Литературная Газета 6270 (№ 15 2010)

А зритель-то насилия над собой не терпит. Он к своему креслу не наручниками прикован. Встанет прямо посреди действия и уйдёт. Хорошо, если дверью не хлопнет. Но про себя решит: сюда я больше не ходок. И перед кем тогда будет «новаторствовать» режиссёр? Критиков-то даже в Москве больше чем на два ряда не наберёшь, а уж в провинции… И решение лежит не в области чистого компромисса. Прямое скрещивание традиции с новацией редко даёт стоящие результаты. То ли дело привить одного к другому с таким расчётом, чтобы получился жизнеспособный симбиоз. Задача, безусловно, архитрудная (но у Фоменко же получается, и у Женовача тоже!). На операционном столе она не решается. В операционной можно лишь что-нибудь отрезать или пришить. А тут нужны гомеопатические дозы, количественное накопление коих и приводит в конечном итоге к качественному сдвигу. И пусть он тоже будет гомеопатичен. Главное, чтобы он – был!

ДРАМА: ПОРАЖЕНЬЕ ОТ ПОБЕДЫ

Сначала пара слов о некоторых аутсайдерах. Кое-кто остался без наград, полагаю, вполне справедливо. К примеру, беспардонный «Макбет», поставленный в новосибирском «Красном факеле» молодым режиссёром Тимофеем Кулябиным: значительная часть шекспировского текста выкинута за ненадобностью, ведьмы-пророчицы обращены в девчонок из дискотеки, а история Ковдорского тана, продавшего душу за корону, сведена к примитивным разборкам «нормальных пацанов» времён лихих 90-х. Или столь же нагловато-агрессивное шоу, выстроенное Игорем Селиным на обломках «Горя от ума» в Ярославском театре драмы им. Фёдора Волкова. Вращающиеся неоновые буквищи, в которых извиваются – ни дать, ни взять – добры молодцы из провинциального варьете, это, возможно, и красиво, но не настолько, чтобы жертвовать гениальной пьесой, и без того искалеченной «имплантированными» в неё строками из Пушкина, Лермонтова, Пастернака и Бродского.

Кое-кто, и таких было немало, прочили лавры Валерию Фокину. Но его спектакль «Ксения. История любви» о знаменитой петербургской юродивой оказался уж слишком неоднозначным. С одной стороны, понятно: Фокина, как никакого другого российского режиссёра, притягивает пограничная область между разумом и безумием, реальностью и надмирностью. Но переносить на сцену историю святой? Режиссёр рискнул и попал в ловушку, которую сам себе и уготовил. В спектакле нет истории преображения героини из мужниной жены, каких сотни тысяч, в святую, кои рождаются раз в столетие. По всей видимости, его так увлекла возможность показать само состояние святости, что он, как перед тем и автор пьесы Вадим Леванов, напрочь забыл о неписаном законе драматургии: в основе действия должен быть конфликт, сиречь выбор. А выбора-то у Ксении и нет никакого: падает в истерике, узнав о смерти мужа, женщина, а встаёт юродивая. Всё остальное – лишь картинки-иллюстрации к отдельным моментам жизни святой. Впрочем, достаточно характерна была на фестивале реакция зала: у одних слёзы умиления на глазах, другие уходят в раздражении прямо посреди спектакля. Но театр, взявшийся за столь «провокативный» материал, на иное, наверное, и не рассчитывал.

А вот «Месяцу в деревне» питерского БДТ никто наград не пророчил. Однако внимания рядового зрителя он, как мне представляется, достоин. Несмотря на то, что это не совсем «тургеневский» спектакль: слишком холоден и ироничен взгляд режиссёра на классических персонажей Ивана Сергеевича. Мне кажется, что Анатолий Праудин сумел, текстуально сохранив все «тургеневские кружева», извлечь из пьесы трагичные истории гордых, но бедных людей, живущих у порога чужого дворца. Отсюда и отстранённость, свойственная нашему времени, когда чувства маскируются иронией, даже цинизмом. Может, спектакль и получился таким жёстким, что сегодня такие истории встречаются буквально на каждом шагу.

Конкурсные же лавры распределились следующим образом. Пермский театр «У Моста» получил один из двух имевшихся в наличии специальных призов жюри. Не собственно за спектакль «Калека с Инишмаана» (это четвёртое, но, увы, не самое удачное обращение к Макдонаху этого коллектива), но как доказавший собственным примером, что театр в российской глубинке может жить «достойно и осмысленно». Второй спецприз достался постановке под названием «Жизнь удалась», но об этом ниже.

