этот незапланированный перерыв – всего лишь ошибка. Обыкновенная, банальная, бессмысленная ошибка. Как опечатка. Перед приземлением в Берлине он смотрел в Интернете расписание поездов и не обратил внимания, что со станции Лихтенберг поезда на Варшаву ходят только в будние дни. А всего минуту назад закончилась суббота. Впрочем, ошибка его была вполне объяснима. Происходило это утром после нескольких часов полёта из Сиэтла, полёта, завершавшего неделю напряжённой работы без минуты отдыха».

О религии автор упоминает в приведённой выше цитате, да ещё в финале, где героиня сталкивается с косным персонажем, не одобряющим супружеских измен. Надо же, какой старорежимный фанатик… И крайне трудно будет найти в книге хоть намёк на то, что помимо американской мечты и сексуальной революции в жизни есть вообще-то много важного и интересного, как раз и предназначенного для того, чтобы занять делом разум и душу. Некоторые даже книги читают, но только не в этой книжке…

Что это, от неумения, от неопытности литературной автор так и не рискнул предложить читателю вместо длинных, но поверхностных описаний – короткие, но глубокие размышления? Можно было бы так подумать, кабы не та ловкость, с которой пан Януш нажимает на «красные кнопки» читательской психики. У всех нас есть собственный набор страхов, но значительная их часть является общей для всех людей. Вот этой частью Вишневский и оперирует.