Литературная Газета 6286 (№ 31 2010)

– Татьяне Михайловне Лиозновой почти 86лет, и последние годы она хворает. То есть в ролике снималась не та Лиознова, какой она была во время работы над своим культовым фильмом. И потом, «Семнадцать мгновений весны» – труд целого творческого коллектива и достояние миллионов наших сограждан – и ныне живущих, и тех, кого уже с нами нет. Это явление культуры и факт истории.

– Мы не имеем права Татьяну Михайловну осуждать за то, что она одобрила раскрашенный фильм и снялась в рекламном ролике… Но папа, конечно, не мог на это согласиться. Не понимаю, почему звонившие решили, что если ему предложат деньги и «правильно» с ним поговорят, он тоже снимется в такой рекламе. Папа вообще в последние годы не хотел появляться на экране. Я не могу себе объяснить, почему. Он ведь ещё хорошо выглядел, у него были такие живые глаза… Да и старел он постепенно, не в один день. Но он говорил: всё в прошлом, я нигде ничего не комментирую и не хочу, чтобы меня видели. Мне кажется, дело было не в том, как он выглядел. Просто он понял, что от него уже ничего не зависит, с ним никто не считается, а если и спрашивают его мнение, то делают это ради каких-то собственных целей.

Он жил на даче почти безвыездно. Ему должны были вручить орден Дружбы, предлагали приехать в Кремль, но он отказался, сославшись на самочувствие. Обычно в таких случаях пожилым людям вручают награду дома, однако папе этого даже не предложили. И только после моего звонка, незадолго до папиной смерти, было решено вручить орден на день рождения у нас на даче. Но папа до этого дня не дожил.

– Как вы думаете, почему у Вячеслава Васильевича появилось это ощущение невостребованности? Не было ролей?

– Вроде были роли, но они его не особенно воодушевляли. Если раньше, на пике актёрской карьеры, он по разным причинам отказывался даже от интересных ролей у хороших режиссёров, то в 90-е на какие-то соглашался только ради заработка. И ещё много ездил по стране с выступлениями. Не знаю точно, какая у него была пенсия, но понятно, что небольшая. Это потом уже Союз кинематографистов начал народным артистам доплачивать – по десять тысяч рублей.

А в последние годы ролей было мало, и папа уже практически всегда отказывался. Но кого ему предлагали играть? Проворовавшихся шулеров, разнузданных депутатов, спившихся генералов…

– Вячеслав Васильевич обычно смотрел фильмы, в которых снимался? Любил их пересматривать?

– Да, особенно «Семнадцать мгновений весны». Их часто показывают по телевизору, и он обязательно смотрел, хотя и признавался, что с собой этого человека уже не ассоциировал. Тем не менее фильм он любил и, когда смотрел, плакал. Сколько я его помню, он всегда был сентиментальным, как и его друг Станислав Ростоцкий.

– И какова же была реакция Вячеслава Васильевича на раскрашенную версию фильма?

– Мягко говоря, очень ему не понравилось. Я тоже смотрела, и меня буквально затрясло от того, что я увидела. Я, конечно, не определила, что с картиной ещё что-то сделали. Я просто возмутилась тем, что получилось от раскраски. Картина стала плоская, будто из неё попытались сделать анекдот, исчезла глубина. Я восприняла это как своеобразную месть.

– Чему или кому? Поколению? Эпохе?

– Творчески состоятельным людям, сумевшим создать культовый фильм. Поколению, к которому они принадлежали. А может, и очередной удар по советскому прошлому. Подлый и жестокий. Не знаю, так ли это, но выглядит именно так.

– А почему вы говорите, что раскрашенный фильм получился плоский? Ведь, казалось бы, цвет придаёт фильму б'oльший объём.

– Для чёрно-белого фильма накладывается совсем другой грим. И когда лицо раскрашивается, эти тени вокруг глаз, которые предназначены для того, чтобы сделать взгляд более глубоким, и которые невозможно убрать, выглядят, как грубо наложенная декоративная косметика. А в чёрно-белом варианте это смотрится совершенно натурально.

– Именно поэтому вас затрясло?

– Да, меня шокировало то, что я увидела. Папа превратился… Я не хочу говорить, в кого он превратился, но это действительно ужасно. И потом, эти яркие шарфики под его чёрный костюм. Раскрасили всё что могли. Никогда в жизни художником, режиссёром и оператором не были бы выбраны такие шарфики и такие костюмы. Всё было бы приглушённых тонов, в стилистике эпохи, совсем не таким, как в этой переделке. И потом, у папы в жизни яркие голубые глаза. А там они у него чёрные. Нас даже кто-то всерьёз уверял, что глаза раскрасить невозможно, но в картине «В бой идут одни «старики» мы увидели, что это не так. Там у всех яркие, цветные глаза. Кстати, та картина, на мой взгляд, не испорчена в отличие от «Семнадцати мгновений весны».

– То есть вы считаете, что в принципе старые ленты можно раскрашивать?

– Наверное да. То есть я хочу сказать, что не причисляю себя и папу к ретроградам, из тех, кто скажет: ничего красить нельзя, и точка. В искусстве, культуре не может быть каких-то общих правил, кроме одного: всё должно быть высокопрофессионально. И если вы берётесь что-то делать, вы должны я не говорю улучшить, но хотя бы не испортить. А для этого должна быть назначена экспертная комиссия на уровне Министерства культуры и Госкино. Народ, конечно, не сможет решать такие профессиональные вопросы, даже когда речь идёт о народном кино, но люди искусства должны быть к принятию таких решений причастны.

Необходимо сделать экспертизу, посмотреть, можно ли произвести такие работы, а если нельзя, закрыть этот вопрос.

А когда это делается без разрешения, хочется спросить: кто же у нас охраняет памятники искусства? В данном случае – золотой фонд нашего кинематографа? Ведь даже в рядовых картинах, когда их сдают Госкино, сегодняшние кинематографисты ничего не имеют права исправить. Сдали картину государству – и ни режиссёр, ни кто бы то ни было другой не может в ней ничего изменить.

– То есть если Лиознова сказала людям, занимавшимся раскраской: делайте что хотите, – это было неправомочно?

– Да, потому что картина принадлежит государству.

– Но что такое в данном случае государство? Безвестные чиновники среднего звена, которым ничего не стоит дать разрешение на подобный проект? Работа длилась три года, и в ней были задействованы специалисты пяти стран: России, Китая, США, Индии и Южной Кореи. Для большинства из них ни стилистика картины, ни её история не имеют никакого значения. Они просто получили деньги за большую работу. И немалые деньги.

– Я видела по телевизору, что красили-то как раз корейцы и китайцы.

– Странно, не правда ли? Почему привлекли к этой работе именно специалистов, которым по большому счёту нет дела до того, о чём фильм? Ведь он их нисколько не затрагивает. Так и тянет предположить, что бюджет, выделенный на эту работу, что называется, распилили, а оставшиеся средства были столь незначительны, что пришлось нанять специалистов подешевле.

– Не берусь утверждать, но, думаю, примерно так и есть.