«Маску» за лучшую женскую роль получила Полина Кутепова за роль Молли Блум в «Улиссе», поставленном Евгением Каменьковичем в «Мастерской Петра Фоменко». Постановка эта заслуживает отдельного разговора, каковой у нас с вами, уважаемые читатели, хотя и с опозданием, но, надеюсь, состоится. Здесь же отмечу только два существенных обстоятельства. Во-первых, Каменьковичу удалось выявить, если можно так выразиться, музыкальную партитуру романа: не зря же специалисты-филологи утверждают, что воспринимать его нужно более «на слух», чем «на взгляд». Поэтому спектакль получился на удивление лёгким, не утратив, по большей части, многосмысловости, многоплановости и многозвучности первоисточника. А во-вторых, Полина Кутепова являет не только виртуозную актёрскую технику (финальный монолог её героини длится без малого час, а исходный текст, кто читал или хотя бы держал книгу в руках, знает, не имеет никаких знаков препинания и занимает пару десятков страниц!), но и редко встречающуюся у современных актрис женственность без примеси пошлости и вульгарщины.

Две премии достались «Реке Потудань» по рассказу Платонова в «Студии театрального искусства» Сергея Женовача, о котором мы уже писали: лучший спектакль малой формы и лучшая работа художника по свету (Дамир Исмагилов). Лидером по количеству собранных «Масок» стали «Рассказы Шукшина» (которые мы в своё время также подробно представляли на страницах «ЛГ») Театра Наций: Виктория Севрюкова – лучшая работа художника по костюмам, Евгений Миронов – лучшая мужская роль в драме и собственно лучший спектакль в большой форме.

Как видите – все спектакли-лауреаты тем и хороши, что новация в каждом из них филиграннейшим образом вплетена в традицию. Принцип этот нарушен, и то незначительно, только в одном случае: лучшим режиссёром признан театральный затворник Юрий Погребничко, поставивший у себя «Около дома Станиславского» (считайте – на месте, которого нет) спектакль с многозначительным названием «Ля ‘эСтрада» (читайте просто «Дорога»): трогательный, горестный и безжалостный рассказ об актёрской судьбе без прикрас и блёсток. Не ожидали? Но какой же конкурс без сюрпризов!

КУКЛЫ: БЕЗ ПЕРЕМЕН

Отчёт по этой категории будет более чем краток. К большому сожалению. Три соискателя. Каждому досталась своя «Маска». Не могу сказать, что незаслуженно. Лучший художник – Виктор Никоненко («Мой друг Джинн», театр «Кукольный дом», Пенза). Лучший режиссёр – Эрдени Жалцанов («Под вечным светом Кумалана», театр «Ульгэр», Улан-Удэ). Лучший спектакль – «Эпос о Лиликане» (театр «Тень», Москва). Названия спектаклей говорят сами за себя. Выбор по принципу «три из трёх», да и сама малочисленность номинантов, согласитесь, наводит на печальные размышления. Потрясений, подобных прошлогодней «Ленинградке», не случилось. Похоже, наши кукольники не очень-то торопятся меняться, хотя успешные примеры тому есть.

ЭКСПЕРИМЕНТ: ХИЛЫЙ ФЕНИКС

В этом году конкурсную программу «Эксперимента» можно было бы в значительной степени рассматривать как некий авангард проекта «Новая пьеса», попытавшегося в рамках внеконкурсной программы «Маски плюс» воскресить канувшую в Лету «Новую драму». Нечто под названием «Так-то да» кировского «Театра на Спасской» – вербальный портрет города Вятки. В той же стилистике сделан и «Мотовилихинский рабочий», равно как и большинство прочих проектов. Вплотную к ним примыкают и конкурсные «Третья смена» Московского театра им. Й. Бойса и «Жизнь удалась» Центра драматургии и режиссуры Казанцева и Рощина. Этот последний, по пьесе Павла Пряжко, самый, пожалуй, радикальный спектакль программы «Эксперимента». Две старшеклассницы занимаются сексом с учителем физкультуры и его братом прямо в школьном спортзале. Потом одна из них выходит за учителя замуж, но на свадьбе выясняется, что любит она совсем не его. Увлекательная, оригинальная история, не правда ли? Вдобавок изложена языком, который на русский похож весьма отдалённо и состоит на три четверти из лексики, именуемой ненормативной.

Документальная фиксация прямой речи и перенос её с улицы в якобы театральное пространство не поднимает эту речь до уровня произведения искусства. Сирые и убогие, нищие духом и кошельком существовали всегда и, вероятнее всего, существовать будут до скончания времён. Но во все времена театр говорил о них, об их бедах и радостях языком искусства, а не помойки. Почувствуйте разницу! И так ли уж интересны откровения развращённых провинциалочек и вечно пьяных полуграмотных «работяг» для театра?! Они соль жизни? Да побойтесь Бога!

При Шекспире бедняков и нищих духом тоже хватало. А он почему-то всё больше о принцах да танах писал. И ничего – до сих пор ставят! И во времена Розова были проститутки и хронические алкоголики. И провинция жила достаточно серо и скучно, несмотря на то, что социальные лифты худо-бедно, но работали. Но это не мешало существовать на сцене розовским мальчикам, страницам про любовь, варшавским мелодиям и иркутским историям. Ставить во главу угла современного театрального процесса лишь на чернушно-чёрное так же пагубно, как и золотисто-глянцевое.